из его делянок к другой. Просека вела прямо к сторожке
лесничего, но в то же время она кратчайшим путем выводила на
тропу, идущую к скиту отшельника, где скорее всего и следовало
искать слугу Кутреда. Лес тут был старый, в основном дубовый,
без подлеска, и копыта пони были почти не слышны на толстом
ковре палой листвы, что наслаивалась тут не одну осень. Под
этими старыми деревьями Ричард сбавил шаг, пони шел мягко, не
торопясь. Если бы не это обстоятельство, мальчик едва ли
услышал бы голоса, звучавшие очень тихо, -- один голос был явно
мужской, другой -- женский, хотя слов, предназначенных, видимо,
лишь друг для друга, разобрать никак не удавалось. Наконец,
Ричард увидел говоривших, -- они стояли на краю просеки под
большим дубом, близко-близко. Хотя они не касались друг друга,
взгляды их были сплетены, и о чем бы ни шел у них разговор,
говорили они, без сомнения, искренне и о чем-то очень важном.
Оклик Ричарда, неожиданно вынырнувшего из темноты, заставил их
вспорхнуть, словно двух вспугнутых птиц.
спешился, и опрометью кинулся к дубу навстречу настороженно
ожидавшему его юноше.
Если ты Бранд, то за тобой гонятся. Ты Бранд? У нас объявился
человек, он говорит, что гонится за беглым вилланом по имени
Бранд...
на колени, внимательно глядя ему в глаза.
ему, что у нас недавно объявился юноша, который может оказаться
тем, кого тот ищет. Брат Жером сказал ему, где тебя искать, и
тот сразу отправился за тобой к отшельнику. Страшный такой,
огромный, глотка луженая. Но я опередил его! Пока они говорили,
я успел взять своего пони и сразу сюда. Тебе нельзя
возвращаться к Кутреду. Нужно бежать отсюда и скрыться!
Я предупрежден, это главное. Как пить дать, это сам хозяин!
Дрого Босье слишком высоко ценит меня и, охотясь за мной, не
жалеет ни времени, ни денег. Только шиш он меня получит!
вилланство в прошедшем времени, -- сказал Гиацинт, улыбнувшись.
-- Ты прав, когда-то меня называли Брандом, но теперь мое имя
Гиацинт. И давай с тобой считать, что так оно и есть. Но
сейчас, дружище, нам нужно проститься, потому как тебе самое
время поспешить обратно в обитель, пока еще совсем не семнело и
пока тебя не хватились. Езжай, а для верности я провожу тебя до
опушки леса.
тебе немедленно нужно исчезнуть.
сумерках Ричард увидел в ее глазах скорее решимость, нежели
страх.
в полной безопасности.
тревогой и даже с некоторой ревностью, поскольку ведь это его
друг, ведь это он, Ричард, рисковал во имя него, и мальчика
чуть-чуть огорчала мысль, что своим спасением Гиацинт будет
обязан не только ему, но и кому-то еще, в частности, этой
девушке.
улыбнулись, и свет их сияющих лиц озарил лесные сумерки.
бежать, то не очень далеко. Но ты не бойся за меня, я буду в
безопасности. Садитесь-ка в седло, милорд, и отправляйтесь в
обитель, где и вы будете в безопасности. Иначе я с места не
сойду!
обратный путь. Отъехав немного, он оглянулся, помахал рукой и
увидел юношу с девушкой, стоящих в тех же позах, как прежде,
когда он впервые заметил их. Они провожали мальчика взглядом.
Перед тем как то место, где онистояли, исчезло из виду, Ричард
обернулся еще раз, но их уже не было. В лесу царили полная
тишина и спокойствие. Тут Ричард вспомнил о неприятностях,
ожидавших его в обители, и быстрой рысью двинулся в обратный
путь.
ему братом Жеромом. Время от времени он расспрашивал встречных
рокстерских крестьян, дабы убедиться в том, что находится на
верном пути к скиту отшельника Кутреда. Видимо, этот святой
человек пользовался в здешних местах большим уважением и имел
неофициальный статус, обычный для кельтских затворников, ибо
все, кого Дрого спрашивал, говорили об отшельнике не иначе как
о святом Кутреде.
ему встречный пастух, Итонские земли граничили с Эйтонскими.
Вскоре, проехав лесом почти милю, он оказался на небольшой
прочисти, окруженной со всех сторон старым лесом. Посреди
прочисти стоял небольшой, крепко сложенный каменный домик с
явными признаками недавнего ремонта после того, как много лет
он простоял в запустении. Вокруг домика был небольшой сад,
окруженный низким частоколом. Частично сад был расчищен и
возделан. На краю поляны Дрого спешился и подошел к ограде,
ведя коня в поводу. Стояла глубокая вечерняя тишина. Было такое
впечатление, что на милю в округе нет ни одной живой души.
сочился слабый, ровный свет. Дрого привязал коня у изгороди и
пошел через садик прямо к дому. Изнутри не доносилось ни звука,
и Дрого вошел. Помещение, в котором он оказался, было небольшим
и мрачным, на полу у каменной стены лежал набитый соломой
тюфяк, рядом стояли стол и скамья. Свет шел из второй комнаты,
через дверной проем, в котором двери не было вовсе. Дрого
сообразил, что там находится часовня. На каменном алтаре
теплилась лампада, стоявшая перед небольшим серебряным крестом,
который был водружен на резной деревянный ларец. Перед крестом
на алтаре лежал весьма изящный требник в золоченом переплете с
тиснением. По обе стороны от креста находились два серебряных
подсвечника, очевидно, дары патронессы отшельника.
высокий, в грубой черной рясе, капюшон накинут на голову. В
мерцающем свете эта чернаяфигура производила сильное
впечатление: прямая, словно копье, спина, гордо поднятая
голова... Ни дать, ни взять -- святой. Даже Дрого Босье на
мгновение, но не более того, онемел. Его собственные дела и
желания были для него превыше всего, а молитвы отшельника могут
и подождать. Сумерки быстро сгущались, близилась ночь, и Дрого
не хотел терять времени даром.
мне указали в аббатстве.
он даже не разнял своих сложенных рук.
-- Зачем я тебе? Входи и говори.
его. Возможно, сам того не ведая, ты приютил негодяя.
отшельник взглянул на пришельца. В слабом свете алтарной
лампады тот увидел под капюшоном лицо отшельника, -- ясный,
глубокий взгляд, длинная борода, прямой, аристократический нос,
копна темных волос. Дрого Босье и отшельник из Эйтонского леса
долго стояли вот так и смотрели друг на друга.
сыром и яблоками, ибо, как и Ричард, он остался без своего
обычного ужина. Теперь монах был вполне спокоен за своего
непоседливого пациента. Вот и Аннет вернулась в сторожку. Она
ходила покормить кур и запереть их в курятнике, а также подоить
корову, которую они с отцом держали у себя в хозяйстве. Правда,
девушка провозилась с делами дольше обычного, о чем ее
ворчливый отец не преминул ей заметить. От одолевшей было его
лихорадки не осталось и следа, цвет лица стал нормальным и все
было в общем в порядке, однако его нынешняя беспомощность
выводила лесничего из себя, ему не терпелось поскорее выйти из
дома и заняться делами. Тем более что аббат собирался выслать в
лес работников, которые без присмотра лесничего могли сделать
что-нибудь не так. Однако само настроение Эйлмунда
свидетельствовало о том, что дела его идут на поправку. К тому