воспользоваться, то ли она была слишком тонкой, но ткань
пропиталась кровью. На прочной, но очень тонкой, глубоко
впивавшейся в тело бечевке висел тяжелый крест в оправе в виде
листьев, выглядевшей как золотая. И чего ради молодой человек
обрек себя на такую муку? Неужто он и вправду убежден, что,
истязая себя, угождает Богу или Святой Уинифред?
голос произнес:
попечитель лазарета. Он говорил, что у ебя есть мази и
бальзамы, которые могли бы мне помочь. Если, -- добавил он,
сверкая глазами, -- мне вообще что-то может помочь.
присмотреться к молодому человеку, но он, ни о чем не
спрашивая, провел обоих приятелей в сарайчик и заботливо усадил
добровольного мученика на скамью. Мэтью зашел внутрь и остался
стоять возле открытой двери, но стоял так, чтобы не
загораживать свет.
Кадфаэль, опускаясь на колени и осматривая израненные ноги, --
была ли нужда в таких мучениях?
безо всякой причины.
но ничего не сказал.
паломник и, по всей видимости, предвидя дальнейшие расспросы,
продолжил: -- Меня зовут Сиаран, мать моя из Уэльса, и я
собираюсь вернуться в родные края, дабы жизнь моя завершилась
там, где она началась. Ты видишь раны на моих ногах, брат, но
поверь: не они заставляют меня страдаь больше всего. Меня
терзает страшный, неизлечимый недуг, к счастью, он не заразный,
но, увы, я обречен.
сбитые на острых камнях ступни тампоном с очищающим настоем.
Лихорадочный блеск глубоко посаженных глаз вполне мог быть
следствием отсвета пламени, пожиравшего этого человека изнутри.
Правда, сидевший в свободной позе молодой человек не выглядел
истощенным, но болезнь не обязательно сказывается на внешности.
если и впрямь был уверен, что скоро умрет, должно быть успел
свыкнуться с этой мыслью.
бессмертной души, -- промолвил он, -- а это гораздо важнее,
нежели исцеление бренного тела. Босой и отягощенный веригами, я
поклялся пешком пройти путь до обители в Абердароне, дабы после
смерти удостоиться чести быть погребенным на священном острове
Юнис Энсли, где сама почва состоит из праха несчетного
множества святых.
добиться этого можно было бы и явившись туда обутым -- лишь бы
душа была исполнена смирения.
человек, была понятна Кадфаэлю, как и всякому, в чьих жилах
текла валлийская кровь. Абердарон расположен на самой
оконечности Ллейнского полуострова, на пустынно морском берегу,
неподалеку от почитаемого кельтской церковью острова, ставшего
для многих местом последнего упокоения. В тамошней обители
никому не отказывали в гостеприимстве.
жертвы, но, на мой взгляд, самоистязание свидетельствует скорее
о гордыне, нежели о смирении.
но уж тут ничего не поделаешь. Я связан обетом.
Мэтью. Голос его звучал отрывисто, но спокойно, глуше, чем у
Сиарана. -- Накрепко связан. Да и я тоже -- не меньше, чем он.
заметил Кадфаэль.
стоптанные, но надежно защищавшие его ноги от дорожных камней.
как и обет Сиарана.
подложив под нее сложенную тряпицу, и поднял себе на колени
другую.
искушению нарушить данный обет, -- сказал монах. -- Вы оба
исполните свой долг до конца. Но, думаю, что на время праздника
ты можешь дать отдых своим ногам, а за три дня они, гладишь, и
подлечатся, тем паче, что дорожки у нас в обители все больше
гладкие. Ну а когда ступни заживут, ты смажешь их одним
раствором -- есть у меня такой, -- чтоб они загрубели. Тогда
тебе легче будет идти дальше. Ты можешь это сделать, если,
конечно, не поклялся отвергать всякую помощь. Но такого обета
ты не давал, потому как иначе и ко мне бы не обратился. А
сейчас обожди чуток, пусть бальзам обсохнет.
обратил внимание на окровавленную полотняную тряпицу,
привязанную у Сиарана на шее. Осторожно взявшись обеими руками
за шнурок, Кадфаэль собрался было снять крест через голову
молодого человека.
рукой схватился за шнурок, а другой судорожно вцепился в крест.
-- Не прикасайся к нему! Оставь все, как есть!
будь по-твоему. Но ты можешь снять его ненадолго, пока я
обработаю ссадину. Это ж минутное дело -- что тут дурного.
на минуту, ни днем ни ночью! Оставь крест в покое!
перевяжу, -- со вздохом попросил Кадфаэль, поняв, что упрямца
не переубедить. -- Не бойся: я к кресту не притронусь. Только
позволь мне размотать тряпицу и осмотреть рану.
промолвил Мэтью. -- Если он тебя не послушает, так и будет
стонать да корчиться от боли.
от шнурка, -- из которого продолжала сочиться кровь, и принялся
за дело. Сперва он обработал порез жгучим настоем, чтобы
удалить грязь и кусочки стершейся кожи, а потом смазал его
бальзамом из липушника. Затем он вновь бережно сложил тряпицу и
обернул ею шею под шнурком.
ты обета не нарушил, и я свое дело сделал. Советую тебе при
ходьбе поддерживать крест рукой да распускать шнурок, когда
ложишься спать, -- глядишь, твоя ранка и заживет.
Сиаран, едва Кадфаэль закончил хлопотать вокруг него, тут же
осторожно поставил ступни на пол, а Мэтью ступил за порог и
дожидался друга в залитом солнцем саду. Услугу Кадфаэля они
восприняли как должное: рассыпаться в благодарностях им и в
голову не пришло.
глядя на молодых людей, -- что вы прибыли сюда в канун
праздника святой, которая сотворила немало чудес. Даже смерть
отступала перед ее несказанным могуществом, и потому, --
подчеркнул Кадфаэль, -- в ее власти даровать жизнь даже
обреченному на безвременную кончину. Помните об этом, ибо,
возможно, она слышит наш разговор.
садовую дорожку, оба настороженно посмотрели на монаха, а затем
разом повернулись и зашагали прочь. Один из них хромал.
едва успел приняться за прополку -- появились другие. Монах
решил, что они, должно быть, встретились у садовой калитки и
наверняка обменялись дружескими приветствиями -- ведь,
как-никак, они несколько дней путешествовали бок о бок.
заботливо поддерживала его под локоть, чтобы он, если вдруг
оступится, мог опереться на ее руку. Взор ее, исполненный любви
и нежности, был постоянно обращен к брату. Если судьба и
распорядилась так, что ему доставалась вся забота и ласка,
тогда как на ее долю выпадали лишь хлопоты и труды, то она,
похоже, ничего не имела против. Правда, один раз девушка
обернулась и бросила через плечо какой-то особый взгляд: на
брата она смотрела совсем по-иному.