уже полностью владел своим голосом и лицом.
не завершенному ночному разговору, -- боюсь, что я, сам того не
желая, ввел тебя в заблуждение. Когда ты спросил, не приветили
ли мы под своим кровом убийцу, я ответил, что это так и что нам
надо поторопиться, чтобы предотвратить еще одну смерть. Тогда я
очень спешил и не сразу сообразил, как ты мог истолковать мои
слова, учитывая, что мы оба видели следы крови на рубахе. Но
видишь ли, отец аббат, убийца мог забрызгать кровью рукав или
ворот, но никак не залить ею плечо и всю грудь напротив сердца.
Такое пятно могло остаться лишь на рубахе того, кто держал в
объятиях истекавшего кровью человека. Кроме того, убийца, коли
уж его одежда оказалась перепачканной, наверняка постарался бы
от нее избавиться -- сжечь, закопать или что-нибудь в этом
роде. А окровавленную рубаху, хотя и тщательно застиранную,
бережно хранили, возможно, как залог грядущего мщения. Все это
помогло мне понять, что Люк Меверель, которого мы знали под
именем Мэтью и в чьей суме обнаружили эту реликвию, -- вовсе не
убийца. А потом я припомнил все слова и поступки этих молодых
людей, и в свете того, что уже удалось узнать, они приобрели
противоположный смысл. Я понял, что тот, кого принимали за
заботливого друга, на самом деле неумолимый преследователь, и
испугался, что дело кончится второй смертью.
спросил:
заново переживая случившееся, начал свой рассказ. -- В тот
вечер я сопровождал моего лорда. Мы увидели, как четверо или
пятеро негодяев набросились на того писца. Лорд Рейнольд не
колеблясь устремился ему на выручку, а я поспешил за ним.
Нападавшие пустились наутек, но в последний момент, когда все
думали, что схватка уже кончена, один из них обернулся и нанес
удар. Это случилось у меня на глазах, и потому я ничуть не
сомневаюсь, что убийство было намеренным. Мой лорд, которому я
был так предан, истекая кровью, скончался в одно мгновение у
меня на руках, -- промолвил Люк, и глаза его вспыхнули мрачным
огнем. Но я видел, куда побежал убийца, и, когда понял, что
лорду уже ничем не поможешь, поспешил за ним, в проход возле
здания епископского капитула. И тут неожиданно я услышал
доносившиеся из ризницы голоса. Епископ Генри пришел туда после
окончания совета, а этот негодяй Сиаран, пав перед ним на
колени, выложил все. Я затаился и слышал каждое слово.
По-моему, -- добавил Люк с горькой усмешкой, -- мерзавец
поначалу рассчитывал на похвалу.
чтобы лорд легат стал потворствовать столь гнусному злодеянию?
безнаказанным, но и не стал предавать его огласке. Его можно
понять, -- с кривой усмешкой заметил Люк, -- он не желал, чтобы
пошли толки о кровопролитии, совершенном не кем-нибудь, а его
доверенным слугой, и уладил все тихо, не поднимая шума, который
мог бы повредить его планам. Епископ сам, своей властью осудил
Сиарана и вынес приговор, который я услышал и запомнил. Лорд
легат повелел убийце отправляться в вечное изгнание на его
родину, в Дублин, и никогда более не возвращаться в Англию. При
этом весь путь до Бангора и оттуда в Кергиби, к побережью, он
должен был проделать босым, неся на шее тяжелый крест. А ежели
он обуется или хоть на миг снимет крест, то, согласно вердикту
епископа Генри, тут же окажется вне закона и каждый будет
вправе безнаказанно лишить его жизни. Вы сами видите, --
добавил Люк, -- лорд епископ схитрил. Ведь никто, кроме него
самого и Сиарана, не должен был знать о том приговоре, а стало
быть, жизни убийцы ничто не могло угрожать. Епископ даже вручил
ему перстень как знак покровительства церковных властей. Но
Господь сделал меня невольным свидетелем, дабы я взял на себя
воздаяние за совершенное преступление.
аббат.
Сиаран поклялся соблюдать все условия наложенной на него под
страхом смерти епитимьи, так и я принес торжественный обет
следовать за ним повсюду и, если он хоть на мгновение отступит
от своей клятвы, взять его жизнь в уплату за жизнь моего лорда.
до рокового конца, -- столь же невозмутимо спросил Радульфус.
-- Ведь, как я понял, во время схватки ты его лица не
разглядел, а из ризницы был слышен только голос.
он пойдет, а потому просто встал у дороги и стал дожидаться
идущего на север босого человека с большим крестом на шее.
Такого, -- прибавил Люк с усмешкой, -- чтобы сразу было видно,
что он непривычен ходить босиком. Завидев такого путника, я
пристроился рядом и прямо сказал ему, чего намерен добиться.
Правда, назвался я по-другому, ибо боялся бросить тень на
доброе имя леди Джулианы. Я был крещен в честь евангелиста
Луки, а воспользовался именем другого евангелиста -- Матфея.
Так Люк превратился в Мэтью. Шаг за шагом я прошел вместе с ним
весь путь до вашей обители, не оставляя его ни днем ни ночью, и
ни на миг не позволял ему забыть о том, что смерть неотступно
следует за ним по пятам. Он не мог никого попросить о помощи,
ибо тогда я разоблачил бы его и ему больше не удалось бы
выдавать себя за благочестивого паломника. Но я и сам не
стремился раскрыть его тайну, отчасти опасаясь гнева епископа
Генри, отчасти оттого, что не хотел обострения раздоров между
партиями, -- ведь наша вражда касалась только нас двоих. Но
главное, я считал, что сам, и только сам должен поквитаться за
своего господина, а потому не мог допустить, чтобы Сиарану
грозила хотя бы малейшая опасность со стороны кого-либо
другого. Итак, мы путешествовали вместе. Конечно, он пытался
улизнуть от меня, но куда там. Он ведь вырос при дворе, босиком
отроду не ходил, и ноги уже через несколько миль разбил
вчистую. Он едва тащился, а я шел следом и ждал.
аббата.
мести не украшает христианина. Но я готов был взять на себя
этот грех в память о моем лорде, который сошел в могилу, ничем
не запятнав свое имя, ибо бесстрашно выступил в защиту
противника.
до сих пор молчание Оливье.
Кадфаэль, вспоминая этот разговор уже во время мессы. И разве
можно забыть то, что он собственной грудью заслонил своего
врага от кинжалов разбойников. Ад ненависти не пожрал этого
юношу. Он молод, чист сердцем и теперь, можно считать, заново
родился на свет. Да, Оливье был прав. Люк, как и его лорд,
встал на защиту врага, причем если Боссар погиб в результате
нелепой случайности, то Меверель сознательно рисковал жизнью и
лишь чудом избежал смерти.
свое милосердие,ю устраивая людские судьбы, -- подумал монах,
уже погружаясь в молитву, -- на юге в эти самые дни решалась
судьба страны, причем, возможно, с куда меньшей мудростью и
добротой. Ибо скорее всего дата коронации была назначена, а
возможно, чело императрицы уже увенчала корона. Но на все воля
Господня, ибо деяния человеческие взвешены на весах Его
мудрости".
аудиенции у аббата. Радульфус принял его без лишних вопросов,
ибо догадался, о чем хочет просить молодой человек.
избавить меня от бремени данного обета. Я считаю, что мне
надлежит полностью рассчитаться с прошлым и лишь потом
помышлять о будущем.
но скажи, сын мой, ты просишь отпустить тебе грех неисполненной
клятвы?
-- Грешно было мне вообще давать такую клятву. Горе заставило
меня забыть о смирении, и я поддался гневу и гордыне.
принадлежит лишь Всевышнему.
рано или поздно Господь непременно воздаст каждому по делам
его, и в конечном счете всякий получит свое, хотя пути
достижения высшей справедливости не всегда нам понятны.
Никитин Юрий
Флинт Эрик
Русанов Владислав
Лондон Джек
Корнев Павел
Афанасьев Роман