Чтение 21–й страницы книги ~Господин Никто~

- То, что вы пьете.

Заказываю еще два рикара.

- Ну как, уже нашли себе компанию? - спрашиваю я.

- Где ее найдешь? Мери Ламур - вот и вся моя компания.

- А Кралев?

- Не говорите мне о нем.

- Что, поссорились?

- Мы не ссорились. Я просто не выношу его. Есть, знаете, люди,
которых я просто не выношу. Он из их числа. У меня мурашки ползают по
спине при виде его.

- Я дам вам один совет: не сообщайте ему об этом. Кралев опасный
человек. Значит, только с Мери Ламур ладите?

- В том-то и дело, что и с нею не очень ладим.

- Почему? Она тоже рассыпает мурашки вокруг себя?

- Она не настолько неприятна. Только слишком уж цинична.

- Несет похабщину или...

- Похабщина - пустяки. Просто у нее циничное отношение к жизни.

- Ну, а у кого оно не такое? У всех одинаковое отношение, только одни
скрывают его ради приличия, а другие более непосредственны.

- Это неверно! - возражает она со знакомой уже мне сварливой ноткой.

Я не отвечаю, потому что как раз в этот момент кельнер приносит
напитки. Положив в бокалы лед, я наливаю Лиде воды.

- Вроде мастики [мастика - болгарская анисовая водка], - говорит
девушка, отпив немного. - Только хуже.

- Дело вкуса.

- Нет, хуже! - настаивает Лида.

- Ладно, - бормочу я. - Для вас хуже, а для меня лучше. Дело вкуса.

- И сигареты у них хуже, - говорит девушка, закуривая мои.

- Тогда не курите их.

- Меня просто бесит, когда наши болгары стараются подражать
французам. Отец мой и тот напялил на себя коротенький плащ и гарсоньетку,
как двадцатилетний мальчишка.

- Да и вы в тот день выглядели не столь уж блестяще, - напоминаю я. -
Но сейчас вид у вас куда более сносный.

На ней дешевенькое поплиновое платье, купленное, может быть, час
назад в уцененных товарах, зато без всяких претензий. А поскольку сама
Лида недурно скроена, платье сидит на ней вполне прилично.

- Я вовсе не ради вас меняла свой вид, - вызывающе бросает она.

- Мне и в голову ничего подобного не пришло.

Она, конечно, лжет. А я прикидываюсь, будто верю ей. Губы ее лишь
слегка подкрашены, а черные и синие черточки у глаз совсем исчезли. Она,
как видно, вняла моим советам.

- Что будем делать? - спрашивает Лида, разглядывая через мое плечо
толпу на бульваре.

Я знакомлю ее с программой, делая короткие замечания относительно
заведений, которые нам предстоит посетить.

- Вы решили сегодня взять реванш...

- Нет. Просто-напросто у меня больше денег.

- Тут все говорят только о деньгах. Это ужасно.

- А где говорят о другом?

- Да, но всему должна быть мера.

- Такая у нас профессия, - поясняю. - Мы ведь коммерсанты.

- А я-то думала, что вы боретесь за идеи.

- Идеи? Какие идеи?

- Вам лучше знать. Вы же работаете в эмигрантском Центре.

- А вы бывали в Центре?

- Да вот была на днях. Зашла за папой.

- А вывеску на дверях видели?

- ИМПЕКС или что-то в этом роде.

- Правильно. В этом и состоит наша работа: экспортируем диверсантов и
импортируем секретные сведения. Импорт - экспорт. Торговля.

- Вы ужасный человек.

- Не хуже вашего отца. Разница в том, что я не говорю о национальных
иделах.

- Своим цинизмом вы превосходите и Мери Ламур.

- Приятно слышать это от вас. Возьмем еще по одной?

- Мерси, я не люблю мастики. Особенно такой вот... А может, нам лучше
уйти?

У нее, как видно, и в самом деле испорчено настроение, несмотря на
пышно начертанную программу.

- Погодите, - говорю. - Теперь нас ждет приятный вечер.

Приятный вечер близится к концу. Точнее говоря, нас окутывает
сине-розовый полумрак "Крейзи хорст салон", программа давно исчерпана, и
мы вертимся в ритме старого танго посреди небольшого дансинга.

- Выходит, вы можете, если захотите, быть очень милы в обращении с
людьми, - замечает Лида, глядя на меня своими большими карими глазами.

- Не со всеми людьми.

- Я и не жажду, чтоб вы были милы со всеми, - многозначительно
говорит девушка.

Ужин прошел довольно хорошо. Фильм - какая-то драма с большой любовью
- тоже оказался во вкусе Лиды. Номера с раздеванием в кабаре ловко
сочетались с юмористическими скетчами, к тому же артистки, красивые как
куклы, не забыли хорошо надушиться. В общем, все шло куда лучше, чем
вначале.

- Мне кажется, я могла бы привыкнуть к здешней жизни, будь со мной
по-настоящему близкий человек, - возвращается Лида к прежнему разговору,
покорно повинуясь мне в ритме танго.

- У вас есть отец.

- Я говорю о человеке по-настоящему близком.

- Понимаю. То, чего вам хочется, каждый норовит найти и не находит.
Париж - это большой базар. Как только вы свыкнетесь с мыслью, что надо
продаваться, жизнь сразу покажется вам более легкой и сносной.

- Надоели вы с вашим цинизмом. Не портите мне хоть этот вечер.

- Ладно, ладно, - соглашаюсь я и плотнее прижимаю девушку к себе,
ощущая ее тело под простым поплиновым платьем, которое, к счастью, в
полумраке не очень бросается в глаза.

Танец кончается, и мы возвращаемся за маленький столик.

- Еще одно виски?

- Мерси. Я предпочитаю что-нибудь прохладительное.

- Два швепса! - говорю я проходящему кельнеру.

- И один скотч! - слышится у меня за спиной мягкий женский голос.

Я оборачиваюсь. У стола в бледно-розовом, кружевном платье для
коктейля стоит Франсуаз. Какая женщина! Все цвета ей идут. Но в данный
момент это не производит на меня никакого впечатления. Вернее, полностью
отравляет все.

- Что, ты даже не пригласишь меня сесть? - спрашивает Франсуаз. - Или
забыл, что назначил мне свиданье?

- На завтра, - поправляю я, бросая на нее убийственный взгляд.

- На сегодня, а не на завтра, - настаивает Франсуаз, пододвигая стул
и устраиваясь за столом. - Многочисленные связи, дорогой мой Эмиль,
порождают хаос в личной жизни. Об этом я уже не раз говорила тебе.

Она посматривает на Лиду, точнее, на ее жалкое платьице с тем
презрительным сожалением, на какое способны только женщины, и добавляет:

- Но раз уж ты все спутал, то сохраняй хоть хладнокровие. Познакомил
бы нас!

Знакомя их, я с ужасом замечаю, что Лида готова заплакать.

- Вы как будто чем-то расстроены, - говорит Франсуаз, снова
разглядывая ее. - Он того не стоит. Берите пример с меня: не слишком
принимайте его всерьез, и все будет в порядке.

Кельнер приносит напитки и удаляется.

- Пожалуй, мне лучше уйти, - шепчет Лида, едва сдерживая слезы.

- Я тебя провожу, - говорю я.

- Мы вместе проводим ее, - поправляет Франсуаз, - хотя мне сегодня до
смерти хочется потанцевать.

Отпив из бокала, она опять переводит взгляд на Лиду:

- Мы вас проводим, не беспокойтесь. На улице стоит моя машина. Дайте
только перевести дух и выкурить сигарету.

- Ты садись сзади, - распоряжается брюнетка, когда мы выходим вскоре
на улицу и останавливаемся возле ее нового "ситроена".

Я подчиняюсь и, пока машина летит по ночным улицам, рассеянно смотрю
на роскошную высокую прическу Франсуаз, с трудом сдерживая желание
схватить ее за эту прическу и оттрепать как следует. Лида сидит с нею
рядом ни жива ни мертва.

Машина останавливается на Рю де Прованс, и я выхожу, чтоб проводить
девушку, но она шепчет даже без всякой злобы, с какой-то апатией:

- Ступайте себе. Я не желаю вас видеть.

Дождавшись, пока она ушла, я возвращаюсь в "ситроен".

- Франсуаз, ты настоящее чудовище! - говорю я в момент, когда машина
стремительно срывается с места.

- Оставь свои любовные признания, - прерывает она меня. - Я просто
забочусь о деле. В отличие от тебя.

- К делу это не имеет никакого отношения.

- Напротив, это часть дела. Иначе зачем бы я стала связываться? После
такого скандальчика наша связь приобретет широкую известность, которая
послужит для нас лучшим прикрытием.

Она ведет машину быстро и сноровисто, зорко глядя вперед. Это не
мешает ей наблюдать и за мной.

- Ты и в самом деле взгрустнул, - замечает брюнетка почти с