Сан Антонио

Не мешайте девушке упасть

Глава 1

Если бы нашелся умник, способный сказать мне, за каким чертом я в тот
день поперся в Париж, я бы охотно подарил ему весь второй этаж универмага
"Галери Лафайетт".

Знайте, что для того, чтобы сунуть свой длинный нос в Париж именно в тот
момент, надо было не иметь в чайнике ровным счетом ничего Позвольте сказать
вам сразу, широкоэкранно и в цвете оккупация в самом разгаре, и столица -
последнее место на этой поганой планете, куда я мог сунуться Только не
подумайте, что у меня есть дело в том или ином смысле Сан-Антонио парень
честный Я всегда горбатился только на французское правительство и никогда не
работал ни на себя, ни на другую фирму, кроме той, что имеет девиз "Свобода,
Равенство, Братство". Когда я заметил, что бедняжку Марианну* оттрахали, то
попросил моих начальников перевести меня в резерв и удалился в мой домик в
Нейи Так что я провожу время за чтением детективов и рыбной ловлей, а моя
славная Фелиси изощряется в приготовлении жратвы Вот только детективы
попадаются один дурнее другого, а рыба так перепугалась фрицев, что уже
несколько месяцев не видно даже ее хвоста

В общем, жизнь пошла невеселая как для рантье, так и для плетельщиков
соломенных стульев Может быть, именно с тоски я и поехал в город Взглянув в
то утро в зеркало, я дружески кивнул смотревшему на меня типу, здорово
напоминавшему кузена императора Эфиопии Мне понадобилось не меньше десяти
минут, чтобы понять, что кузен императора - это я сам У меня была такая
рожа! Вообще-то я довольно красивый парень Это подтверждается тем, что
девушки предпочитают мое фото эйзенхауэровскому Но в то утро моя физия
напоминала морду факира, которому шутник заменил в доске резиновые гвозди на
настоящие, взятые в скобяной лавке за углом. У меня были глаза больного льва
и синела борода. Когда моя борода отрастает синей, это означает, что у меня
неполадки с карбюратором: или из-за того, что я влюблен, или потому, что моя
печенка требует независимости.

Тогда я побрил кузена эфиопского императора и решил сводить его на
прогулку.

Улицы унылы, как романы Пьера Лоти. Таблички с готическим шрифтом вгоняют
меня в черную тоску. В этом октябре Париж зеленее сосновой рощи. Только
сосны здесь обуты в громко стукающие по мостовым сапоги... Я мечтаю об
уголке, где люди ходят босыми. Это, наверное, так успокаивает! Ностальгия
пробивает дыру в моем желудке, а дыры существуют для того, чтобы их
заполнять (исключая те, что в швейцарском сыре). Я говорю себе, что моя
быстро зарубцуется от рюмочки коньяку, который я могу принять в известном
мне местечке, где подают отличные напитки в больших стаканах. Вот только
местечко это находится у площади Республики, и добираться до него надо на
метро. В этот час в его переходах нет почти никого. Я иду по станции "Ар э
Метье" рядом с типом, спешащим, кажется, не больше моего. В тот момент,
когда мы выходим на платформу, подъезжает поезд. Мы - тип и я - заходим в
один вагон. Кажется, мы сегодня единственные пассажиры метрополитена.

Поезд трогается, проезжает метров двести и останавливается.

- Ну вот!- ворчит мой попутчик.- Опять воздушная тревога.

Я начинаю метать громы и молнии. Надо же так влипнуть: сесть в метро,
чтобы поехать закинуть "лекарство" в свою фабрику по перевариванию пищи, а
вместо этого проторчать час или два в подземной конуре тет-а-тет с
совершенно незнакомым типом.

Я смотрю на него: это высокий мужчина, одетый в темное. Его можно принять
за профессора философии. Волосы незнакомца подстрижены бобриком, что еще
больше увеличивает его рост, а утиные глаза похожи на ботиночные пуговицы.
Кисти руку него длинные. Лицо просто дышит интеллектом.

- Как вы думаете, можно курить во время тревоги?- спрашивает он.

Я отвечаю, что мне плевать на правила так же, как на мой первый
слюнявчик, и, чтобы доказать это, достаю из кармана сигарету. Он делает то
же самое. И вот мы сидим один напротив другого с "Голуазом" в зубах и роемся
в своих карманах в поисках огня. Первым зажигалку нахожу я и, прикурив,
придвигаю огонек соседу. Он тянет вперед свою голову и вдыхает. В этот
момент наши взгляды встречаются, и я испытываю странное ощущение, природу
которого понять пока затрудняюсь. Кажется... Да, мне кажется, что глаза
длинного что-то говорят. Я их знаю - не его глаза, а те предупреждения, что
они мне посылают.

Сигарета типа загорается.

- Спасибо,- говорит он и распрямляется.

И вдруг я понимаю, что было в его взгляде. Но уже поздно. Эта падла
начинает садить в меня из револьвера, даже не удосужившись вынуть пушку из
кармана своего пальто. Я получаю маслины прямо в пузо. Такое ощущение, что
мое брюхо взрывается. У меня перехватывает дыхание, глаза застилает красный
туман. Последнее, что я вижу, это разорванный пулями карман типа.

Я выдыхаю:

- Ты за это дорого заплатишь, сволочь!

Туман сгущается. Мои кишки загораются. Я начинаю стонать и чувствую, что
на этот раз уж точно отвалю в место, где порхают крылатые ребятишки.

Однажды я ехал через Мон-Сепи. Вот это туннель. Всем туннелям туннель.
Если в качестве попутчицы вы имеете красивую куколку, вы можете спокойно
рассказывать ей, что говорил Адам Еве в тот день, когда они играли в
папу-маму. Но если вы один - пардон: вам остается только закрыть моргалы и
задать храпака. В этом чертовом туннеле собралась вся чернота того уголка
Альп. Тьма непроглядная!

Постепенно начинает светлеть.

Я открываю глаза и изрекаю:

- Мы выехали из туннеля.

Моргаю. Солнце проникает во все мое тело. Чувствую на щеках что-то
теплое, нежное и ласкающее. Мне требуется чертовски много времени, чтобы
понять, что это дыхание Фелиси. Мои мысли тут же встают в ряд, как послушные
девочки.

- Ну что, я выкарабкаюсь?

- Да, малыш,- шепчет Фелиси. Могу вам сказать, что от облегчения я
выдыхаю столько воздуха, что его бы хватило, чтобы надуть дирижабль. Но тут
в моих кишках загорается жуткая боль. Сразу же подходит очень хорошенькая
малышка со шприцем в руке, снимает с меня одеяло и втыкает мне в задницу
иглу. Эффект не заставляет себя ждать: боль исчезает, и я чувствую себя
веселым.

- Слушай, ма,- говорю я Фелиси,- ты, наверное, думаешь, что я влез в
какую-нибудь политическую историю... Это не так, честное слово, и я не знаю,
почему тот парень нашпиговал мое пузо свинцом.

Фелиси вытирает с моего лба пот и говорит:

- Не волнуйся.

Но она быстро понимает, что ее совет производит на меня такое же
впечатление, как стихи на корову. Она меня знает, и ей известно, что я не
могу не психовать, когда меня пытается кокнуть первый встречный...

- Что ты хотел сказать этой странной фразой: "Я понял его глаза"?-
спрашивает она.- Ты повторял ее несколько дней...

Я подскакиваю:

- Несколько дней! Так сколько же я тут провалялся?

- Три недели.

Я не верю своим ушам.

- Это правда,- шепчет Фелиси.- Ах, мой бедный малыш, я так
перепугалась...

Я раздумываю над вопросом, который она мне задала.

- "Я понял его глаза" означает, что, прежде чем тот тип начал стрелять, я
заметил в его взгляде огонек, который горит в глазах тех, кто собирается
прикончить себе подобного. Я не могу это объяснить, но ошибиться
невозможно...

Закончив говорить, я улавливаю легкий шорох в глубине комнаты. Немного
поворачиваюсь и замечаю моего коллегу Берлие, разговаривающего с толстым
коротышкой в белом халате.

Мой приятель подходит ко мне.

- Ну что, теперь ты работаешь мишенью?

У него торжественный вид. Лысый череп тихо поблескивает при свете ламп,
большой нос шевелится, в синих глазах, спокойных и наблюдательных, горит
огонек любопытства. Он явно не понимает, как это Сан-А, ас из асов, мог так
подставиться.

- Слушай,- шепчу я,- у меня на пузе должна быть отличная "молния", так
что извини, но смеяться мне больно..

Его аристократическое лицо оживляется.

- Так что же с тобой произошло? Признаюсь, я ничего не понимаю. После
воздушного налета тебя нашли в вагоне метро, плавающим в собственной крови,
как выражаются газетчики. Прости мое любопытство, но я бы хотел знать, как
ты дал себя подстрелить.

Я быстро выкладываю свою историю.

Берлие отводит глаза.

- У тебя есть соображения о том, почему это случилось?

Понимаю, к чему он клонит.

- Никаких. С самого начала оккупации я сижу тихо. Если бы ты мог меня
просветить, то доставил бы мне большое удовольствие.

Он наклоняется ко мне.

- Не мели чушь. Ты состоишь в подпольной группе?

Тут я начинаю злиться.

- Ты совсем чокнутый! Я же тебе говорю, что сидел тихо, как
новорожденный. Спроси Фелиси... Я не выхожу из дома. Мне даже кажется, что в
моих мозгах начали расти грибы. Слушай, ты же знаешь, что от такого старого
друга, как ты, я бы не стал ничего скрывать! Эта стрельба в метро оставляет
меня в полном недоумении.