спасти.
закончил.
надежде на твое великодушие и справедливость. Но ты отказала
ей! И она в отчаянии кинулась обратно в Вайверс. Что случилось
с ней в пути, тебе известно.
замкнутоотчужденным, но глаз она не отводила.
запрет? Теперь остается только гадать. Но кто-то решил, что
такое возможно. Кто-то, кто предан тебе всей душой и кто из
вашего с ней разговора понял, что она представляет для тебя
угрозу. Кто-то испугался, выследил ее и заставил замолчать
навеки. Нет, нет, конечно, это не твоих рук дело. Для такой
работы есть слуги. Но скажи по совести, шепнула ты им на ухо
словечко?
может, они прочли это на моем лице. Но в таком случае лицо их
обмануло. Я не стала бы причинять ей зла.
грумы, и отец, и сын, оба были готовы без лишних слов отдать за
тебя жизнь, как без лишних слов один из них пошел на убийство
ради тебя. Их ведь уже нет здесь? Оба исчезли. Вернулись в
Гэльс? Навряд ли, слишком близко. А сколько отсюда до самого
дальнего манора твоего сына?
произнесла Аделаис. -- Что же до того, кто из них двоих
совершил преступление, предотвратить которое было в моих силах,
этого я не знаю и знать не хочу. Я запретила им говорить мне об
этом. К чему? В этом преступлении, как и во всех прочих,
повинна я одна, и я не желаю ничего перекладывать на других.
Да, я велела им уехать отсюда. Они не должны расплачиваться за
мои долги. Похоронить Эдгиту с почетом -- слабое утешение.
Исповедь, покаяние, даже отпущение грехов никого не воскресят к
жизни.
Кадфаэль. -- И кроме того, я думаю, что все эти годы ты платила
сполна -- не меньше, чем сам Хэлвин. От меня ведь не укрылось
твое лицо, когда он явился перед тобой жалким калекой. У меня
до сих пор в ушах звучат твои слова: "что ч тобой сделали?!" Ту
кару, что ты обрушила на него, ты обрушила и на саму себя, и
встав на этот путь, ты уже не в силах была свернуть с него. Но
сейчас ты можешь наконец получить избавление, если захочешь
спасти свою душу.
он будет говорить. Он чувствовал это по ее сдержанному
самообладанию. Она готовилась: уединившись здесь, в полутемной
комнате, она ждала указующего перста Господня.
капли крови Вайверсов. Ей ничто не мешает выйти замуж за
Росселина. Другой вопрос, не заблуждаются ли они в своем
стремлении назвать друг друга мужем и женой? Бог весть. Но с
них должно быть снято обвинение в порочном кровосмесительном
чувстве. Хэлвин и Бертрада сейчас вместе в Фарвелле -- они
могут объясниться и примириться, их измученные души наконец
обретут покой, и с ними Элисенда, их дитя, и правда так и так
уже вышла на свет Божий.
что рано или поздно этот час наступит; да, она намеренно
закрывала глаза, не желая признаться в этом даже себе самой, но
час настал. Больше прятаться она не могла. Да и не такой она
была человек, чтобы, приняв решение, перекладывать все самое
тяжелое и трудное на других или останавливаться на полпути.
Нет, она привыкла идти до конца во всем, и в благом, и в худом.
простор и время для раздумий, и оттуда наблюдал за ней: какая
безупречная выдержка и какой горестный след оставили
восемнадцать лет молчания, восемнадцать лет бережно и
безжалостно хранимой ненависти, замешанной на любви. Первые
слова, которые услышал он от нее даже в этой чрезвычайной
ситуации, были о Хэлвине. А разве мог он забыть, как дрогнул от
боли ее голос, когда она в ужасе вскрикнула: "Что с тобой
сделали?!"
шагом подошла к окну, раскрыла ставни и впустила в комнату
свежий воздух, свет и холод. Она немного постояла, глядя на
притихший двор, бледное небо с редкими облачками и едва
зазеленевшие кроны деревьев за оградой. Когда же она вновь
повернулась к нему и он увидел ее лицо при ярком свете дня, его
зрение как бы раздвоилось: с одной стороны, он ясно видел ее
неувядающую красоту, а с другой, не мог не замечать, какие
разрушения причинило ей время -- некогда стройная, длинная шея
сморщилась, в локонах черных волос появились седые,
пепельно-серые пряди, у рта и возле глаз собрались морщины, на
щеках проступила тоненькая сеточка кровеносных сосудов,
безвозвратно испортивших ровную, матовую, как слоновая кость,
кожу. Он опять подметил, что она сильная, за жизнь будет
цепляться до последнего и уйдет из нее нелегко. Ей суждена
долгая жизнь, и она будет яростно восставать против нелепых
унижений старости, пока смерть однажды не возьмет над ней верх,
одновременно принеся с собой избавление. Сама природа создала
Аделаис такой, что искупительное страдание было ей обеспечено.
предлагал ей нечто, с чем она была категорически не согласна.
-- Нет, я не нуждаюсь в защитниках. Что мое, то мое, и я ни с
кем делиться не намерена. Все, что должно быть сказано, я скажу
сама. Я и никто другой! Было бы это сказано, если бы на моем
пути не встретился ты -- спутник Хэлвина с внимательными
глазами, в которых ничего нельзя прочитать, -- откуда мне
знать? И ты не знаешь. Да теперь это и неважно. Все, что
требуется, я сделаю сама.
вроде без надобности.
свидетелем. Несправедливо лишать тебя удовольствия наблюдать
развязку. Да решено! -- сказала она, загораясь. -- Ты поедешь
со мной и сам увидишь, чем все закончится. В конце концов, это
мой долг перед тобой, как смерть -- перед Создателем.
нет? Ему все равно надо было возвращаться в Фарвелл, и дорога
через Вайверс его вполне устраивала. Ну, и кроме того, уж если
она что решила, то тут никаких возражений и проволочек быть не
могло!
со шпорами, хотя все последние годы она путешествовала, чинно
восседая позади кучера, как и подобало благородной даме ее
возраста и положения. Но на сей раз она предпочла отправиться
верхом и сидела в седле с непринужденностью заправского
наездника, прямо и без напряжения, рука с поводьями небрежно
опущена. Скакала она быстро, но без спешки, решительно
приближаясь к намеченной цели, как будто там ее ждала победа, а
не поражение.
возникнет ли у нее в последний момент желания частично утаить
правду, оставить себе какую-то лазейку. Но ее сосредоточенное,
спокойное лицо говорило скорей об обратном: она не станет ни
оправдываться, ни уходить от ответственности, ни просить о
снисхождении. Что было, то было, и она намерена выложить все
без утайки. Раскаивалась ли она в содеянном?.. Никто, кроме
самого Господа Бога, не смог бы ответить на этот вопрос.
открыты, жизнь в хозяйстве, казалось, вернулась в обычную
колею, и людей на дворе было не больше, чем всегда: каждый
занимался своим делом. Несомненно, здесь получили послание
аббатисы и отнеслись к нему с доверием; по всей вероятности,
Сенред, хотел он того или нет, подчинился желанию Элисенды
побыть какое-то время в уединении под защитой монастырских
стен. И раз беглянка объявилась, Одемар и его люди могли все
силы бросить на поиски убийцы. Где им знать, что убийцы уже и
след простыл! Ночью, в метель, на пустынной лесной дороге, кто
мог видеть, как разбойник занес нож? Кто опознает душегуба? Да
если и был какой случайный свидетель, кто в здешних краях,
кроме людей самого Одемара, признал бы в злодее грума из
Гэльса?
Аделаис, и он, тотчас узнав ее, заспешил ей навстречу, чтобы