Чтение 39–й страницы книги ~Господин Никто~

движением в пассаже. Несколькими минутами позже мимо витрины характерной
походкой преследователя проходит незнакомый человек, который только из
приличия не пускается бежать. Вскоре такой же походкой следует второй
человек, но в обратном направлении.

Я уже перебрал всю верхнюю полку и перехожу к следующей. В подобные
моменты проявлять нетерпение не годится. В этом смысле весьма назидателен
пример Тони. Преждевременный выход вызывает цепную реакцию, которая тебя
отправляет на тот свет. Быть может, Тони, на свое несчастье, сунулся в
книжную лавку, а не в бистро. Зайди он в бистро, имел бы все шансы как
следует выпить, а что делать в книжной лавке, кроме как повертеться
немного и уйти?

- Вы что-то ищете? - услужливо спрашивает старик, заметив наконец мое
присутствие.

- Ищу первое издание "Кандида", - отвечаю я, лишь бы что-то сказать.

- Ха-ха-ха, я тоже! Если найдете, сообщите мне.

Он смотрит на меня так, будто я его бог знает как распотешил, и
добавляет:

- Только запомните на всякий случай, что первое издание "Кандида" и
форматом своим, и объемом отличается от серии "Иллюстрасион".

Поблагодарив за информацию, я покидаю лавку. На всякий случай выхожу
с другой стороны пассажа и вскоре попадаю в сад Пале Ройяль. Сад окружен
длинными аркадами, где лишь изредка мелькают одинокие прохожие, и ты
издалека можешь видеть, есть у тебя кто-нибудь впереди или позади. Прохожу
для верности вдоль всей аркады и, очутившись на крохотной площади Пале
Ройяль, беру такси.

- Замечательный денек, не правда ли? - говорит пожилой шофер, с
грохотом подгоняя видавший виды экипаж.

Это из простой болтливости.

- Чудесный! - бормочу я, думая совсем наоборот.

Предательски скрипит ржавый замок, когда я поворачиваю ключ, но на
лестнице, к счастью, ни души. Войдя в темное помещение, запираюсь изнутри.
В глубине чернеет еще одна дверь, ведущая, надо полагать, на запасную
лестницу. При нажатии на нее убеждаюсь, что и она заперта. Рядом
выключатель, но я не решаюсь проверить его исправность. Сквозь небольшое
чердачное оконце, забранное толстой ржавой решеткой, поступает пока что
достаточно света.

Надо поторапливаться, а то уже темнеет, и свет в оконце скоро
погаснет. Притом всякое промедление уменьшает мои шансы услышать то, что
можно услышать при должной расторопности, если внизу действительно
произойдет какая-то встреча и если таковая еще не произошла.

Это помещение, вероятно, годами не использовалось - так все тут
опутано паутиной. По одну сторону громоздятся два старых шкафа, сломанные
стулья и куча книг и газет, покрытых таким слоем пыли, что даже букинист
из пассажа Вивьен не обратил бы на них внимания. Что касается меня, то мое
внимание сосредоточено сейчас на дымоходах, прилепившихся к стене
чердачного помещения. Восстановив в памяти устройство младеновских
апартаментов, я прихожу к заключению, что второй дымоход справа связан с
камином в холле.

При помощи перочинного ножа и при известном терпении мне удается
вынуть из кладки дымохода один кирпич, потом еще один. Все это приходится
делать без лишнего шума. Подсоединив к одному краю микрофон, я через
образовавшееся отверстие опускаю его вниз, но настолько, чтоб он
предательски не высунулся над очагом камина. Другой край провода закрепляю
на спинке кресла-ветерана и подсоединяю к нему усилитель с наушниками.
Затем сам устраиваюсь на пыльном ветеране, надеваю на голову наушники и
осторожно закуриваю сигарету. Мне и во сне не снилось, что моя очередная
миссия будет осуществляться с такими удобствами.

Некоторое время я ничего не улавливаю. Потом слышится шум
открывающихся и закрывающихся дверей и другие не имеющие значения шумы.
После едва слышного звонка снова открывается дверь и раздаются шаги
нескольких пар ног.

- А зачем эти двое явились сюда? - звучит недовольный голос
Младенова.

- Для охраны, - громогласно объявляет Кралев.

Из сказанного явствует, что "эти двое" - Ворон и Уж.

Слышится шум передвигаемых стульев. Вероятно, вновь пришедшие
размещаются.

- Вильямса еще нет... - говорит старик после небольшой паузы.

- Вильямс не придет, - заявляет Кралев.

- Как так не придет? Мы же должны были уточнить подробности операции?

- Все уже уточнено. Проведение операции возлагается на меня.

- Как это так вдруг?

- Вот так, вдруг. Нельзя без конца толочь воду в ступе. Завтра я
уезжаю.

- Ну хорошо. А мне что, и слова сказать нельзя? Зачем было тогда
устраивать эту встречу?

- Чтоб поболтать о других вещах, - небрежно отвечает черномазый.

- Слушай, Кралев, если ты полагаешь, что все пойдет так, как прежде,
то должен сказать, что ты глубоко ошибаешься. Ты слышал сегодня лично от
Вильямса, что главой Центра буду я. Руководителем в полном смысле этого
слова, ясно? От привычной практики - вести переговоры с Вильямсом, а меня
ставить в известность потом - ты должен раз и навсегда отказаться.

- Это мы еще посмотрим, - сухо заявляет Кралев.

- То есть как "посмотрим"? Разве не слышал, что утром сказал Вильямс?

- Так то было утром. А сейчас вечер. За это время выяснилась масса
вещей.

- Что выяснилось? - повышает тон Младенов. - Ты опять пытаешься
мутить воду? Если при Димове всякие трюки сходили тебе с рук, то при мне
на это не рассчитывай, запомни хорошенько! Этим твоим ухваткам придется
положить конец. Понял?

- Я затем и пришел, чтоб положить конец, - все так же спокойно
говорит Кралев. - Тебе недолго ждать, Младенов. Сегодня вечером придет
твой конец!

- Что за представление? - восклицает старик с возмущением, но и с
нотками инстинктивного страха.

- Мы пришли не на представление, - сурово отвечает Кралев. - Мы
пришли, чтоб исполнить приговор. Вынесен он не нами, мы лишь исполним его.

- Приговор за что? - спрашивает старик, и голос его срывается от
страха.

- За убийство Димова. Ты убил Димова, чтоб занять его место. А перед
тем женился на его наследнице, надеясь загрести себе деньги.

- Тут какая-то ошибка...

Кралев пускает в ход свой юмор:

- Ошибка-то есть, твоя собственная. А вот прощенья не будет.

- Уверяю вас, произошла ошибка, - уже в панике настаивает старик. -
Димова убила Мери Ламур.

- У Мери Ламур на такое дело ни ума не хватит, ни духу. Какой ей
резон, Мери, выходить за тебя замуж?

- Да не в этом суть!..

- Убийство Димова - это одно твое преступление, - не слушая его,
продолжает черномазый. - Другое дело более тяжелое: ты вовлек в Центр
Бобева!..

- Так ведь я же его вышвырнул сегодня утром. Я его вышвырнул...

- Да, но после того, как его вовлек. И после того, как он причинил
нам столько вреда и причинил бы больше, не вмешайся я в это дело.

В этот момент Кралев, очевидно, встал или собрался встать, потому что
слышится голос старика, который говорит:

- Сядь, Кралев. Сядь, разберемся!..

И тут же звучит голос Кралева, но обращен он уже не к Младенову, а к
кому-то другому:

- Ну-ка! Чего ждешь? Пока он начнет орать?

- Постойте!.. - кричит Младенов.

Но в это мгновение раздаются четыре тупых выстрела из пистолета,
снабженного глушителем. А затем хриплый голос Ворона:

- Все перепачкаем. Надо было заняться этим где-нибудь в другом месте.
Как тут скроешь...

- Чего нам скрывать, все свалим на этого негодяя Бобева, - отзывается
Уж.

И они начинают громко обсуждать вопрос о том, как замести следы.

Я снимаю наушники и встаю. В помещении уже почти совсем темно. Только
у самого окошка еще витает голубовато-серый сумрак. И в этом сумраке с
пистолетом в руках стоит Кралев.

- Ты все слышал? - спрашивает Кралев своим громовым голосом,
направляя пистолет мне в живот.

Я молчу и машинально оцениваю в уме создавшееся положение, пытаясь
найти хоть какой-нибудь выход.

Но выхода нет.

- Слышал? - громче повторяет Кралев. И, видя, что я не собираюсь
отвечать, добавляет: - Если слышал, то процедура тебе уже знакома.

Можно было бы испробовать, например, внезапный прыжок, но это
отчаянный шаг, потому что пуля пронижет меня еще до прыжка, а если даже не
пронижет, снаружи уже наверняка стоят в выжидательных позах Ворон и Уж, и
то, чего не сумеет сделать Кралев, сделают общими усилиями втроем. И все
же внезапный рывок остается моим единственным шансом. Поэтому я пристально
слежу за черномазым, выжидая удобный момент. Но и Кралев внимательно
наблюдает за мной. Он, как видно, по-своему истолковал мой взгляд, потому