Чтение 73–й страницы книги ~Падение "Вавилона"~

мной и брюнеткой хрустальную тару. Женя, обняв широко раскинутыми
руками стол, остекленелым взором косился в угол потолка,
напоминая своей римской челочкой, прилипшей к потному лбу,
отравленного на пиру патриция. Над ним со звоном сошлись бокалы,
и шипучее вино пролилось на голову его.

Отметив с домохозяевами перспективу грядущего им миллиона, я забрал
из "кадиллака" пакеты с продуктами, поднялся в свою комнату и
нырнул в постель.

За окном разыгралась январская непогода. Повалил снег,
засвистала, колотясь в окно белой крупой, метель.

Я подумал о том, что завтра надо обязательно позвонить
Ингред, потом вспомнил казарму в поселке Северный, Басеева,
озлобленного жизнью и лично мной, комбата... Как давно это было!
Да и было ли?..

И наконец погрузился в сон, прислушиваясь к шуму ветра и
естественному движению стихии.

Утречком, надев спортивный костюм и кроссовки, я вышел на
заснеженную улицу, искрящуюся солнцем, и побежал трусцой к
океану, наслаждаясь звенящей чистотой морозного тяжелого воздуха.

Что-что, а воздух Америки мне нравился: ничего постороннего в
нем не ощущалось, экологию здесь блюли, понимая, видимо, что
окружающая среда персональной не бывает и отсутствие здоровья не
компенсируешь никакими долларами.

Я выбежал на знакомую дощатую набережную и помчался по ней,
минуя Брайтон, к аттракционам на Кони-Айленд, где виднелась
ажурная конструкция парашютной вышки.

Настил упруго проминался под эластичными подошвами, ветер колко
врезался в разгоряченное лицо, сердце, казалось, подгоняло:
прибавь ходу! - и мне мерещилось, что, оттолкнись я сейчас
посильнее от досок, и - улечу в словно зовущее меня бездонное
пространство неба, слитое с океаном, подернутым голубоватой
рассветной дымкой.

От дома до Кони-Айленд и обратно я отмахал миль семь, если не
больше, однако ничуть не устал, а лишь взбодрился и вернулся с
опьяняющим ощущением какого-то кристально ясного восприятия мира
и с ощутимо разыгравшимся аппетитом.

У дома попыхивал беловатым дымком разогревавшийся "кадиллак".
Я заглянул в салон. На сиденье водителя узрел Евгения, одетого в
добротное теплое пальто. Из разреза пальто выбивался галстук в
каких-то болотных разводах.

Женя пребывал в оцепенелой дреме, поклевывая носом. Поля шляпы
прикрывали выбритое дряблое лицо. По всему чувствовалось, белый
офицер страдал общим воспалением всего организма и в мозгах его
бушевало цунами.

Я постучал в боковое оконце. Голова в шляпе испуганно
дернулась, и на меня уставились знакомые темные очки, не
способные скрыть разлившееся по вспухшей скуле фиолетово-бордовое
зарево обширного синяка.

- Привет, - еле ворочая языком, произнес Женя. - Видишь, что
случилось... Упал вчера в яму. Сейчас еду на экспертизу. Потом в
суд. Я этих строителей гадских...

- Женя, - сказал я. - Ты, вообще-то помнишь, что было?

- Жду, - вздохнул он, стыдливо отвернувшись. - Вспышек
памяти. Или сведений со стороны.

- Ну, за ужин я заплатил, так что можешь вернуть мне свой
"первый полтинник", - заметил я и, не дожидаясь ответа,
последовал в свои апартаменты.

Пока закипало кофе и жарилась яичница, я позвонил Ингред в
Берлин. Моя любимая пребывала в состоянии крайней подавленности,
и занимал ее единственный наболевший вопрос: когда же наконец я
вернусь? Заверив, что как только, так сразу, и, отключив телефон,
я призадумался, решив в итоге посвятить грядущий день
иммиграционным проблемам.

Рекомендованный Олегом адвокат, с которым я связался, назначил мне встречу
в своем офисе в полдень.

Вскоре поезд подземки пересекал перекинутый через Ист Ривер мост,
приближаяясь к столице мира - Манхэттену, и я очумело таращился
на примкнутые друг к другу стеклянные кубы небоскребов делового
центра, грандиозных в своем монументальном величии и, по сути,
наверное, олицетворяющих Америку; это были ее главные храмы,
цитадели жрецов Большого Американского Бакса - главного здешнего
идола...

Адвокат - пожилой, седовласый, с розовенькими щечками - заверил,
что дело мое абсолютно и безусловно выигрышное, потребовав две
тысячи долларов за все услуги: первую тысячу - авансом, вторую -
по окончанию хлопот. Я выразил полнейшее согласие, отсчитав
деньги, после чего подписал бланки иммиграционных форм, ответив
на уточняющие вопросы секретаря адвоката; был сфотографирован,
дактилоскопирован и, обнадежившись положительным результатом
будущей бюрократической волокиты, вышел на знаменитый Бродвей, на
поверку оказавшийся очень длинной, но ничем не примечательной
узкой улицей с односторонним движением.

Пожалуй, только здесь я и услышал чистую американо-
английскую речь. В Бруклине, плотно оккупированном русскоязычной
публикой, она становилась редкостью.

Я шел по Манхэттену, очарованный его ослепительными
витринами, громадами зданий, устремленных в далекую небесную
высь, мимо бесчисленных баров, пиццерий, кафешек, ресторанчиков,
магазинов, забитых всеми товарами мира, в запахах жареной
кукурузы, орехов, горячих сосисок и шашлыков, с ликованием
сознавая: да, я в Америке, однако - то и дело ощупывая в кармане
пальто бумажник, ибо восторги восторгами, но столица мира со дня
своего основания принадлежала гангстерам - мелким и крупным, а
потому зевать тут не следовало, соблюдая равновесие между
лирическим настроем души и холодной бдительностью рассудка.

Внезапно передо мной возникла вывеска: "Клуб карате".

Я машинально толкнул дверь и очутился в небольшом холле,
застланном бежевым ковровым покрытием, с угловой стойкой из
черного дерева, за которой находился менеджер-японец в идеальной
белой рубашке с крикливо-цветастым галстуком глубокой тропической
расцветки.

Я поздоровался, спросив, могу ли побеседовать с хозяином
клуба.

- У вас назначена встреча?

- Нет, - сказал я, понимая, что нарушаю принятый этикет.

Менеджер замялся, но тут в холле появился еще один японец - пожилой,
лысый, также в белой рубашке, правда, без галстука.

- Вот, прошу... - указал мне на него менеджер, - мистер
Накаяма...

Я изложил японскому мистеру следующее: профессионально
занимался восточными единоборствами, имею многопрофильную
подготовку, готов на все, кроме измены Родине, которой, в общем-
то, и нет...

- Вы ищете работу? - подытожил японец, хмуро глядя мимо
меня.

- Я ищу хороший клуб, - ответил я. - А остальное -
приложится.

- У нас заведение не для дилетантов, - сказал Накаяма. -
Здесь занимаются профессионалы.

- Значит, я попал в нужное место, - нагло заявил я.

Японец испытующе осмотрел меня с головы до пят. Осмотр, видимо,
его удовлетворил.

- Ну пошли, - безучастно произнес он. - Вы готовы к
проверочному бою?

- Всегда готов, - абсолютно искренне отозвался я.

Накаяма провел меня в раздевалку, выдав чистое кимоно и кожаный
шлем.

Я переоделся, и мы прошли в один из залов с зеркальными
стенами и с татами.

- Будете разминаться? - спросил Накаяма.

Я, памятуя сегодняшний кросс, ответил, что нахожусь в
надлежащей форме, и только прокачался на продольном и поперечном
шпагатике, после чего японец исчез за дверью, вернувшись с каким-
то здоровенным черным парнем баскетбольного роста, наказав ему:

- Попробуй, как он тебе... Только аккуратно.

Парень понятливо кивнул. Оценив длину рук и ног противника, дающие
ему явное преимущество в дистанционном бою, я спросил хозяина
клуба, каковыми будут правила поединка.

- Болевые в стойке, удушения, возня в партере... - уточнил я
приемы, в карате не принятые. - Это применимо?

- Даже интересно, - молвил японец.

Следует заметить, что я давно выработал для себя собственную
концепцию боя: если противник, к примеру, делает основную ставку
на удар и владеет им виртуозно, надо подгребать к нему с другой
стороны, работая на сближение, полностью лишающее его
преимущества, а если же имеешь дело с каким-нибудь репейничком,
поднаторевшим, скажем, в джиу-джитсу, глуши его точным и резким
выпадом ноги в уязвимые места, не подпускай близко, изматывай и
отслеживай возможный захват своих конечностей, сулящий жесткий