главная цель его жизни сейчас - убрать меня с дороги. И если дорога
называется Дрейк-стрит, убрать человека не так уж трудно.
выбрасывать его во двор, откуда Майк в любую минуту может его забрать. Ну
конфисковал бы я этот пистолет, а дальше что? Ясно как белый день, что
ничего; он найдет себе другой. Это не так уж трудно в этом квартале, на
этой улице.
начинает казаться, будто кто-то настойчиво трясет меня за голову, и я не
сразу соображаю, что трясут не голову, а дверь. Наверное, я довольно долго
предавался рассуждениям о Майке и прочем: в комнате уже темно, за окном -
ночь.
горилл, непонятно, какой именно.
на часы.
минут.
моему удивлению, выходим на широкую улицу. Потом сворачиваем раз, другой и
подходим к ярко освещенному зданию, на фасаде которого алеет неоновая
надпись: "ЕВА".
пустой вестибюль, полный показной и фальшивой роскоши. Здесь и
позолоченная гипсовая лепнина на стенах, и красный бобрик на полу и
множество зеркал. Да, это не скудные подвальчики Дрейк-стрит! Мы минуем
транзитом вход в зал, задрапированный бархатными занавесками, и,
проследовав по узкому коридору, через дверь с надписью "Офис" попадаем в
другой коридор, кончающийся другой дверью. Горилла нажимает кнопку звонка.
Над дверью вспыхивает зеленая лампочка. Он делает мне знак: мол, входи!
письменным столом. - Неужели вас до сих пор били?
исчерпываются скромной информацией, начертанной на вашей физиономии.
Но все-таки вы должны поделиться.
или не стоит. Это помещение значительно меньше кабинета Дрейка на
Дрейк-стрит, но зато обставлено сверхмодно: гармония фиолетовых и
серебристо-серых тонов, обилие стекла и полированных плоскостей, шелковые
драпри, - словом, экстравагантность, не поддающаяся описанию.
преодолев колебания.
и наконец заявляет:
задал вам трепку. А это окончательно уронит ваш престиж среди моего
персонала. Того и гляди, пойдет молва, что вас слишком часто бьют.
личностью.
другой теме:
уничтожению?
месте.
кабинета - та, что позади письменного стола, - открывается, и в помещении
становится светлее. Когда на небосклоне всходит звезда первой величины, на
земле всегда становится светлее. На звезде платье из серебристого люрекса,
такое длинное и такое узкое, что будь она не звезда, а смертная женщина,
она не могла бы двигаться в такой упаковке. Бедра и бюст вызывающе блестят
в этой роскошной обертке, но лично меня этот вызов оставляет холодным,
потому что когда женское тело кажется отлитым из металла, то него тянет
леденящим холодом.
скользит по серому бобрику пола в своем серебристом коконе, грациозно
помахивая рукой в длинной серебристой перчатке, в руке у нее длинный
мундштук. Ей удается благополучно добраться до фиолетового дивана и
расположиться на нем в претенциозно-элегантной позе. Подозреваю, что от
этой позы у нее очень скоро заболит спина.
взглянуть на меня.
не дает себе труда взглянуть на нее, он сверлит меня своими голубыми
глазками.
бюстгальтеры. Мне нужно знать, как я уже говорил, вес и объем.
не представляют и мне от них никакого проку. Но он рычит свое:
горсть медяков.
- Я вам плачу не за то, чтобы вы позволяли себе разговаривать таким тоном.
Я ввел в своей фирме стиль работы, нарушать который не позволю.
продемонстрируете этот ваш стиль. Вы можете меня бить до полусмерти,
мистер Дрейк, но в таком случае раз и навсегда проститесь с мыслью, что я
вас посвящу в свой план.
что если вы - человек крайне бесцеремонный, то я - человек страшно
упрямый. Упрямый до самоубийства, уверяю вас.
мрачной интонацией.
большее, зовите ваших горилл. Мне нечего больше сказать.
ваших подручных.
общий друг, чрезвычайный и полномочный посол смерти. Вообще же я склонен
проявить милосердие, которого вы не заслуживаете, и пошлю вас на тот свет
без проволочек.
я просто киваю и иду к двери. Если этот тип и на этот раз выдержит,
значит, нервы у него стальные.
но все же останавливаюсь посреди кабинета. - Я свою жизнь превратил в
азартную игру и спокойно могу ее проиграть, но не буду ни вашим швейцаром,
на вашим слугой, ни вашей половой тряпкой. Понятно?
не предлагать - это позвольте решать мне. И вопрос о том, ликвидировать
вас или нет, тоже буду решать я. Но сначала я должен вас выслушать. Так
что садитесь и говорите, а потом увидим.
чуть заметное движение ресниц говорит мне: "Садитесь", - она дает понять,
что я довел Дрейка до крайних пределов терпения. Что ж, ей лучше знать,
она достаточно близко знакома с этим самым Дрейком, и мне лучше
послушаться ее. Я возвращаюсь на место и снова погружаюсь в шелковое
кресло.