довольные собой.
Мейнт". Я думал, что упаду в обморок. Все поплыло перед глазами. Так
бывает, когда целый день пролежишь на диване и вдруг резко встанешь.
Голос, назвавший их имена, эхом отдавался от стен. Я оперся на плечо
сидевшего передо мной и тут спохватился, что это Андре де Фукьер. Он
обернулся. Я в страшном смущении пробормотал: "Извините". Но руки с его
плеча снять не мог. Только подавшись назад и борясь с одолевавшим меня
оцепенением, мне с превеликим трудом удалось поднести ее к сердцу. Я не
видел, как они подъехали. Мейнт остановил машину перед жюри. Зажег фары.
Состояние слабости у меня сменилось крайним возбуждением, и все чувства
обострились. Мейнт трижды просигналил, я заметил, что большинство судей
пришло в некоторое замешательство. Даже у Фукьера проснулся интерес.
Даниэль улыбался, но, по-моему, притворно. Что это за улыбка? Какая-то
застывшая гримаса. Они сидели в машине. Мейнт помигал фарами. Зачем?
Включил дворники. Лицо Ивонны было невозмутимым и непроницаемым. И вдруг
Мейнт прыгнул. Среди судей и зрителей послышался гул одобрения. Этот
прыжок не шел ни в какое сравнение с его "репетицией" в пятницу. Мейнт не
просто перемахнул через дверцу, нет, он взметнулся вверх, резко перебросил
ноги и с легкостью приземлился, стремительный как молния. Почувствовав,
сколько злости, напряжения и дерзкого вызова в этом движении, я
зааплодировал. Он обходил машину, то и дело замирая с опаской, будто по
минному полю. Судьи следили за ним, затаив дыхание, поверив в реальность
угрожавшей ему опасности, и, когда он наконец открыл дверцу, все вздохнули
с облегчением.
она не стала ходить взад-вперед перед жюри, как делали все предыдущие
конкурсантки. Она просто облокотилась о капот, обводя насмешливым взглядом
Фукьера, Хендрикса и всех прочих. Внезапно она сорвала с головы тюрбан и
легким взмахом руки бросила его за спину. Откинула со лба пряди
рассыпавшихся по плечам волос. Пес вскочил на крыло "доджа" и улегся на
нем в позе сфинкса. Она небрежно погладила его. Мейнт уже ждал за рулем.
картина. Ее улыбка. Рыжие волосы. Рядом белый в черных пятнах пес. И
Мейнт, едва различимый за ветровым стеклом автомобиля. И зажженные фары. И
яркий солнечный свет.
Села в машину. Пес так безмятежно вскочил на заднее сиденье, что теперь,
прокручивая в памяти все подробности, я вижу этот момент как бы в
замедленной съемке. И "додж" - хотя, может быть, на этот раз память мне
изменяет - задом наперед пересекает площадку. Мейнт (тоже как в
замедленной съемке) бросает розу. Она попадает прямо в руки Даниэлю
Хендриксу. Какое-то время он тупо смотрит на нее, не зная, что с ней
делать, не решаясь даже положить ее на стол. Потом с глупым смешком
протягивает ее своей соседке, неизвестной мне темноволосой даме, кажется,
жене туристического президента или президента шавуарских игроков в гольф.
Или же - как знать? - самой мадам Сандоз.
машет рукой судьям. Кажется, даже посылает им воздушный поцелуй.
вежливо просят нас отойти чуть дальше, чтобы обсуждение проходило в тайне.
Перед каждым из судей лежал список участников. И по ходу дела они
выставляли каждой паре оценки.
вместе. Широкоплечий и полный Хендрикс тщательно перемешивает бумажки
своими на удивление маленькими холеными ручками. Ему доверен также подсчет
голосов. Он зачитывает фамилии и количество баллов: Атмер - 14, Тиссо -
16, Ролан-Мишель - 17, Азуэлос - 12, - остальное, как бы ни напрягал слух,
я так и не расслышал. Мужчина с завитушками и ртом лакомки записывает
цифры в блокнот. Обсуждение проходит очень оживленно. Особенно горячатся
Хендрикс, брюнетка и человек в завитушках. Последний постоянно улыбается -
думаю, в основном затем, чтобы выставить напоказ ряд великолепных зубов, -
и поглядывает по сторонам в полной уверенности, что всех очаровал, часто
моргает, видимо, изображая простодушное восхищение. Облизывается
плотоядно. Сластолюбец. И, как говорится, "продувная бестия". В общем,
достойный противник Хендрикса. Должно быть, они всегда дерутся из-за баб.
Но сейчас оба - серьезные и ответственные официальные лица.
надменной усмешкой что-то чертит на листке. Что ему грезится? О чем он
вспоминает? Быть может, о последней встрече с Люси Деларю-Мардрюс?
Хендрикс, почтительно склонившись над ним, что-то спрашивает. Фукьер
отвечает, даже не взглянув на него. Затем Хендрикс "просит высказаться"
господина Гамонжа (или Гаманжа), киношника, сидящего за последним столиком
справа. Возвращается к кудрявому. Некоторое время они ожесточенно спорят,
до меня долетает много раз повторенное: "Ролан-Мишель". Наконец господин в
кудряшках подходит к микрофону и провозглашает холодно:
самый безупречный вкус.
Вдруг они уехали без меня?
разницей в один голос у наших уважаемых Ролан-Мишелей (произнеся по слогам
"у-ва-жа-е-мых", он переходит буквально на женский визг), всем известных и
всеми любимых, чья неиссякаемая бодрость заслуживает всяческих похвал и
которым лично я бы присудил награду, кубок за безупречный вкус... - он
ударил кулаком по столу и взвизгнул еще оглушительней, - выиграли... (он
выдержал паузу) мадемуазель Ивонна Жаке и доктор Рене Мейнт.
дети прибежали с пляжа и ждут их вместе со взрослыми в чрезвычайном
возбуждении. Оркестр "Спортинга" занимает свое место под белым навесом в
зеленую полоску посреди террасы. Настраивает инструменты.
выруливает к террасе. Она выскакивает из машины и в страшном смущении
приближается к жюри. Бурные аплодисменты.
целует ее в обе щеки. Потом подходят остальные и начинают поздравлять ее.
Сам Андре де Фукьер жмет ей руку, а ей и невдомек, кто этот старый
господин. Мейнт нагоняет ее. Обводит глазами террасу "Спортинга". Сейчас
же находит меня. Кричит: "Виктор! Виктор!" - и машет мне рукой. Я бегу к
нему. Он так меня выручил. Хочу поцеловать Ивонну и не могу: ее окружили
со всех сторон. Несколько официантов, держа каждый по два подноса с
бокалами шампанского, пытаются протиснуться в толпе. Все чокаются, пьют,
галдят, ярко светит солнце. Мейнт стоит рядом со мной и молчит, выражения
его глаз не видно за темными стеклами. В двух шагах от нас очень
оживленный Хендрикс знакомит Ивонну с брюнеткой, киношником Гамонжем, или
Гаманжем, и еще с кем-то. Но она задумалась о другом. Неужели обо мне? Я
не смею и помыслить об этом.
спрашивает у нас с Мейнтом, какое "музыкальное произведение" следует
исполнить в честь "очаровательной победительницы". Мы было пришли в
замешательство, я вдруг вспоминаю, что в настоящий момент я русский,
господин Хмара, и, почувствовав тоску по цыганщине, заказываю "Очи
черные".
И, само собой, Ивонна будет королевой бала. Она решила надеть платье из
золотистой парчи.
это был не кубок, а статуэтка танцовщицы, вставшей на пуанты; на подставке
- надпись готическими буквами: "Кубок "Дендиот", I премия". И дата.
случая.
дорогу до Вуарена он издевался над членами жюри. Кудрявого звали,
оказывается, Раулем Фоссорье, он ведал туристическим обслуживанием.
Брюнетка была женой президента шавуарских игроков в гольф и действительно
неровно дышала к "жирной свинье" Дуду Хендриксу. "Этот тип, - возмущался
Мейнт, - уже тридцать лет строит глазки прекрасным лыжницам". (Совсем как
герой Ивонниного фильма, подумал я.) Хендрикс в 1943 году был чемпионом
сборной и соревнований "Серны" в Межеве, но в пятьдесят лет и он из
Аполлона превратился в сатира. Рассказывая, Мейнт то и дело обращался к
Ивонне с неприятной насмешливой улыбкой: "Верно я говорю? Ведь верно?"
Будто на что-то намекая. На что? И откуда они с Ивонной знают такие
подробности об этих людях?
жидкими аплодисментами. Хлопали лишь несколько человек за одним из
столиков, во главе которого сидел Хендрикс. Он приветственно махал нам.
Фотограф ослепил нас вспышкой. Хозяин, вышеупомянутый Пулли, почтительно
усадил нас и через некоторое время преподнес Ивонне орхидею. Она
поблагодарила.
честь, мадемуазель. Ура! - проговорил он с сильным итальянским акцентом.
Затем поклонился Мейнту.