платье сельского покроя, волосы заплетены в косы и уложены в
строгую прическу. Выглядела она свежей, словно роза, а поступь
ее, упругая и грациозная, хотя девушка и приноравливалась к
походке брата, говорила о мечтательной, пылкой натуре. Волосы
девушки, медно-золотистого оттенка, были, пожалуй, светловаты
для дочери валлийца. Темные брови дугой изгибались над большими
голубыми глазами. "Скорее всего, -- подумал монах, -- мистрисс
Вивер была недалека от истины, предположив, что молодой
человек, которому довелось подхватить в объятья эту милую
девушку, наверняка с удовольствием вспоминает этот случай и не
прочь повторить его снова. Да куда ему -- коли целыми днями
глаз не сводит с приятеля!"
подвернутой ступней бессильно болталась, едва касаясь земли.
Если бы он выпрямился во весь рост, то был бы примерно на ладон
выше сестры, но сгорбившись над костылями, выглядел даже ниже
ее. И тем не менее, решил Кадфаэль, внимательно разглядывая
приближавшегося паренька, сложен он превосходно, стройный,
широкоплечий, да и здоровая нога у него длинная и крепкая.
Правда, он худощав, мог бы быть поплотнее, но, с другой
стороны, если ночами маешься от боли, вряд ли имеешь отменный
аппетит.
лишь под конец принялся всматриваться в его лицо, обрамленное
еще более светлыми, чем у его сетры, пшеничными кудрями. У него
были светлые брови, гладкая кожа цвета слоновой кости,
прозрачные, словно хрусталь, серо-голубые глаза, опушенные
длинными темными ресницами. Лицо это было спокойным и
бесстрастным -- лицо человека, научившегося терпеливо сносить
боль и смирившегося с тем, что оа не оставит его до конца дней.
Встретившись с ним взглядом, Кадфаэль сразу понял, что юноша не
ждет от святой чудесного исцеления, как бы ни рассчитывала на
это его тетушка.
промолвила девушка. -- Надеюсь, мы тебе не помешали? Его зовут
Рун, а меня -- Мелангель.
Кадфаэль, жестом пиглашая их зайти в сарайчик. -- Знаю, что вы
проделали долгий путь. Располагайтесь поудобнее, а ты,
парнишка, садись -- мне потребуется осмотреть твою ногу.
Скажи-ка, ты, случаем, не знаешь, с чего это началось? Может, у
тебя был перелом или сильный ушиб, скажем, лошадь лягнула.
Или... костоеда у тебя не было?
сторону, а паренька развернул так, чтобы тот мог свободно
вытянуть ноги. Парнишка устремил на Кадфаэля серьезный взгляд и
покачал головой.
ответил он негромко и отчетливо уже сформировавшимся голосом.
-- По-моему, это произошло не сразу, а постепенно, но, сколько
я себя помню, нога у меня была такой, как сейчас. Говорят, что
ступня стала подворачиваться, а я -- хромать и падать года в
три-четыре.
Кадфаэль, на том самом месте, где незадолго до того дожидался
неразлучный спутник Сиарана, поспешно обернулась к монаху и
промолвила:
Вам лучше потолковать один на один, а я подожду в садике. Рун,
ты кликнешь меня, когда я понадоблюсь.
глазах юноши расцвела теплая улыбка.
славный, да и надо же тебе от меня порой отдохнуть.
мысли ее витали в каком-то другом месте -- и, убедившись, что
Рун в надежных руках, торопливо попрощалась и упорхнула. Монах
и паренек остались вдвоем. С первой минуты они почувствовали
взаимное доверие и симпатию, и казалось, что могут понимать
друг друга с полуслова.
Рун, уверенный в том, что его поймут правильно. -- Он был добр
к ней, да и ко мне тоже -- последний переход до вашей обители
он меня на закорках тащил. Он ей нравится, да и она непременно
понравилась бы ему, кабы он как следует к ней пригляделся, да
вот незадача -- он никого, кроме Сиарана, не видит.
было бы принять за простака, однако это было бы серьезной
ошибкой. У него что на уме, то и на языке, -- мелькнуло у
Кадфаэля, -- хотелось бы надеяться, что долгие, томительные
часы, проведенные в наблюдениях и размышлениях, научили его
разбираться в людях.
поворачиваясь, чтобы дать Кадфаэлю возможность спустить с его
бедер штаны и обнажить увечную ногу.
тон ему отозвался Кадфаэль.
откровенность. Кадфаэль приметил, что слово "она" Рун произнес
с едва уловимым нажимом. Сам-то юноша уже не надеялся на
счастье, но от души желал его сестре.
возвращаясь к своим прямым обязанностям, -- это важно. Закрой
глаза и постарайся расслабиться. Я стану прощупывать твою ногу,
а ты говори, когда будет больно. И не напрягайся -- ладно?
Сейчас не болит?
с облегчением отметил, что хотя ьы в этом положении паренек не
ощущает боли. И монах взялся за дело: он разминал ногу
пальцами, сперва очень легко и осторожно, постепенно опускаясь
от бедра ниже, к икре, и стараясь нащупать и выявить
повреждения. Больная нога, вытянутая и свободно покоившаяся на
скамье, выглядела более пропорциональной и соразмерной, нежели
казалась при ходьбе, хотя и была тоньше здоровой, поскольку
мускулы ослабли от долгого бездействия. Стопа была подвернута
внутрь, и на икре под кожей прощупывались тугие, жесткие
узелки. Обнаружив их, Кадфаэль надавил пальцами посильнее,
преодолевая сопротивление затвердевшей плоти.
-- вроде бы не больно, но... А теперь больно, правда, не очень,
на так, чтобы хотелось кричать. Ох, а сейчас очень больно.
обмякшую икру, принялся усиленно массировать ее кончиками
пальцев, разрабатывая мышцы и связки, годами не знавшие
напряжения. Действовал он бережно, не спеша, стараясь выискать
все жесткие узелки. Чтобы эти затвердения рассосались,
предстояло немало потрудиться, но руки Кадфаэля двигались сами
собой, тогда как монах продолжал разговор с юношей.
тетушкой?
голосом отозвался Рун, убаюканный ритмичными массирующими
движениями. -- Мы для нее, конечно, обуза, хотя сама она
никогда ничего такого не говорит да и другим не велит. У нее
есть мастерская -- неплохая, да маленькая. Она сама работает и
двух работников держит. На жизнь хватает, но она далеко не
богата. Мелангель хлопочет по дому, на ней все хозяйство
держится, так что она-то свой хлеб отрбатывает. Другое дело
--я: от меня какой барыш. Правда, мне удалось научиться ткать,
но толку от этого мало. Уж больно медленно я работаю, а все
потому, что не могу ни долго стоять, ни сидеть. Но я ни разу не
слышал от тетушки дурного слова, а ведь язык у нее как бритва,
и порой она дает ему волю.
женщины забот полон рот, немудрено, ежели у нее вырвется
крепкое словцо. Ты мне вот что скажи: сам, навеное, понимаешь,
что тетушка привела тебя сюда в надежде на чудо -- иначе зачем
было вам троим пускаться в столь долгий и нелегкий путь. Но
сдается мне, ты не слишком рассчитываешь на милость Святой
Уинифред. Неужто ты не веришь в ее могущество?
глаза -- чистые и ясные, словно набогающая на песок прозрачная
волна Средиземного моря, бороздить которое доводилось Кадфаэлю
давным-давно. -- Нет, брат, я верю, верю от всей души. Но
почему я должен считать, что святая выберет меня? Тысячи людей