ответил мужской голос:
не хватило мужества.
места. Я хорошо знал Париж и, если бы был пешком, выбрал бы наикратчайший
путь до Мюэт, но на машине я блуждал. Я давно не сидел за рулем и не знал,
на каких улицах одностороннее движение. Решил ехать прямо, никуда не
сворачивая.
поехал по пустынному бульвару Мюра. Я мог бы не останавливаться на красный
свет, но мне нравилось соблюдать правила. Ехал я медленно, беспечно,
словно летним вечером вдоль берега моря. Светофоры посылали свои
загадочные и дружеские сигналы только мне.
Булонского леса, там, где фонари оставляли зону полумрака. Обе окованные
стеклянные створки входной двери были освещены. Как и окна последнего
этажа. Окна эти были распахнуты, и на одном из балконов виднелось
несколько фигур. Я услышал музыку и неясный шум разговора. Перед домом
останавливались автомобили, и я понял, что вылезавшие из них и входившие в
подъезд люди поднимались на последний этаж. В какой-то момент кто-то
склонился с балкона и окликнул пару, уже входившую в подъезд. Это был
женский голос. Он сообщил паре, на какой этаж им подниматься. Но это не
был голос Жаклин; по крайней мере, я его не узнал. Я решил больше не
стоять в засаде, а подняться наверх. Если прием действительно у Жаклин, то
какова будет ее реакция на неожиданное появление человека, о котором она
ничего не слышала пятнадцать лет. Мы были знакомы очень недолго -
три-четыре месяца. Но она, конечно же, не забыла этот период... Если
только ее нынешняя жизнь не стерла его, как слишком яркий свет прожектора
отбрасывает во мрак все, что находится за пределами радиуса его действия.
рукой на балконы последнего этажа. Я присоединился к ним в тот момент,
когда они входили в дом. Двое мужчин и женщина. Я поздоровался с ними. У
них не возникло никакого сомнения: я тоже приглашен туда, наверх.
француженкой. Они были чуть старше меня.
нахмурила брови.
остановился.
я услышал гам и музыку. Нам улыбнулся мужчина с зачесанными назад
каштановыми волосами и смуглым лицом. Он был в бежевом полотняном костюме.
"Добрый вечер, Дариус". Я молча пожал ему руку, но он вроде не удивился
моему присутствию.
стояли группки гостей. Дариус и те трое, с которыми я поднялся на лифте,
направились к одному из балконов. Я не отставал от них ни на шаг. На
пороге балкона их перехватила какая-то парочка и между ними завязался
разговор.
уселся на краю дивана. На другом его краю тесно прижавшись друг к другу
сидели двое молодых людей. Они приглушенно разговаривали. Никто не обращал
на меня ни малейшего внимания. Я пытался найти Жаклин во всей этой толпе.
Я наблюдал за этим Дариусом, на пороге балкона. Очень стройный в своем
бежевом костюме. Я бы ему дал лет сорок. А может Дариус - муж Жаклин? Гам
разговоров заглушала музыка, доносившаяся, кажется, с балконов.
ошибся этажом. Я даже не был уверен, что она живет в этом доме. Теперь
Дариус стоял посреди гостиной, в нескольких метрах от меня, с очень
грациозной блондинкой, слушавшей его крайне внимательно. Время от времени
она смеялась. Я прислушался, чтобы выяснить на каком языке она говорит, но
ее слова заглушала музыка. А почему бы не подойти прямо к этому человеку и
не спросить его, где Жаклин? Он откроет мне своим низким и любезным
голосом тайну, которая на самом деле вовсе не тайна: скажет, знает ли он
Жаклин, его ли она жена или на каком этаже живет. Вот и все, куда уж
проще. Он стоял лицом ко мне. Теперь он слушал блондинку и его взгляд
случайно остановился на мне. Сначала мне показалось, что он меня не видит.
А потом он дружески помахал мне рукой. Кажется, он был удивлен тому, что я
сижу один на диване и ни с кем не разговариваю. Но я чувствовал себя куда
удобнее, чем тогда, когда вошел в квартиру; передо мной возникло
воспоминание пятнадцатилетней давности. Мы с Жаклин приехали на лондонский
вокзал Чарринг Кросс около пяти вечера. Взяли такси и поехали в гостиницу,
случайно выбранную в путеводителе. Ни я, ни она не знали Лондона. Когда
такси поехало по Молл и передо мной открылась эта окаймленная тенистыми
деревьями авеню, двадцать первых лет моей жизни рассыпались в прах, как
груз, как наручники или доспехи, от которых я и не мечтал избавиться. Но
это произошло: ото всех этих лет ничего не осталось. И если счастье - это
то легкое опьянение, которое я испытывал в тот вечер, то впервые за свою
жизнь я был счастлив.
сторону Эннисмор Гарденс. Мы шли вдоль ограды запущенного сада. С
последнего этажа одного из домов доносились музыка и голоса. Окна были
распахнуты, и на свету вырисовывалась группа фигур. Мы стояли, прижавшись
спиной к забору сада. Один из гостей, сидевший на решетке балкона, заметил
нас и жестом пригласил подняться. Летом в больших городах люди, давно
потерявшие друг друга из виду или совсем не знакомые, встречаются однажды
вечером на какой-нибудь террасе, а потом снова теряют друг друга. И ничто
не является по-настоящему важным, ничто не имеет истинного значения.
вопрос, почему я нахожусь в его квартире.
хорошая мысль привести меня к вам...
успокоить, я сказал как возможно более ласковым голосом:
балконах?
Прекрасный случай спросить его, не зовут ли жену Жаклин, но я не
осмелился.
принимал меня у себя и не хотел, чтобы я сидел в одиночестве на диване,
поодаль от других гостей.
не говорил.
читал какую-нибудь из них.
такие серьезные темы.
разбежались из-за меня.
противоположной стены. На белом диване, таком же, как тот, где я сидел с