Винчестере, где доброму человеку засадили нож в спину да и
бросили умирать. А может, и впрямь служители закона там, на
юге, поприжали этого малого так, что ему ничего не оставалось,
как убраться из тех краев, где он привык промышлять. Коли так,
за ним наверняка числится кое-что посерьезнее мошенничества при
игре в кости да выманивания деньжат у молодых ротозеев.
Возможно, на его совести даже и такое черное злодеяние, как
убийство?
остановились еще два-три молодца, насчет которых у меня
возникли кое-какие сомнения, но пока вроде бы этот малый с ними
дела не имел. Так или иначе, я буду иметь в виду то, что ты мне
сообщил, а потом и сам пригляжу за ним, и брата Дэниса попрошу
о том же. Кроме того, я сегодня же вечером перескажу твои слова
Хью Берингару, нашему шерифу. И он, и городской провост будут
рады получить предупреждение.
заставлять его тащиться босиком к сарайчику, тем паче, что
загорелые ноги монаха были обуты в прочные сандалии. Поэтому,
прихватив с собой бальзам для заживления Сиарановых ран и
растирание, которое должно было помочь его ступням загрубеть,
Кадфаэль сам отправился к больному. В огороженном дворике было
тихо и спокойно, ласково светило полуденное солнышко, а гутая
упругая прохладная трава приятно нежила босые ступни. Уже
начинали распускаться розы, и воздух был напоен их сладким
ароматом. Но лица обоих приятелей были хмуры и безрадостны.
Неужто одному из них и впрямь суждено вскоре расстаться с
жизнью, а другому -- оплакать безвременно ушедшего друга.
монаха, продолжал свою речь:
случится! Ничто не изменится, не надейся! Никогда! Лучше бы ты
оставил меня и вернулся домой!
Уинифред, молился ей и надеялся на чудо, тогда как другой,
исполненный непомерного благочестия, задумал, на манер Руна,
вместо того чтобы просить об исцелении, преподнести в дар
святой свою кончину.
шаг за шагом, до самого конца.
встрепенулись, пытаясь скрыть то, что между ними только что
состоялся невеселый разговор. Молодые люди, расположившиеся на
каменной скамье, даже слегка отодвинулись друг от друга и
выдавили улыбки, правда, улыбки вышли натянутыми.
обитель, -- сказал Кадфаэль, опускаясь на колени и раскладывая
свою суму на ярко-зеленой траве, -- куда легче прийти сюда
самому. Так что посиди спокойно, а я погляжу, много ли осталось
мне сделать для того, чтобы ты мог с легким сердцем отправиться
в путь.
-- будь уверен, я действительно отправлюсь в дорогу с легким
сердцем, ибо знаю, что паломничество мое окажется недолгим.
конце скамьи.
брат Кадфаэль тщательно втирал мазь в потрескавшиеся ступни, в
прежние времена знавшие удобную обувь, и накладывал бальзам из
липушника на затягивавшиеся раны.
побереги ноги, постарайся ходить поменьше, разве что в церковь.
Здесь и надобности особой разгуливать нет. Ну а я к тебе приду
и займусь тем, что подготовлю тебя к празднику, чтобы ты смог
постоять подольше, когда понесут святую.
что имел в виду: бренные останки Святой Уинифред, покоившиеся,
как все полагали, в инкрустированной серебром раке, или же ее
духовную сущность, способную придать святость и пустому гробу,
и даже ковчегу с костями закоренелого грешника, недостойного ее
милости. Порой кажется, что святые осыпают милостями отнюдь не
по заслугам, а просто из неизъяснимого каприза. Впрочем, чудо
неподвластно логике, а иначе оно уже не было бы чудом -- разве
не так? Кадфаэль вытер руки пучком шерсти и поднялся с колен.
До вечерни оставалось минут двадцать.
монастырский двор, когда услышал за спиной торопливые шаги.
Чья-то рука потянула его за рукав, и голос Мэтью промолвил:
зеленоватой глины, он был почти незаметен в траве. Держа
горшочек на широкой ладони, молодой человек протягивал его
Кадфаэлю. Рука у него была сильная, крепкая, с красивыми,
длинными пальцами. Темные спокойные глаза со сдержанным
любопытством всматривались в лицо монаха. Кадфаэль поблагодарил
юношу и, забрав горшочек, спрятал его в суму. Сиаран сидел там,
где оставил его друг, устремив горящий взгляд на монаха и
Мэтью; на какой-то миг Кадфаэлю показалось, что он обречен на
одиночество в этом многолюдном, шумном мире.
друг другу. Спутник Сиарана был крепким, ладным и ловким малым,
что он и доказал, успев вовремя выхватить девушку из-под
конских копыт. К нему рвалось нежное, неискушенное сердечко
Мелангель, да и Рун, похоже, связывал с ним надежды на счастье
своей сестры -- на себя-то он уже махнул рукой. Судя по всему,
Мэтью из хорошей семьи, скорее всего, из мелкого дворянства,
получил неплохое воспитание и наверняка владеет как мечом, так
и латынью. И эдакий молодец болтается по всей стране как
неприкаянныый бродяга, без крыши над головой и близкой души,
если не считать умирающего приятеля.
что Сиаран идет навстречу своей кончине?
негромко, с расстановкой произнес:
ваша святая не совершит чуда, ничто не спасет его. Или меня! --
неожиданно закончил он и, повернувшись, решительно зашагал
обратно, возвращаясь к исполнению взятого на себя послушания.
трапезную, Кадфаэль направился в город. Миновав мост,
перекинутый через Северн, он вошел в городские ворота и по
извилистому Вайлю добрался до дома Хью Берингара. В гостях у
друга он некоторое время с удовольствием возился со своим
крестником Жилем. Пригожий, своенравный крепыш уродился
светленьким -- в мать и довольно рослым. Не приходилось
сомневаться, что со временем этот малыш намного обгонит ростом
своего невысокого смуглолицего насмешливого отца. Элин принесла
угощенья и вина для мужа и гостя и уселась за шитье. Время от
времени молодая женщина с улыбкой поглядывала на беседовавших
друзей, и вид у нее был счастливый и безмятежный. Когда
сынишка, наигравшись, уснул на коленях у Кадфаэля, Элин встала
и, бережно взяв ребенка, унесла его в спальню, хотя мальчуган
был, пожалуй, уже тяжеловат для нее. Ласковым взглядом Кадфаэль
проводил молодую женщину с ребенком на руках.
днем, -- подивился монах. -- Знавал я многих привлекательных
девиц, чья красота поблекла и увяла после замужества. А Элин
семейная жизнь только красит.
видом отозвался Хью. -- Взять, к примеру, меня -- семейная
жизнь, как видишь, пошла мне на пользу. Правда, чудно слышать
все это от монаха, давшего обет безбрачия... Конечно, ты
повидал свет, перед тем как надеть рясу, но, думаю, ты был не
слишком высокого мнения о женитьбе, иначе и сам рискнул бы
обзавестись семьей. В монастырь ты ушел, когда тебе было уже за
сорок. Но ведь до этого ты -- молодой крестоносец, бравый
молодец -- вдоль и поперек исходил всю Святую Землю. Почем мне
знать, может, где-то в тайниках памяти ты хранишь воспоминание
о своей Элин, которая дорога тебе не меньше, чем мне моя! А
может быть, и о свое Жиле, -- добавил Хью с лукавой улыбкой, --
который нынче давно вырос, и один Бог знает, где он теперь и
что с ним..
Берингара задели его за живое, чуткий и догадливый Хью понял
невысказанное предупреждение друга. Он бросил взгляд на
призадумавшегося монаха и почел за благо сменить тему и перейти
к злободневным делам.