входящий в нее. Мои рысьи глаза прикидывают расстояние, разделяющее нас,-
где-то метра полтора.
свалить быка. Его шляпа смягчает удар, но я так постарался, что он издает
хриплый стон и падает. Я в темпе становлюсь на четвереньки. Одна из моих
особенностей - умение передвигаться на четвереньках так же быстро, как на
ногах. На этот раз стоит рискнуть. Курс на дверь!
находится Шварц. Он знает, что должен во что бы то ни стало помешать мне
выйти отсюда иначе, чем ногами вперед. Так что он палит, не боясь, что может
продырявить Бориса Карлоффа. Именно это и случается. Баум в последний раз
орет все известные ему выражения, поскольку шальная пуля все-таки задела
его.
Лорел и Харди выглядели бы грустными, как повестка в суд. Но времени у меня
нет. Разумеется, все, что произошло с момента нашего погружения во мрак,
заняло меньше времени, чем требуется, чтобы очистить сваренное вкрутую яйцо.
поверить, делаю такой прыжок в длину, какого до меня не делал ни один
олимпийский чемпион. До машины несколько десятков метров. Едва заметив ее, я
уже хватаюсь за ручку дверцы.
в жизни из пистолета. Если да, то должны знать, что стрелков, способных
попасть с двадцати метров в туз, гораздо меньше, чем налогоплательщиков. Так
вот, Шварц входит в немногочисленную группу чемпионов. Его пули разбивают
стекло дверцы. Их штуки четыре или пять, я не считал, и все вошли в площадь
размером с ладонь. Если бы я не догадался упасть на землю, через меня можно
было бы любоваться пейзажем, как через дуршлаг... Я заползаю под машину.
Благодаря темноте Шварц не может видеть мой маневр.
хоть какой пистолетик, появился бы шанс выкрутиться...
выполнить мое желание, я стал бы маленьким, как орех.
глазами колеса Шварца, обходящего тачку.
начинает нагибаться. Все происходит как в замедленном кино или в кошмаре.
Меня так же легко поймать, как корову в вестибюле. Ему достаточно промести
своей пушкой под машиной, как метлой, нажимая на спуск, и я наверняка буду
задет. Я не успею отсюда выскочить.
мне показался в тот момент, когда произошел: сегодня утром я зашел в банк
снять со счета немного деньжат на хозяйственные нужды. Пачка была заколота
большой булавкой. Эта булавка показалась мне такой смешной, что я не стал ее
выбрасывать, а приколол к лацкану пиджака. Она до сих пор там. Я с
невероятной быстротой выхватываю ее и в ярости втыкаю в колено Шварца.
обе его руки. Сначала та, в которой пушка, потом другая. В этот момент он
думает только о своей боли и прижимает их к раненому колену.
Смотрю на ее руки: револьвера нет. Значит, в данный момент она меня не
интересует.
воспользоваться короткой передышкой, чтобы попытаться нейтрализовать Шварца.
Поскольку мы находимся в чистом поле, где нет ни деревца, ни кустика,
бегство кажется мне слишком рискованным делом, принимая во внимание
ловкость, с которой владелец "Гриба" владеет пистолетом.
поднимается на ноги, жутко кривясь. Булавка - не бог весть что, но,
воткнутая в колено, играет немаловажную роль.
него не только не дружелюбный, но даже совсем наоборот.
иметь высшее образование, чтобы понять, что мне действительно придется
заплатить за все неприятности, доставленные этой банде шпионов.
кое-что еще: дверца машины закрыта не до конца и открывается в сторону
Шварца. Я быстро поднимаю ногу, упираюсь ею во внутреннюю стенку дверцы и
толкаю ее. Резко распахнувшаяся дверца бьет моего противника по руке. Он так
удивлен этой новой хитростью, что делает шаг назад. Я уже набросился на него
и бью кулаком в шею. Он кудахчет, как влюбленный индюк, и конвульсивно
нажимает на спуск. Несколько пуль летят мне в ноги. Большая их часть
попадает в низ дверцы, но я чувствую, что кусок железа вошел в контакт с
моей лодыжкой.
нельзя давать ему время поменять ее на новую. Я отвешиваю ему очередной удар
- на этот раз в печень,- потом продолжаю серию хуков в живот. Он опускается,
я поднимаю его ударом ботинка. Его глаза становятся мутными. Он вот-вот
хлопнется в обморок. Я запыхался, как будто бегом поднялся на верхний этаж
небоскреба, но прихода второго дыхания не жду. С "ха!" лесоруба я подаю ему
главное блюдо - прямой промеж глаз. Хрящи его носа издают громкий хруст;
можно подумать, слон сел на мешок с орехами. Шварц падает. Я наступаю
каблуком на его клюв, по крайней мере на то, что от него осталось, и
поднимаю другую ногу, чтобы его нос точно знал, сколько я вешу.
чуть поменьше обелиска с площади Конкорд, который обрушивает на меня. Хотя я
успеваю отскочить, каменюка попадает мне в плечо. Такое ощущение, что у
Эйфелевой башни отломилась одна из опор и ее заменили мною.
здоровой рукой крепко хватаю ее.
револьвером в руке. В лунном свете поблескивает перламутровая инкрустация
рукоятки. Старая развалина взял пушку покойного Бориса Карлоффа, но даже с
нею ему будет трудно изменить ситуацию.
пятидесяти от меня, сейчас темно, он стар, вряд ли хорошо владеет оружием, а
я загородился Хеленой. Трудновато ему будет попасть в меня.
дверцу. Она летит головой вперед, ее юбка задирается до затылка.
огонь. Я ошибся, приняв его за старую развалину. Он хороший стрелок. Не
такой чемпион, как Шварц, но все-таки способен не вышибить глаз хозяину
тира, целясь в мишень.
отлетает рикошетом от руля. У меня нет времени смотреть, что станет с
третьей, потому что я уже включаю стартер и срываюсь с места на второй
скорости. Плевать на коробку передач. Пули попадают в кузов.
она проехала по чему-то мягкому. Спорю на вставную челюсть вашего дедушки
против банковского счета моих издателей, что это "что-то" - милейший месье
Шварц. Ему же хуже. Нечего валяться поперек дороги.
бьют в машину.
понимаю, что произошло; Стивенс, видя, что не попал в меня, стал стрелять по
шинам, и одна лопнула,
сравнению с Сан-Антонио.
но на эту тачку мне наплевать и забыть. Все, что я от нее прошу,- это увезти
меня подальше отсюда, и как можно быстрее.
же нежности, сколько бывает в глазах кошки, которой дверью прищемили хвост.
комиссаре Сан-Антонио? И в огне не горит, и в воде не тонет, а?
оплеуху по мордашке, чтобы показать, что за последние несколько минут во
Франции кое-что переменилось. У нее на глазах выступают слезы.
поверьте мне, не те, которые застежки.