склонившись, поцеловала его. Ричард безропотно поднял для
поцелуя несколько испуганное лицо, но руку брата Павла не
отпустил, продолжая крепко держаться за нее. С одной стороны,
он знал, что его охраняют, но был не вполне уверен в надежности
этой охраны.
поскольку, хоть и был наслышан о ней, никогда прежде не видел
ее. Леди Дионисия была высока и стройна, ей никак нельзя было
дать больше пятидесяти пяти, и на здоровье она явно не
жаловалась. Более того, она была по-своему красива, --
правильные черты лица, серые глаза, холодный взгляд. Однако в
этом ледяном взоре трудно было не заметить пламени,
вспыхнувшего в ее глазах, когда она увидела эскорт Ричарда и
осознала силу противника. За ее спиной толпились домочадцы,
рядом стоял приходской священник. Приступ, похоже, пока
откладывался. Быть может, после, когда покойного Ричарда Людела
похоронят и гости войдут в дом на поминки, она сделает свой
первый ход. Едва ли в такой день наследнику удастся избежать
общества своей бабушки.
кладбища. Не без интереса брат Кадфаэль разглядывал домочадцев
покойного, начиная от Джона Лонгвуда и кончая совсем еще юным
деревенским пастухом. Все говорило о том, что Итон процветал
под управлением Джона и все его жители были довольны своей
судьбой. Так что у Хью были все основания не беспокоиться. На
похороны пришли и соседи, среди них Фулке Эстли, жадно
оглядывавший владения Люделов, которые намеревался заполучить в
свое пользование, в случае если намечавшийся брак его дочери не
сорвется. Кадфаэль видел его пару раз в Шрусбери, -- крупный,
начинающий полнеть осанистый мужчина лет под пятьдесят,
движения замедленные -- полная противоположность неугомонной,
темпераментной женщине, с мрачным видом стоявшей над могилой
своего сына. Рядом с ней замер Ричард, бабушкина рука лежала у
него на плече, -- скорее рука хозяйки, а не защитницы. Глаза
мальчика были широко распахнуты, равно как отверстая могила его
отца, которая вот-вот должна была закрыться. Одно дело, когда
смерть далеко, и совсем другое, когда она прямо перед тобой. До
этой минуты Ричард не вполне еще понимал всю бесповоротность
этого разрыва и этой потери.
процессия плакальщиц потянулась обратно в манор, где в доме
были накрыты столы для поминок.
намертво вцепились в ткань плаща мальчика. Бабушка провела
внука среди гостей и соседей, не особенно подталкивая его, но
властно, как бы показывая всем, что он здесь хозяин и главная
персона на похоронах своего отца. Ничего худого в этом не было.
Впрочем, Ричард и без того был вполне осведомлен о своем
положении и мог дать отпор любым посягательствам на свои
привилегии. Брат Павел наблюдал за всем этим с некоторой
тревогой и шепнул Кадфаэлю, что надо бы увезти мальчика отсюда
еще до того, как разъедутся гости, а иначе они рискуют остаться
вообще без него, поскольку свидетелей уже не будет. Вряд ли
мальчика станут удерживать силой на глазах священника и
приезжих соседей.
раньше не видел. Вот, в серых одеждах двое монахов, приехавших
из монастыря Савиньи, что в Билдвасе, расположенном в
нескольких милях ниже по реке, за Лейтоном. Монастырь находился
под патронажем Люделов. Вместе с монахами был еще один человек,
державшийся скромно, но достойно, и Кадфаэль не сразу
догадался, кто это такой. Тот был в черном монашеском одеянии,
выцветшем и порядком заношенном, неостриженные темные волосы
спадали ему на отворот капюшона, на плече поблескивали в
солнечном свете две-три металлические бляхи,
свидетельствовавшие о том, что обладатель их совершил, видимо,
не одно паломничество в Святую землю. Быть может, в монастыре
поселился какой-нибудь странствующий монах? Вот уже лет сорок
как Роже де Клинтон, епископ Личфилдский, основал монастырь
Савиньи в Билдвасе. Эти трое свидетелей как раз то, что надо. В
их присутствии не будет никакого насилия.
но настойчиво, потребовал мальчика обратно, однако та не
собиралась сдаваться просто так.
ласковым голосом, -- я прошу позволения оставить Ричарда, пусть
он переночует дома. У него был такой тяжелый день и, наверное,
мальчик очень устал. Не надо бы ему уезжать до утра.
пришлет мальчика в Шрусбери, и все еще крепко держала внука за
плечо. Говорила она намеренно громко, чтобы все слышали, как
она печется о своем внуке.
-- к сожалению, я вынужден сообщить, что нам придется уехать.
Увы, не в моей власти позволить Ричарду остаться вместе с вами,
ибо к вечеру нас ждут в аббатстве. Прошу не гневаться на нас.
и жесток. Тем не менее, она сделала еще один ход. Скорее всего
это была просто игра на публику, нежели попытка немедленно
добиться своего, так как старая леди понимала, что в данных
обстоятельствах бессильна что-либо изменить.
с ребенком хотя бы еще один день. Ведь это все, что у меня
осталось, плоть от плоти моей, и я так редко видела Ричарда в
последние годы. Если вы сразу заберете его, я буду безутешна.
сожалею о том, что вынужден идти против вашего желания, но у
меня нет иного выхода. Я обязан выполнить приказ аббата и к
вечеру вернуться в Шрусбери вместе с мальчиком. Пойдем, Ричард,
нам пора ехать.
своего внука, словно решилась действовать даже при свидетелях ,
но вовремя спохватилась. Сейчас ей нужно было вызвать
сострадание, а не возмущение соседей. Поэтому она отпустила
Ричарда, и тот неуверенно пошел к брату Павлу.
бы поговорить с ним, -- сказала она по-прежнему мягко, хотя очи
ее сверкали от гнева.
Павел.
верхами со свитой, и со всем своим обаянием, прибыла в
аббатство, испрашивая аудиенции у аббата Радульфуса. Почти
целый час она провела с ним с глазу на глаз, после чего вышла,
меча очами холодные, гневные молнии, как вихрь пересекла
большой двор, разметав, словно осенние листья, ни в чем не
повинных послушников, и ускакала восвояси таким резвым аллюром,
какой вряд ли долго выдержала бы ее низкорослая испанская
лошадь; итонские грумы, молчаливые и напуганные, потащились
следом.
Ансельм. -- Но на этот раз она встретила достойного противника.
сказал брат Кадфаэль, глядя на оседающий по дороге шлейф пыли.
-- Но что она может сделать?
слишком скоро. Ждать им не пришлось и двух дней. От леди
Дионисии прибыл ее адвокат. Церемонно представившись в зале
капитула, он потребовал выслушать его. Старший поверенный,
тощий человек с быстрыми движениями и каким-то недовольным
выражением лица, вошел в зал капитула, держа в руках несколько
пергаментных свитков. Он приветствовал собравшихся сухо, но с
достоинством, и скорее с печалью в голосе, нежели с гневом. Он
выразил свое сожаление по поводу того, что такой ученый,
честный и благородный человек, как аббат Радульфус, вынужден
был выступить против кровных уз и отказывается передать Ричарда
Людела в любящие руки его единственной близкой родственницы,
которая, желая внуку только добра, намерена сама наставлять и
направлять его, нового хозяина манора. Таким образом, в
отношении бабушки и внука была совершена вопиющая
несправедливость, ибо негоже ставить препоны на пути к
естественной тяге друг к другу и их взаимной любви. Поверенный
еще раз выдвинул официальное требование искоренить содеянную
несправедливость и отправить Ричарда Людела вместе с ним
обратно в Итон.
до конца его витиеватую речь.