что он не может найти своего компаньона-растяпу, да еще при этом
выпендривается, воображая себя сверхсекретным агентом Х-27!
это свято, Сан-А.
в форме запятых и крысиными усищами, так и не научившимися курить.
должен был следить Гектор. Понаблюдай за его поведением, может быть это
что-то и даст. Встретимся вечером в твоей конторе. Например, часиков в
шесть, годится?
это такое!
торгового дома в Чикаго.
Фелиси.
сейчас находится, наверное, где-нибудь в районе Лиможа или Валенсена.
такое предчувствие, что этот кретин Тотор влип в какую-нибудь неприятную
историю.
чтобы как-то успокоить Фелиси, я напускаю на себя беззаботный вид. Мы
подсаживаемся к столу, и я начинаю рассказывать ей о моем путешествии. Но по
глазам я вижу, что в душе она затаила беспокойство.
длится два часа. Я делаю для него доклад о выполнении моей миссии; мы
обсуждаем некоторые детали, после чего я захожу принять стаканчик Божоле к
Матьясу. Берюрье взял в этот день отгул, и я жалею, что его нет, тем более,
я прихватил с собой его сомбреро и рассчитывал, что он своим видом повеселит
нашу легавку.
находится в верхней части этой славной авеню, и в верхней, самой верхней
части здания. В действительности оказывается, что это переоборудованная
комнатка горничной. Я нажимаю кнопку звонка. Он дринькает, и тут же за
дверью раздается стрекотанье пишущей машинки. - Входите! - тявкают за
дверью. Я поворачиваю ручку и оказываюсь в просторном помещении площадью
метр сорок на два метра. Здесь хватает места для маленького стола с
картотекой и двух стульев. За столом - восхитительная демуазель лет
семидесяти четырех с количеством килограммов, превышающих количество лет.
Она похожа на беззубого боксера. На ней сиреневая блузка, вмещающая добрый
центнер молочных желез, очки в роговой оправе в стиле Марсель Очкар, шиньон
фирмы Полины Картон, бархатный шарфик, кокетливо прикрывающий зоб и серная
помада, положенная на четырнадцать тысяч шестьсот семьдесят две морщины ее
приветливой мордашки.
дамы дико занятый вид. Судя по ее дактилографическому рвению, можно
подумать, что она печатает просьбу о помиловании типа, которому через
тридцать секунд должны отсечь башку. Так как мой приход оставляет ее
равнодушной, я покашливаю, но тщетно. Тогда я решительно приближаюсь к ней,
что не требует особых усилий, учитывая то, что нас разделают не более
двадцати сантиметров.
ситуации. Может быть, подождать пока вас остановит приступ радикулита или
вышвырнуть ваш "Андервуд" в окно?
занята перепечатыванием телефонного справочника.
подумать, что она проглотила раскаленный утюг! По крайней мере, она не
решится утверждать, что это был молодой угорь.
цвета, которыми ей вряд ли придется расколоть хотя бы один орех.
ее себе на колени.
для меня загадку, но при ближайшем рассмотрении я признаю в нем вставную
челюсть. Она вводит ее в свой хлебальник, неудачно пытается сделать подгонку
на месте, снова вытаскивает, берет пипетку, смазывает шарниры, подкручивает
опорные клыки, после чего победоносно водворяет на место свою сосисколовку.
Ее красноречие возрастает процентов на восемьдесят, по крайней мере, на
протяжении первых произнесенных ею фраз.
какому делу? Директор еще не ферцулся.
она застывает с открытым ртом. Я стыдливо отвожу глаза, чтобы не предаться
созерцанию ее трусиков. Отважная секретарша при помощи разрезного ножа для
бумаг извлекает свой механизм для первичной обработки артишоков. Затем она
пытается метать громы и молнии по поводу несговорчивой челюсти, но ей
удается лишь жалкое шипение, и я полностью теряю к ней интерес.
шестидесяти минут и потихоньку начинаю дохнуть от скуки.
мансарда с беззубой старушенцией, которая перепечатывает телефонный талмуд,
чтобы убедить меня в сверх занятости своей конторы, наводит на меня
беспросветную тоску. Не знаю, где эти братцы-подлегавцы отыскали секретаршу,
но это нечто умопомрачительное!
бочата марки "Луп-луп".
Пино, и вы можете на меня полностью положиться. Но для нее долг превыше
всего! Она качает головой. Чтобы развеять ее сомнения, я предъявляю свое
полицейское удостоверение.
своему персоналу о бывшем легендарном коллеге.
перепечатанными первыми ста двадцатью страницами, зачехляет пишущую машинку,
подмазывает под шнобелем губной помадой, поправляет подвязку на деревянной
ноге, проверяет давление в своем левом буфере, заправленном газом, и встает.
Она подходит к куску зеркала в превосходном состоянии, снимает парик, чтобы
получше причесать его, водружает на место, украшает сверху шляпой и,
наконец, направляется к двери, которую я спешу перед ней распахнуть, получив
на прощание пожелание доброго вечера, напоминающего струю поливочной машины
в пыльном квартале.
номер бистро Пинюшара и на другом конце провода слышу голос доблестной
супруги своего коллеги.
дома?
вашем кузене?
что если не найдет вас, то обратится за помощью к Бенуа-Александру.
удовольствие, пролил целебный бальзам на ее душевные кровоточащие раны
вплоть до рожистого воспаления ее племянника и кучу других любезностей,
которые я не расслышал, так как повесил трубку. Опоздание Пинюша подливает
масла в огонь моей тревоги.
неладное. Я позволяю себе покопаться в картотеке. Это не занимает много
времени. В ней нет ничего, кроме блокнота в черной молескиновой обложке и
плана Парижа.
Это-гроссбух "Agency Limited". Он содержит немало имен. Итак, я читаю: месье
Занудьер (рогоносец), аванс 100 франков, сальдо-400 франков; мадам
Клюка-Дебелл (рогоносица)-аванс 100 франков, сальдо 500 франков; Мадам