Чтение 18–й страницы книги ~Неприятности на свою голову~

Я прохожу мимо группы, в которой никто не обращает на мою статную фигуру
ни малейшего внимания, и спрашиваю у другой жилицы дома, спешащей на подмогу
первой, где живут Дюбёки.

- На третьем, справа...

- Спасибо.

Мне открывает сам папаша Дюбёк. Типичный жандарм: квадратная челюсть,
подозрительный взгляд, кустистые брови, тонкие поджатые губы.

Его беда, если не считать отсутствия высшего образования, неумение ясно
говорить. Он как будто набил рот кашей.

- Что вы хотите?- спрашивает он. Я тоже произношу одно слово, являющееся
для него святым:

- Полиция.

Его лицо тут же освещается, будто внутри включили лампу. Он просто
светится.

- Проходите, пожалуйста... Какая история, а? Моя девочка! Дочь бывшего
полицейского находит труп! Это судьба!

- Наследственность,- говорю я.

- Точно, наследственность...

- Она дома?

- Нет...

- Вы не знаете, где ее можно найти?

- Но... у вас.

Я смотрю на моего тестя на час. Его холодные глаза полны удивления.

- Как это - у меня?

- В полиции.

- А! В по... Мне об этом ничего не сказали... За ней кто-то приехал?

Я удивлен и смутно обеспокоен.

- Нет,- отвечает он,- ей позвонили по телефону... Было семь часов утра.
Она спала, и трубку снял я.

- Звонил мужчина?

- Да.

Старик перебивает себя, в его котелке появилась тревога.

- А что, что-то не так?

- Немного...

- Как это?

- Если тут нет никакого недоразумения, полиция не вызывала бы вашу дочь.
В семь утра уж во всяком случае. Вам это не показалось странным?

Папаша немного бледнеет.

- Да, теперь, когда вы сказали...

- Что вам сказал тот мужчина?

- Он сказал: "Это из районного комиссариата. Я хочу поговорить с
мадемуазель Дюбёк".

Комиссариат! Магическое слово для этого старого тупицы. С ним он готов
маршировать по потолку!

- А потом?

- Я пошел будить Жермен... Жермен! Наконец-то я узнал ее имя!

- Да?..

- Это было непросто, потому что из-за ночной драмы она поздно заснула.

- Конечно... Ну и?

- Она подошла к телефону. Я мыл ноги... Я мою ноги каждое утро: они у
меня сильно потеют...

- В жандармерии это распространенное явление,- говорю я с тем, чтобы
положить конец этому откровению, интерес которого всем очевиден.

- Правда?

- Ну конечно... Так что сказала Жермен?

- Не знаю. Она положила трубку, крикнула мне: "Мне надо срочно идти
давать показания, потому что они вышли на след", оделась в пять секунд и
ушла... Я ее даже не видел: я вытирал ноги...

- Понимаю.

- Можно умереть в любую секунду,- говорит отставной жандарм,- но я
спокоен: ноги у меня чистые. Ноги для жандармов всегда были важнее мозгов.

- Ваша дочь вела размеренную жизнь?

- Даже очень.

- Она билетерша в кинотеатре, не так ли?

- В "Синеклере"... Конечно, это не профессия, но округляет ее
сбережения... Ведь однажды этот ребенок выйдет замуж...

По-моему, она выходит замуж чуть ли не ежедневно, но у отцов, даже
отслуживших тридцать лет в жандармерии, всегда есть иллюзии.

- А кроме этого, у нее есть какое-нибудь занятие? Он хмурится.

- Знаете,- говорит он,- я всегда хотел, чтобы малышка стала специалистом
по бухгалтерскому учету, но она никогда не проявляла особых способностей в
учении.

Я знаю, у нее способности к другому. Каждому, как говорится, свое.

Я прячу улыбку.

Старик продолжает:

- В наше время без дипломов хорошей работы не найти...

Это факт.

Между нами говоря, старый лопух начинает действовать мне на нервы со
своими ногами, необразованной дочечкой и замечаниями о проблемах
трудоустройства, но надо дать ему выговориться, чтобы узнать то, что мне
нужно.

А его как прорвало... Приходится набраться терпения.

- Короче,- говорит он через четверть часа трепотни,- она убирается по
утрам, днем и вечером продает билеты... Не самые глупые занятия, а?

Доказательство то, что сам он был жандармом.

- Да,- великодушно соглашаюсь я,- глупых профессий не бывает.

- По-моему, пусть уж лучше убирает квартиры, чем работает официанткой в
кафе, где подвыпившие мужчины иногда дают волю рукам...

- Это верно.

- Жермен такая свежая...

"Прям едва распустившийся цветок невинности",- мысленно говорю я.

- У кого она работает?

- О! У очень приличных людей. Он часто в отъезде... Его жена остается
одна...

Я прислоняюсь к стенке, потому что этот пентюх даже не предложил мне
сесть.

- Как их фамилия? Следует четкий ответ:

- Ван Борен.

В моем котелке как будто разорвалась ракета фейерверка.

- Ван Борен?

- Да...

- Вчера она у них работала?

- Нет, вчера у нее был выходной.

- Скажите, месье Дюбёк, вы читаете газеты?

- Каждое утро! Когда вы позвонили, я как раз собирался читать "Ла Мёз".

Я сердечно улыбаюсь ему.

- Ну что же, месье Дюбёк, прочтите ее. Я уверен, что она вас
заинтересует.

Я подношу палец к шляпе и отваливаю.

Глава 16

Я уже перестал считать пункты моей истории. Когда я говорю "моей", то
слишком далеко завожу чувство собственника, потому что мне она почти не
принадлежит.

Теперь оказывается, что Мисс Возьми-меня-кто-хочет, иначе говоря Жермен
Дюбёк, прибирала квартиру милашки Югетт!

Я всякого видел, как поется в песне.

Выходит, это она открыла дверь почтальону? И может, сделала это
совершенно естественно?

Хотя нет. Она уверяла, что хозяйка в ванной, а когда я вошел в квартиру,
в ней никого не было.

Я смотрю на городские куранты, которые мне сообщают, что сейчас десять
часов с мелочью. Время идет, ребята! Летит галопом!

Скоро мне надо будет возвращаться в отель собирать багаж, но до того я
должен решить чертовски трудную проблему. Понимаете, когда зашел в тупик,
остается только биться башкой об стенку и стучать себя кулаком в грудь. Так
вот, я направляюсь в полицию. Отведу Робьера в сторонку и выложу ему все,
что знаю. С теми сведениями, что я принесу, он сможет успешно завершить
расследование, а у меня на это нет времени. Не буду же я, в конце концов,
рисковать карьерой ради удовлетворения каприза! А оставаться в Льеже до тех
пор, пока не найду разгадку, было бы крайне дорогостоящим капризом.

Новое такси довозит меня до здания, в котором размещается льежская
полиция.

Я прошу сказать, где находится кабинет моего бельгийского коллеги, и
направляюсь туда медленной благородной поступью мученика, идущего на казнь.

Стучу в дверь. Меня приглашают войти, что я и делаю без тени сомнения.
Комната довольно просторная, в ней стоят несколько почерневших столов,
заваленных бумагами. В комнате сидит всего один тип, но это не инспектор
Робьер, а маленький юнец в очках, с лицом, похожим на нож для резки бумаг.
Он с необыкновенно проникновенным видом печатает на машинке двумя
указательными пальцами.

- Можно видеть инспектора Робьера? Маленький юнец перестает терзать
"Ундервуд".

- Он на докладе!

Сухой голос, полицейский взгляд. Миляга только начинает, но уже
законченный легашок. Поверьте мне, он далеко пойдет, если его не остановят
пули бельгийских блатных. Он станет спецом по допросам с мордобоем, значит,
перед ним прекрасная карьера.

- Ладно,- говорю,- я его подожду...

- Ждите в коридоре,- скрипит бумагорезка-машинистка.