Чтение 9–й страницы книги ~Мое почтение, красотка~

- Нет.

- Оставайтесь в распоряжении наших служб.

Она клянется, что останется, и я прощаюсь о ними - с нею и с ее сиськами.

Приезжаю в лабораторию. Шеф ждет меня там, грызя зубочистку. Когда он
нервничает, то либо поет "В садах Альгамбры прекрасные вечера", либо
питается зубочистками.

Он смотрит на мой магнитофон, как на морскую черепаху.

Я просвещаю его насчет того, как использовал аппарат.

- Неплохо,- признает он.

Тип из лаборатории берет катушку и уходит. Через несколько минут он
делает нам знак войти в кабину для прослушивания. То, что мы слышим,
возбудило бы даже нормандский шкаф. Мы - шеф, техник и я - не решаемся
взглянуть друг на друга. Слышатся смешки, вздохи, вскрикивания, хриплые
стоны... Малышка любила этот спорт больше, чем рыбалку. Она бормочет
бессвязные слова, некоторые из них на иностранном языке.

Шеф навостряет ухо и приказывает прогнать эти места несколько раз.

- Это не английский, не немецкий, не русский, не итальянский...-
перечисляет он.

Я смотрю на него с восхищением. Он знает целую кучу языков. Настоящий
полиглот (не путать с полигоном)".

- Надо дать прослушать запись Строссу и Бонне,- велит он сотруднику
лаборатории.- Они вдвоем знают двадцать три языка. Черт нас возьми, если мы
не сможем перевести эти слова.

Я улыбаюсь.

- Знаете, шеф, принимая во внимание обстоятельства, при которых
произносились эти слова, перевести их будет нетрудно. По всей видимости,
девочка звала маму...

- Ладно, пошли дальше.

Мы слушаем продолжение. Это характерные звуки, распространяться о которых
мне не позволяет врожденная стыдливость. Потом слышится повторяющийся стук и
приглушенный голос произносит: "Месье Мобур, вас срочно к телефону".

Это, как я понимаю, мамаша Бордельер. Предупреждает донжуана.

Слышится новое приглушенное восклицание. Парень явно злится, что его
физические упражнения прервали.

Голос Хелены спрашивает: "Что там?"

Парень отвечает: "Сам не знаю, Хе..."

"Кто-то знал, что мы будем здесь?"

"Надо думать. Хотя..."

Должно быть, он надевает шмотки, штаны уж во всяком случае. Шум шагов,
скрип двери... Тишина... Парень возвращается.

"Кто это был?" - спрашивает Хелена.

"Шварц!"

"Серьезно?"

"Да. Мы должны срочно ехать к нему туда..."

"Прямо сейчас?"

"Да".

"Что-то не так?"

"Не знаю, но, видимо, что-то серьезное".

"О, дорогой..." - шепчет она.

У нее легкий непередаваемый акцент. Ей тоже не нравится эта неожиданная
поездка. Она бы предпочла продолжить прогулку по седьмому небу...

Лично я ее очень понимаю, особенно потому, что знаю, как она закончила
вечер - бедняжке отрезали голову. Надо быть законченным негодяем, чтобы
сделать такое. Во-первых, в приличном обществе подобные вещи не приняты, а
во-вторых, даже закоренелым негодяям нельзя мочить кисок с такими формами.

О записи больше сказать нечего. На пленке тишина.

- Конец,- говорю я шефу.- Продолжение радиоспектакля слушайте завтра в
это же время...

- Вы в этом разбираетесь?

- Гм... скажем, вижу небольшой просвет.

- Я вас поздравляю. Лично для меня это пузырек чернил.

Я не решаюсь ему признаться, что для знаменитого Сан-Антонио то же самое.
Надо же дорожить своим достоинством!

Мы спускаемся в кабинет, и именно в этот момент туда заходит один из моих
коллег - комиссар Жюзьер.

- Жюзьер занимается Лувесьенном,- объясняет мне босс.- Ну, дружище, что
хорошего? Жюзьер смотрит на меня.

- Странное дело,- шепчет он.

- Я знаю... Почему вы это говорите? Видели, как эти сволочи обработали
киску?

- Ничего я не видел,- отвечает он.- Ничего, кроме следов крови. Трупа там
не было, приятель.

Глава 9

Я не удивляюсь, потому что это уже приелось. Привыкаешь ко всему, даже к
театральным эффектам; это одно из главных достоинств человеческой натуры.

Сейчас я дошел до того, что, если увижу, как моя консьержка отплясывает
френч-канкан или как лангуста курит трубку, не шевельну ни единым волоском
брови.

Сперли труп? О'кей...

Шеф достает из маленького слюдяного футляра еще одну зубочистку.

- Цирк!-уверяет он.

Я себе говорю, что, если бы в цирке показывали такие номера, театры бы
обезлюдели, да и некоторые киношки пришлось бы закрыть...

Способность рассуждать - это лучшее приобретение человека после
приручения лошади и изобретения бифштекса с картошкой. Так что давайте
рассуждать.

Под этим звездным небом есть один умник, с которым мне очень хочется
побеседовать,- это чемпион по всевозможным телефонным разговорам.

Некоторое время этот малый дергает за веревочки, как ему
заблагорассудится, а таких типов мне всегда хочется спустить в дырку
унитаза. Это у меня как болезнь! Даже в детстве, когда мы играли в войну,
Наполеоном всегда был я.

Таинственный телефонист приказывает паре Хелен - Мобур прекратить работы
по осеменению и мчаться к нему. Его зовут Шварц - единственное, что о нем
известно. И куда "к нему" они едут? В Лувесьенн? Возможно... Но сам Шварц в
Лувесьенн не едет, по крайней мере сразу. Он занимается мною. Посылает меня
на место преступления. Пока я туда еду, похищают профессора Стивенса. Я
мчусь к старому инглишу, а этим пользуются, чтобы убрать труп Хелены. Зачем,
если я его уже видел?

Вывод. Эти типы хотели:

а) чтобы я не был в Париже, когда будут похищать папашу Ракету;

б) чтобы я увидел труп;

в) чтобы его не нашли.

Все эти парадоксальные вещи произошли меньше чем за час.

В дверь стучат, шеф кричит: "Войдите". Входит инспектор.

- Вы нашли сведения о владельце дома в Лувесьенне?- быстро спрашивает
босс.

- Да, патрон. Он принадлежит некоему Шарлю Мо-буру.

- Что?

Этот вопль издаю я.

- Шарлю Мобуру, господин комиссар,- послушно повторяет он.

- У вас есть его адрес?

- Только лувесьеннский, другого нет. Во всяком случае, другой адрес нам
неизвестен.

- Но дом разорен, как после потопа! Тот бессильно разводит руками.

- Больше я ничего не смог найти, господин комиссар. Среди ночи собирать
информацию не совсем удобно. Может быть, мне больше повезет завтра...

- Завтра...

Я качаю головой.

- Ладно, спасибо.

Я сажусь верхом на стул, кладу руку на спинку, а голову на руку. Надо
крепко подумать.

Шеф не говорит ни слова. Жует свою зубочистку. Слышится только ее легкий
хруст под его зубами.

Что делать? Куда ехать? Время поджимает... Это дело нельзя расследовать
обычными методами, то есть подчиняясь логике, проводя привычные оперативные
действия. Надо руководствоваться чутьем, играть ва-банк, иначе я окажусь в
пролете... Хоть лопну, не смогу добиться результата в ближайшие двенадцать
часов.

За что ухватиться?

И тут в моем котелке прорастает слово "гриб"... Растет, как гриб после
дождя.

Именно в этом кабаке со мной связался Шварц. Если он это сделал, значит,
придя туда, я приблизился к "горячо". Может, один этот факт навел их на
мысль, что я опасный противник и меня надо направить по ложному следу. Итак,
бар "Гриб" и есть тот самый гриб, о котором говорила Хелена.

Значит, в заведении ее должны знать...

- Шеф,- говорю я,- прикажите ребятам из лаборатории отпечатать мне серию
фотографий Хелены с того фильма, что вы сняли.

Он снимает трубку и передает мои приказы, как последний швейцар
министерства.

Он смотрит на меня так, словно ожидает, что я рожу обезьяну.

- Мне не дает покоя одна вещь,- говорю я ему.

- Какая?

- Ваши люди, первые ангелы-хранители, уверяли, что Хелена ведет примерную
жизнь, так?

- Совершенно верно.

- Однако, по свидетельству мамаши Бордельер, киска приходила потрахаться
в ее заведение несколько раз в неделю!