Чтение 57–й страницы книги ~Тайфуны с ласковыми именами~

- Поцелуйте же меня!

Мне неудобно перед Бориславом и еще более неудобно стоять как истукан,
после того как мы столько времени провели вместе в том зеленом холле, на той
глухой вилле, в том бесславном квартале.

Целуя ее, я чувствую на своем лице ее руку, которая как будто пытается
удержать меня еще хотя бы на один миг.

Наконец Розмари уходит, но, прежде чем спуститься по лестнице, снова
оборачивается и машет мне рукой.

- Какая женщина! - слышится голос Борислава. Да, действительно. Хотя что,
в сущности, я мог бы о ней сказать? Движешься среди призраков без всякой
уверенности, что тебе удалось до конца сорвать их покровы. Призрачные вещи,
призрачные события, а главное - призрачные люди. Глядишь на нее и вроде бы
убеждаешься: "Да, это именно то", но потом неожиданно что-то происходит, и
ты решаешь, что вовсе не "то", а не знаю что, пока позднее не уяснишь, что
это вовсе не "не знаю что" - совсем как те деревянные матрешки: вскрываешь
одну, а в ней оказывается другая, а в другой - третья. Только у матрешек
всегда есть предел - после четвертой или пятой доходишь до последней. А с
иного человека сколько ни снимаешь призрачные покровы, никогда не можешь
быть до конца уверен, что тебе удалось постичь его истинную суть.

Борислав до такой степени очарован видом моей приятельницы и ее
импульсивным нравом, что заказывает еще по чашке кофе - по последней, и мы
уже допиваем его, этот последний кофе, когда на террасе внезапно появляется
новое действующее лицо, точнее, еще одна дама, царственная и величавая, как
альпийский массив.

- А, Пьер, вот ты где, мой мальчик! Я по машине догадалась, что ты должен
быть где-то тут, - спокойно произносит Флора, словно мы повстречались на
асфальтовой аллее близ Остринга.

Я встаю, представляю их друг другу и усаживаю гостью.

- Вы уже позавтракали, - устанавливает она. - Я бы тоже не прочь немного
закусить...

Белокурая австриячка принимает заказ, который по своему ассортименту мало
напоминает завтрак и не уступит иному обеду. Затем, самодовольно
приосанившись, чтобы Борислав мог по достоинству оценить ее могучий бюст.
Флора оборачивается в мою сторону и грозит мне пальцем:

- Благодари бога, что я питаю к тебе слабость. Иначе ты заслуживаешь не
знаю какой кары... За то, что запер меня с ним там, в бункере...

- Если только это ты имеешь в виду, то, по-моему, ты должна меня
благодарить, дорогая Флора. Это был единственный способ защитить тебя от
пуль и спасти от удушья.

- Лжец! - Она опять грозит мне. - Откуда ты мог знать, что начнется
стрельба?

- Зато я отлично знал, что люди Бэнтона где-то рядом. Бэнтон не тот
человек, чтобы отправляться со мной в полную неизвестность без должного
сопровождения.

- Глупости. Люди Бэнтона приехали на хвосте у этой дуры Розмари.

- А как они оказались у нее на хвосте?

- О, это целая история. И не заставляй меня ее рассказывать, прежде чем я
поем. Просто подыхаю с голоду.

Официантка ставит на стол поднос, загруженный до предела: кроме масла,
конфитюра и булочек, неизбежных компонентов гостиничного завтрака, здесь
вареные яйца, копченый окорок и огромный кус шоколадного торта.

Так что мы с Бориславом выпиваем очередной кофе, не знаю уже который, а
тем временем Флора опустошает тарелки. И лишь когда дело доходит до торта, у
немки возобновляется желание продолжать беседу.

- И то, что вы, Пьер, оставили нас с этими выродками Тимом и Томом, тоже
вас не красит!..

- Не моя это затея. Так случилось по настоянию Бэнтона.

- Мы догадывались. Пакостная затея. И Бэнтон получил по заслугам. Читали?
Он задержан...

- Знаю. Но вас не смогли задержать...

- А кто нас мог задержать? - смотрит она на меня с недовольным видом.

- Да те двое: Тим и Том.

- А, те двое! Чего о них толковать. Первое время мы с Розмари вообще не
понимали, что происходит. Подумали, что ваш компаньон действительно вызвал
вас по какому-то спешному делу и Бэнтон решил вас сопровождать. Потом у меня
возникает подозрение, что тут кроется подвох. "Плакали наши брильянты. Пьер
знает, где искать тайник, а Бэнтон небось что-то посулил Пьеру. Так что
теперь они действуют заодно, а мы сидим здесь, как последние дуры". "Откуда
вам известно, что Пьер знает, где искать тайник?" - спрашивает Розмари.
"Мне, - говорю, - достаточно сегодняшних наблюдений, и, если вы полагаете,
что мы провели день в любовных утехах, вы глубоко ошибаетесь". "В таком
случае давайте устроим проверку, - предлагает Розмари, - они, скорее всего,
в Лозанне, в доме этой лисы Виолеты". "Но как его найти, этот дом?" - говорю
я. "Если вы не знаете, то другие знают, - заявляет Розмари, - только где
гарантия, что вы не оставите меня в дураках?" "Ну, милая, - говорю, - нам
сейчас не до этого, мы с вами бедные женщины и должны всячески помогать друг
другу". "Звучит неплохо, - говорит Розмари, - но где гарантия?" Наконец мне
удается убедить эту упрямую бабу, что, пока мы тут торгуемся, уведут наши
брильянты, и мы решаем на свой страх и риск отправиться вам вдогонку. Но не
тут-то было: только теперь до нас доходит, что мы с нею пленницы этих двух
дегенератов - Тима и Тома. Я, как вы знаете, не из робких, особенно когда
имею дело с такими пигмеями, и без лишних проволочек даю им понять, что в
наш век равноправия женщины тоже чего-то стоят, но, хотя в руках у меня
увесистый стул, пользы мало: эти кретинчики, оказывается, обучены всяким там
каратэ и дзюдо, - короче говоря, наш бунт кончается тем, что нас
крепко-накрепко привязывают к креслам, а каких синяков они нам насажали - я
бы вам их показала, только приличие не позволяет.

- Стоит ли о таких пустяках говорить? - бросаю я.

- Не стоит, конечно. Вы же знаете, я не настолько впечатлительна, как эта
драная кошка, ваша Розмари, но факт остается фактом: мы, бедные невольницы,
обречены на полное бездействие, а тем временем вы там, в Лозанне...

- Мы там, в Лозанне, оказались более несчастными невольниками, чем вы. До
того несчастными, что уже были готовы проститься с белым светом.

- Верно. И кто вас спас? Я. Только не слышала, чтобы кто-нибудь сказал
мне спасибо за это...

- Если я этого не сказал, то только потому, что слова не способны
выразить мои чувства, дорогая...

- Да-да, я знаю, ты щедр на пустые слова... Но вернемся к существу
вопроса. В тот самый момент, когда мы были в полном отчаянии, в холл через
террасу внезапно вламывается мой Макс. У меня не было сомнения, что Макс,
которого мы так бессовестно бросили в Женеве, рано или поздно наведается ко
мне, и я оставила у себя в квартире записочку, что нахожусь у Бэнтона. Не
знаю, стоит ли описывать само сражение, тем более что я, будучи привязанной
к креслу, могла наблюдать его лишь частично, зато я имела счастье видеть
самый конец, когда эти лилипуты с их японской хваткой были загнаны в угол и
у Бруннера в руках превратились в мокрые тряпки, а в довершение

Он прикрутил обоих к креслам, в которых мы томились, чтобы у них было
время получше переварить все случившееся. А после этого Бруннер занялся
вашей Розмари, стал вышибать из нее сведения насчет виллы в Лозанне, и, не
вмешайся я - зачем, говорю, ты так круто, Макс, она, как-никак женщина, к
тому же неглупая, сама все скажет, - он бы ее всю изувечил. В конце концов
Розмари раскололась-таки, выдала адрес, но взялась настаивать, чтобы мы
ехали все вместе, и тут уж я не выдержала - хотя, как вам хорошо известно,
мой мальчик, я не из говорливых - и давай втолковывать вашей приятельнице,
что жизнь, выпавшая на нашу долю, - это не что иное, как бег наперегонки,
каждый бежит сам по себе, на свой страх и риск, собственными ножками, и,
если тебе так хочется присутствовать на этом празднике, садись в свою
красненькую скорлупку и с богом. Ведь это же поистине благородный жест с
моей стороны, за который до сих пор мне и спасибо никто не сказал, хотя мне
он обошелся не так дешево - девять колоссальных брильянтов, - но, раз тебе
суждено совершить глупость, за нее, само собою, приходится платить. Но в тот
момент мне думалось, что я ничем не рискую, рядом со мной мой Макс, и я была
уверена, что он не даст меня в обиду, мне и в голову не могло прийти, что
через несколько часов какой-то жалкий пигмей по имени Тим или Том разрядит в
грудь Макса свой пистолет, а ведь именно так и случилось, и мне пришлось
кончать со всем вот этими руками...

- Но не голыми руками, был и пистолет? Она смотрит на меня пронзительным
взглядом, и ее роскошные голубые глаза вдруг становятся серыми.

- Ты что, виделся с Розмари?

- Где я мог с нею видеться?

- Я невольно об этом подумала, потому что у меня действительно был
пистолет. Только уже было поздно. Бруннер тоже был убит.

- Что-то я не замечаю, чтоб ты была в трауре, дорогая. А черное было бы
тебе к лицу. И ты бы в нем казалась стройней.

- Пора тебе понять, мой мальчик, что стройностью

Я не дорожу, как твоя Розмари, напротив. В этом мире еще не перевелись
мужчины с нормальным вкусом.

- Значит, упустила брильянты... - обобщаю я. - Мне стоило такого труда
обеспечить их тебе, а ты под конец упустила их.

- Этого бы не случилось, если бы в тот день, прежде чем уехать из
Лозанны, мы завернули ненадолго к Виолете. Но я не знала, где ее вилла. А ты
знал, и ключ был у тебя в кармане, но меня ты туда не повез.

- А знаешь, чем бы это кончилось, если бы мы туда заехали? Мы до сих пор
лежали бы там с тобой вдвоем, в том бункере, и никто не смог бы нас
вызволить, потому что никто, кроме меня, и не подозревал о существовании
этого бункера. И если я говорю: "До сих пор лежали бы с тобой вдвоем", то
тебе, должно быть, ясно, что не в любовных объятиях, а в холодных и мерзких
- в объятиях смерти.

- В самом деле... Эта гадюка Виолета уже была начеку... Мне и в голову не
пришло...