сигареты у стойки. Потом села на банкетку. Заметила чемодан. Положила
локти на столик и протяжно вздохнула.
Хотела убежать в конце ужина, но они могли увидеть с террасы ресторана,
как она направляется к стоянке такси или к метро.
потащили ее выпить по рюмочке неподалеку в баре одной гостиницы,
"Каштаны". В "Каштанах"-то ей и удалось от них оторваться. Она тут же мне
позвонила из одного кафе на бульваре Курсель.
делала с Ван Бевером на улице Кюжас. Она продолжала кашлять взахлеб.
сказала:
был согласен.
Ботанического сада и перейти Сену. Оба мы оказались на дне, и настал
момент оттолкнуться от ила и подняться на поверхность. Там, в "Каштанах",
Карто, наверное, уже беспокоится об отсутствии Жаклин. А Ван Бевер, может
быть, еще в Дьепе или в Форж.
расплачется. Я понял, что она хочет, чтобы мы уехали вдвоем, для того,
чтобы порвать с определенным периодом своей жизни. Я тоже оставлял за
собой серые и неопределенные годы, прожитые мной до тех пор.
Фигура в саржевом пальто навеки застынет в той зиме. В памяти будут
мелькать слова: пятерка без цвета. А еще в нее будет возвращаться брюнет в
сером костюме, с которым я был едва знаком и не знал, дантист он или нет.
она мне дала, и положил на стол.
слышалось потрескивание неоновых ламп. Их свет резко контрастировал с
черными окнами террасы. Слишком яркий свет, словно предвестие будущих
весен, будущего лета, будущих лет.
кафе, в неоновом свете, жизнь еще была лишена малейшей тяжести, и так
легко было пуститься в бегство. Пробило полночь. Хозяин кафе направился к
нашему столику, чтобы сказать, что кафе Данте закрывается.
книги по зубной хирургии и машинку для скрепок. Жаклин была разочарована
тем, что пачки такие тонкие.
Лондон. Чемодан мы оставили в камере хранения на Северном вокзале.
маркой и послал квитанцию камеры хранения Карто, по адресу бульвар Осман,
дом 160. В записке я написал, что обещаю возвратить ему деньги в очень
скором будущем.
в браке, чтобы поселиться в гостинице. В конце концов мы оказались в
каком-то семейном пансионе в Блумсбери. Хозяйка сделала вид, что приняла
нас за брата и сестру. Она предложила нам комнату, служившую курительной
или читальней: там стояли три дивана и книжный шкаф. Только на пять дней,
и плата вперед.
которого выходил на Марбл Эрч. К администратору мы обратились по очереди,
словно друг с другом не знакомы. Но и оттуда пришлось съехать через три
дня, когда они поняли обман.
Гайд-Парка и вышли на авеню Сассекс Гарденс, ведшую к Паддингтонскому
вокзалу. По левой стороне было полно маленьких гостиниц. Мы выбрали первую
попавшуюся. На сей раз у нас даже не попросили документов.
гостиницу, в перспективе очутиться в номере, где мы жили словно беглецы,
до тех пор, пока позволит хозяин.
Гарденс. Ни один из нас не испытывал ни малейшего желания вернуться в
Париж. Отныне нам невозможно было появиться на набережной Турнель или в
Латинском квартале: запретная зона. Конечно, Париж большой, и мы прекрасно
могли бы сменить квартал, без риска натолкнуться на Жерара Ван Бевера или
на Карто. Но лучше было не возвращаться в прошлое.
Петером Рахманом и Микаэлем Савундрой? Недели две, наверное. Две
бесконечных недели, на протяжении которых лил дождь. Чтобы убежать от
нашего номера с покрытыми пятнами плесени обоями, мы ходили в кино. А
потом гуляли, непременно по Оксфорд Стрит. Доходили до Блумсбери, до
улицы, где находился семейный пансион, в котором мы провели нашу первую
ночь в Лондоне. А потом снова шли по Оксфорд Стрит в обратном направлении.
бесконечно ходить под дождем. На худой конец, мы могли пойти еще раз в
кино или войти в большой универмаг или в кафе. Но в конце концов все равно
пришлось бы решиться на возвращение на авеню Сассекс Гарденс.
Темзы, я почувствовал, что меня охватывает паника. Был час пик: поток
жителей пригорода направлялся к вокзалу по мосту Ватерлоо. Мы шли по мосту
им навстречу, и я испугался, что людской водоворот унесет нас обратно. Но
нам удалось вырваться. Мы сели на скамейку на Трафальгарской площади. По
дороге мы не обменялись ни словом.
сохранить спокойствие. Перспектива вернуться в гостиницу, снова оказаться
в толпе на Оксфорд Стрит, угнетала меня. Я не осмелился спросить ее,
испытывает ли она тот же страх. И сказал:
мог.
немного кашляла, как в Париже. Я с сожалением вспомнил о набережной
Турнель, о бульваре Осман и вокзале Сен-Лазар.
погружена в свои мысли. Забыла о моем присутствии. Перед нами стояла
красная телефонная будка, из которой только что вышла какая-то женщина.
отчаяние, которое тоже, наверняка, испытала, пока мы шли по Стрэнду к
Трафальгарской площади.
увидел адрес на конверте.
но больше мы никогда к этой теме не возвращались. Может, она заговорила об
этом теперь для того, чтобы меня успокоить. Нет, она решительно была куда
хладнокровнее меня.
денег. Но она ничуть не смутилась:
оказались в какой-нибудь деревенской дыре...
мне гораздо безопаснее. Я смотрел на бьющую из фонтанов воду, и это стало
меня успокаивать. Ведь не обязаны же мы вечно оставаться в этом городе и
тонуть в толпе на Оксфорд Стрит. У нас была очень простая цель: найти
немного денег, чтобы поехать на Майорку. Это совсем как выигрышная
комбинация Ван Бевера. Вокруг нас было столько улиц и перекрестков, что
это повышало наши шансы. В конце концов нам непременно повезет: мы
встретим счастливый случай.
Холланд Парк и Кенсингтон.