Чтение 40–й страницы книги ~Большая скука~

выдержки, - говорит Уильям официанту.

- Восьмилетнего вам нальют из той же бутылки... - бросаю я, когда
кельнер удалился. - Только плата будет другая.

- И ваше настроение! - добавляет Сеймур.

- Мне бы не мешало несколько поднять настроение, особенно после
истязаний ваших преследователей.

- Затасканные приемы, - пожимает плечами Уильям. - Я даже не
предполагал, что подобные вещи могут как-то действовать на вас.

- В сущности, они на меня не действуют. Но то, что они подосланы
лично вами... человеком, который уверял, что полностью мне доверяет...

- Доверие в нашем деле, как вы знаете, имеет известные границы, -
напоминает мне собеседник.

И, так как я не реагирую на его слова, он продолжает:

- Впрочем, я вам благодарен, что вы подняли этот вопрос. Пользуясь
случаем, могу объявить вам, что наблюдение за вами снято. Получив
последний "доклад", как вы изволили выразиться, я тут же расформировал
группу.

- Восстанавливаете доверие?

- Нет. Устанавливаю факты.

- Устанавливаете факты?

- Вот именно. К этой затее пришлось прибегнуть с единственной целью:
установить, будете ли вы пытаться выйти из-под наблюдения. Вы сделали
такую попытку. И одного этого факта для меня вполне достаточно. Нет даже
необходимости устанавливать, чем вы занимались в последние часы. Ясно, не
правда ли?

Кивнув в ответ на его слова, я машинально поднимаю только что
поставленный передо мною бокал. Сеймур определенно намекает на то, что я
исчез, чтобы получить от кого-то инструкции. Разумеется, не в моих
интересах убеждать его, что моей целью было не получить инструкции, а
кое-что передать. Восьмилетний "Джон Крейби"... Возможно, и восьмилетний,
но что из этого? Пьянством мне своего противника до банкротства не
довести, будь виски даже столетним. Сейчас гораздо важнее то, что снята
блокада, если это действительно так.

- Как вам нравится виски? - спрашивает Сеймур, сунув в угол рта
сигарету.

- Что-то в нем есть общее с моим пребыванием в этом городе. На первый
взгляд - ничего особенного, а на деле - грозит коварными последствиями.

- Вы, я вижу, делаетесь бОльшим пессимистом, чем я, - усмехается
Сеймур. - Не так все мрачно, как вам кажется. Даже наоборот.

И неожиданно меняет тему разговора:

- Вы и квартиру новую сняли?

- Да.

- Насколько мне известно, вы в тот же день показали ее Грейс?

- Да. Надеюсь, вас это не задело?

- Нет, конечно. Если речь зашла о Грейс, то меня больше всего бесит
ее внешность.

- Вот как? А мне, наоборот, кажется, что сейчас она стала более
привлекательной, чем была.

- Верно. Но именно это меня и бесит, - поясняет Сеймур. - В этом
мире, где внешность служит для большинства женщин средством саморекламы -
они как бы сами себя предлагают, - я решительно отдаю предпочтение строгой
внешности, а не привлекательной.

- Дело вкуса...

- Нет, дело не в этом, - возражает Сеймур. - Женщина - низшее
существо, и, как только она перестает казаться недоступной, сразу теряет
свою притягательную силу.

- Стоит ли обращать внимание на такой пустяк, как, скажем, модное
платье? - примирительно вставляю я.

- Пустяк перестает быть пустяком, когда за ним кроется нечто более
существенное. Важно не платье, а то, что за ним кроется.

- Известно, что кроется за платьем.

- Да, но я имею в виду определенный поворот в психике этой женщины.
Честно говоря, я не думал, что Грейс способна так легко поддаваться
влиянию...

- Дурному влиянию...

- Влиянию, не сходному с моим, - уточняет Сеймур. Он переносит взгляд
на городскую ратушу, ярко освещенную скрытыми прожекторами и напоминающую
на фоне ночи театральную декорацию. Я тоже смотрю туда и, может быть,
именно в эти мгновения в полной мере сознаю, где я нахожусь, каким
нереальным и призрачным кажется все, что в эти дни меня окружает. Все,
кроме отдельных элементов, прямо связанных с моими действиями.

Остроконечная башня, громоздкая и мрачная, вонзается в черно-красное,
несколько-мутное от неоновых отсветов небо, и в моей голове оживает
ненужное, выцветшее воспоминание о другом вечере, проведенном недалеко от
этой башни, - гудящий за облаками самолет, унылые рассуждения Грейс.
Грейс, о которой мы говорим сейчас, хотя мысли наши заняты совсем другим.

Впрочем, похоже, что по крайней мере в данный момент Сеймур не думает
о другом. Он отрывает взгляд от ратуши и неожиданно обращается ко мне в
каком-то порыве, совершенно ему не свойственном:

- Вы знаете, Майкл, меня все время не покидает чувство, что вокруг
все рушится; протяну руку к чему-либо - и оно рассыпается в прах, словно в
каком-то кошмаре: идеалы, в которые верил, любовь, которую ощутил,
женщина, которую воспитал, встретившийся мне друг - все распадается в
прах... Жизнь напоминает какой-то шабаш призраков, которые сразу же
рассеиваются, стоит только приблизиться к ним...

Хмурое лицо Сеймура исказила не то боль, не то горечь.

- Все зависит от того, как вы приближаетесь... С каким чувством... От
вас исходят опасные токи, Уильям.

- От меня? А с вами такое не случается? Вы познали веру, любовь,
дружбу? Только давайте без лекций, скажите прямо: познали?

- И что из этого, познал я или не познал? Может ли служить
доказательством какой-то единичный случай - счастливый или несчастливый?

- Не хитрите. Либо ответьте прямо, либо молчите.

- Во всяком случае, я постиг одно, Уильям: что есть верный путь.
Твердый путь, который не рушится у тебя под ногами, с которого ясно видна
цель, на этом пути встречаешь только близких людей: с одним поравнялся,
другие тебя обгоняют, но они тут, рядом, не рассеиваются, когда к ним
приближаешься.

- Слова, слова... - прерывает меня Сеймур. - Как всегда, одни
слова... Впрочем, в ваших словах я нашел ответ. Вы испытываете ту же
пустоту, мою пустоту, но вы боитесь увидеть ее и в страхе пытаетесь
заполнить ее словами.

- Пусть будет так, если это вас устраивает.

- А вы убеждены, что это не так?

- Нет. И поскольку вопрос ваш не прост, чтобы мы не обманывали друг
друга, я скажу прямо: бывают моменты, когда я тоже испытываю чувство
пустоты. Но у меня нет никакой необходимости скрывать это от самого себя.
Вы прекрасно понимаете, что человек не в состоянии скрывать от себя вещи,
причиняющие ему боль. Как их скрывать, когда тебе больно? Только для меня
подобное состояние - вещь случайная, болезненное состояние в целом
здорового человека, живущего здоровой, наполненной жизнью. А у вас
наоборот.

Сеймур молча смотрит на меня задумчивым взглядом. Затем снова
закуривает и тянется к виски.

- Если это сказано искренне, вы действительно счастливый человек,
Майкл.

- Хотите сказать, "глупый".

- Я не собираюсь говорить именно так, но...

- Но почти. Быть может, вы правы. У меня действительно нет ни навыка,
ни умения без конца перемалывать в мыслях всевозможные вопросы бытия.

- Верно, отвратительная привычка, - неожиданно соглашается
американец.

- Почему? Мне кажется, эта привычка доставляет вам удовольствие.

- Только в том смысле, что помогает мне убивать скуку. Иные,
нервничая, грызут ногти, а я думаю. Увы, думать куда опаснее, чем грызть
ногти. И если бы думание доставляло удовольствие, я бы постоянно утопал в
блаженстве. Мышление всегда анализ, а анализ - рассекание, умерщвление, то
есть разрушение источника удовольствия. Если вы сядете и начнете думать о
том, какие микроорганизмы копошатся в этой сигарете, какое гниение
происходит в ней, вам ни за что не захочется подносить ее ко рту. Разве не
так?

- Цель вашего мышления не познание вещей, а их уничтожение.
Назначение ваших хирургических операций не лечить, а умерщвлять. Вы
сетуете, что в ваших руках одни только трупы, и не даете себе отчета в
том, что эти трупы - дело ваших рук. Может, у меня получается несколько
грубо, но...

- Почему? Напротив! - Сеймур великодушно машет рукой.

Но так как я замолкаю, он спешит заметить:

- Ваши попытки убедить меня абсолютно безуспешны, Майкл, и все же,
должен признаться, ваши суждения доставляют мне истинное удовольствие,
быть может, именно своей грубостью и наивной уверенностью. Это меня
освежает, побуждает снова пересмотреть некоторые истины, которые я давно
установил и которые мне давно опротивели. Конечно, горькие истины
останутся истинами, но в данный момент ваш оптимизм действует на меня
тонизирующе.

- Мерси.

- Я это говорю не для того, чтобы вас поддеть. Просто-напросто мы с
вами устроены совершенно по-разному, и меня лично это нисколько не
задевает. Я сделаю еще одно признание. Эти два дня я сознательно с вами не
встречался, чтобы установить, будет ли мне вас недоставать. И установил,