сейчас и приведешь ко мне...
времени, отправился на поиски Руна.
центре тесного кружка говорливых кумушек. Лицо ее сияло от
радостного возбуждения. Руна поблизости не было, а Мелангель,
как будто избегая солнечного света, уединилась в тени аркады и
не поднимала глаз от своего шитья. Она чинила порвавшуюся по
шву полотняную рубаху, принадлежавшую, по всей видимости, ее
брату. Даже когда Кадфаэль обратился к ней, она лишь на
мгновение застенчиво подняла глаза и тут же снова опустила их.
Я однако и этого хватило, чтобы Кадфаэль заметил: лицо девушки
затуманено печалью. Не осталось и следа того радостного
возбуждения, что видел он утром. Монаху даже показалось, что на
левой щеке у нее какой-то синеватый след. Неужто кровоподтек?
Однако, когда Кадфаэль помянул Руна, лицо девушки осветила
слабая улыбка, как будто ее посетило воспоминание о былом
счастье.
Тетушка небось думает, что он лег поспать, но мне кажется, ему
просто захотелось побыть одному, помолчать да поразмыслить в
тишине. Его ведь без конца тормошат и расспрашивают о том, чего
он и сам-то не разумеет.
открылось многое, недоступное тем, кто не отмечен свыше, мы же,
в силу своего неведения, пристаем к нему с нелепыми
расспросами.
лицо к свету, но она вздрогнула и отстранилась.
никак, синяк на лице.
Я сама виновата. Слишком торопилась, а под ноги не смотрела.
Запнулась, вот и упала. Но мне ни капельки не больно.
слегка покраснели, да веки чуть-чуть припухли.
Мэтью, чтобы ее поддержать. Ушел вместе со своим дружком, а ее
оставил, вот она и переживает. Видно же, что плакала, хоть
сейчас глаза и сухие. Но как можно, споткнувшись, набить синяк
на таком месте? Чудно!"
раздумал, почувствовав, что этот разговор ей неприятен. Она с
усердием углубилась в свою работу и больше не поднимала лица.
странноприимному дому, размышляя о том, что, по-видимому, даже
такой осененный благодатью день, как сегодня, не обходится без
малой толики печали.
исполненный тихой, благодарной радости, одиноко сидел на своей
постели. Он был погружен в свои мысли, но, заслышав шаги,
обернулся и улыбнулся Кадфаэлю.
там и все видел. Может быть, даже слышал... Посмотри, каким я
стал.
совершенно здоровой. Юноша вытянул ее, постучал пяткой по
половицам, затем пошевелил пальцами и даже подтянул колено к
подбородку. Псе это он проделал без малейшего усилия. Нога была
столь же подвижна, как и его язык.
как бы я мог осмелиться на такое. Даже тогда, в тот миг, я
молил ее не об этом, и все же мне было даровано... -- Юноша
осекся и снова погрузился в свои раздумья.
гибкостью и грацией. Теперь красота Руна не имела изъянов.
Мелангель.
что... Но видишь, он взял и ушел. Оба они ушли, ушли вместе. И
почему мне не удалось сделать счастливой свою сестру. Ради нее
я согласился бы всю жизнь ходить на костылях. Но, увы, у меня
ничего не вышло.
тот, кто ушел, запросто может и воротиться. И, по моему
разумению, молитвы твои еще могут быть услышаны, ежели ты не
станешь впадать в уныние и сомневаться, что, безусловно, есть
грех. Почему ты решил, что, коли молитва угодна небесам, они
откликнутся на нее немедленно. Чудеса, и те требуют времени. В
этом мире все мы большую часть времени проводим в ожидании.
Нужно уметь ждать терпеливо и с верой в сердце.
из них, уходя из обители, оставил здесь вот это.
к другу топчанами и вытащил вместительную, хотя и легкую суму
из неотбеленного полотна, с крепкими кожаными ремешками, чтобы
пристегивать к поясу.
Сиаран и Мэтью. Сумы у них были очень похожие, и, чья эта, я
сказать не могу. Но ведь Сиаран всяко не собирается никогда
сюда возвращаться. А вот Мэтью -- как знать. Может быть, он,
намеренно или случайно, оставил суму здесь как залог своего
возвращения.
его вопрос не взялся, а вместо того серьезно сказал:
Он как раз послал меня за тобой, хочет с тобой поговорить.
превратился в простого сельского паренька. -- Сам аббат?
равны.
тебе нечего.
потом поднял ясные, чистые, как льдинки, голубые глаза и,
взглянув на Кадфаэля, промолвил:
поступью направился к двери.
Кадфаэль, представив ему своего подопечного, собрался уходить.
-- Думаю, наш юный гость будет этому рад.
что он может пригодиться Радульфусу как свидетель.
но мы с ним познакомимся и, думаю, поладим.
ему передали с соответствующими объяснениями.
уголке на табурет, чтобы без нужды не вступать в беседу и не
мешать аббату и юноше, пристально, испытующе смотревшим друг на
друга.
проникали пьянящие ароматы лета. Ясное и высокое голубое небо
цветом напоминало глаза Руна, хотя ему не хватало их
хрустальной чистоты. Лучезарный день чудес медленно клонился к
вечеру.
ты сподобился несказанной, великой милости. Небеса излили на
тебя благодать. Я, как и все, присутствовал при этом и был
свидетелем случившегося. Но мы видели лишь внешнюю сторону
чуда. Я хотел бы знать, как ты пришел к этому, через какие
испытания тебе довелось пройти. Я слышал, что ты долгие годы
мучился постоянной, непроходящей болью, мирился с нею и не
роптал. Что же творилось в твоей душе, когда ты приблизился к
алтарю? Расскажи мне, что ты тогда чувствовал.
выглядело одновременно и непринужденным, и отрешенным, взгляд,
казалось, был устремлен куда-то вдаль. Он больше не робел и не
смущался.
подбирая верные слова, -- потому что моя сестра и тетушка Элис
хотели для меня слишком многого, а я не считал себя достойным
подобной милости. Я был готов просто помолиться у алтаря и уйти
таким, каким пришел, не сетуя и не скорбя. Но тут я услышал ее
зов.