Чтение 10–й страницы книги ~Путешествие с трупом~

- Я, мамаша, как крупный выигрыш: заставляю себя ждать, но всегда прихожу
к тем, кто умеет это делать.

Старуха вытирает дряблые губы, на которых помада смешалась с сахаром.

- Я угостила ее шоколадкой... Это дитя просто восхитительно.- Она
заговорщицки толкает меня локтем в живот:- Вы не будете скучать, шутник!

Будь это кто другой, я бы не потерпел подобной фамильярности, но к мамаше
Бордельер питаю слабость. Она такой яркий типаж, настолько невероятна, что
на нее невозможно сердиться.

Стучу в дверь комнаты.

- Входите!- отвечает Рашель. Она сидит в кресле, одетая в белый домашний
халат, окружающий ее нимбом нереального света.

- Было так жарко...-объясняет она.

- Ну конечно.- И добавляю, гладя ее по затылку:- Я не очень задержался?

Она взмахивает ресницами.

- Я начала думать, что вы меня бросили...

- И какое чувство это у вас вызвало?

- Боль,-шепчет она, отводя глаза.

Такого рода признания автоматически влекут за собой поцелуй.

Я беру ее чуть повыше локтя, буквально поднимаю с кресла и прижимаюсь
своими губами к ее. - Прикосновение к девочке, у которой под халатом ровным
счетом ничего нет, вызывает у вас желания, мягко говоря, весьма далекие от
стремления проштудировать последние статьи о косвенных налогах. Я увлекаю ее
на постель, бормоча бессвязные слова, разжигающие ей кровь.

Когда мы достаточно наигрались в зверя с двумя спинами, я в последний раз
целую ее. Как видите, любовь всегда начинается и заканчивается одним
манером...

- Если ты позволишь, милая, я немного побреюсь,- говорю я.- Чтобы вывести
тебя в свет, это просто необходимо, а то у меня рожа, как у итальянского
бродяги.

- У тебя есть бритва?

- Нет, но у хозяйка должна быть. С ее-то бородой! Я кладу пиджак и выхожу
из комнаты. Как и предполагал, содержательница номеров крутится поблизости с
фальшиво-невинным видом. Я подбегаю к ней и шепчу на ухо:

- Говорите со мной, говорите, что в голову взбредет!

Я снимаю ботинки и по-кошачьи подкрадываюсь к двери комнаты. Замочная
скважина как раз на уровне моих глаз, когда я стою на коленях.

Мне открывается великолепный вид на комнату... Как с центральной трибуны
стадиона. А в глубине коридора мамаша Бордельер трещит как заведенный
попугай.

Вижу, Рашель выходит из туалета, где была, когда я уходил из комнаты.

Она подходит к двери и запирает ее на задвижку. К счастью, мамаша
Бордельер любит подсматривать за тем, как резвятся ее постояльцы, и потому
снабдила комнаты задвижками, а ключи спрятала...

Рашель, думая, что теперь находится в безопасности, идет прямиком к моему
пиджачку и ощупывает карманы. Первое, что она достает,- пистолет. Она
вытаскивает обойму, вынимает из нее все патроны и ссыпает их в китайскую
вазочку, после чего вставляет обойму в рукоятку и сует пистолет обратно в
мой карман. Затем берется за мой лопатник и изучает мои бумаги на имя
швейцарского подданного Жана Нико... Пожав плечами, кладет бумажник на
место. Для девушки, претендующей на место секретарши, у нее редкостная
ловкость. Очень скоро она находит под подкладкой мой специальной жетон,
смотрит на него, и на ее губах появляется улыбка.

Красавица продолжает свои поиски. Теперь она ощупывает плечи и тут же
находит булавку.

Ее удивление просто неописуемо. Она разевает рот, округляет глаза.
Радостно щелкнув пальцами, она вытаскивает булавку и кладет ее в свою
сумочку.

Я покидаю наблюдательный пост и возвращаюсь к мамаше Бордельер.

- У вас есть бритва?- спрашиваю я ее.

- Хотите побриться?

Я пожимаю плечами:

- Ну уж не перерезать же кому-нибудь горло. За кого вы меня принимаете?

- Да, есть...- И кокетливо добавляет:- Некоторые господа забывают свои.

- Ну конечно,- соглашаюсь я.- А сами вы никогда не бреетесь... чаще двух
раз в сутки.

Она задыхается от возмущения, но решает засмеяться

- Какой же вы шутник!

Она не задает мне вопросов по поводу моего заглядывания в замочную
скважину. Возможно, думает, что я маньяк...

Она ведет меня в свою личную ванную. С точки зрения техники для удаления
растительности у нее все в порядке. Бритва электрическая. Я к таким не очень
привык, а потому справляюсь неважно, но я не претендую, особенно сегодня, на
то, чтобы строить из себя красавца Бруммеля...

Я освежаю себе морду, поправляю узел галстука и, налив на котелок
полфлакона одеколона, возвращаюсь к малышке Рашель. Она открыла задвижку и
спокойно одевается.

Когда я вхожу, она встречает меня ослепительной улыбкой.

- Ну,- спрашиваю,- как я тебе в парадном виде?

- Великолепен!- шепчет она.- О, мой милый...

Я сажусь в кресло.

- Сдохнуть можно,- говорю.- Никогда не видел такой тяжелой ночи... Ты
себя нормально чувствуешь?

- Да.

Она открывает окно.

- Как красив Париж,- произносит она, задержавшись возле него.

Я не отвечаю. Продолжаю думать... Передо мной стоит дилемма: вмешаться
сейчас или подождать?

Своим поведением Рашель мне доказала, что тоже состоит в банде. Значит,
через нее я могу пройти по всей цепочке. Но это слабое звено. Если я ее
отпущу, она предупредит сообщников, что Бункс жив. Эта булавка дала ей
доказательство... Что я должен делать? Господи, как неприятно принимать
такие решения! Я готов отдать десять "штук", чтобы узнать мнение шефа... Но
позвонить ему невозможно. Я должен решать сам и быстро. Я смеюсь.

- Что с тобой?- спрашивает она меня. Я смеюсь, потому что Бунксу пришла
великолепная идея. Когда я сказал, что встречаюсь с Рашель, он захотел дать
ей знать, что жив. Догадываясь, что киска станет внимательно изучать мои
действия и слова, копаться в моих шмотках и тому подобное, он решил послать
сообщение через меня. Выбрал посланником тюремщика... Признаемся, что работа
великолепная!

Она подходит ко мне, ласкаясь, с влажным взглядом, какой бывает у всех
девок, которым вы только что доказали, что кое-что можете.

- Что с тобой?- повторяет она.

Возможно, именно это ее обольщающее поведение заставляет меня принять
решение. Я встаю, надеваю пиджак, достаю пушку, беру вазу, опрокидываю ее на
кровать, собираю маслины и неторопливо вставляю их в обойму, нежно глядя на
Рашель. Надо признать, она немного побледнела. Но не шевелится.

Я открываю ее сумочку, беру булавку, прикалываю к лацкану пиджака и
поворачиваюсь к милашке.

- Ну и?.. - спрашиваю.

Она стоит неподвижно. Щеки ввалились, ноздри поджались, в глазах
тревожные огоньки.

Я подхожу к ней, влепляю оплеуху, от которой она летит на ковер, и
повторяю:

- Ну и?..

Тон приглашает к разговору. Рашель встает. Ее щека пылает.

- Вы хам!- скрежещет она.

- Откровенность за откровенность, красотка; ты маленькая шлюшка!- И я
добавляю:- Но шлюхи не только занимаются любовью и шарят по карманам. Они
еще и разговаривают... И ты у меня заговоришь тоже!

Она подходит ко мне.

- Мне нечего вам сказать, господин комиссар!

- Да что ты говоришь! Никогда не поверю, что женщине бывает совсем нечего
сказать! Я хватаю ее за руку.

- Например, скажи, что вы сделали с русским?

- Я ничего не знаю!

- Так уж прямо и ничего?

- Да.

- Даже как можно связаться с молодчиками Карла? Она встает передо мной,
глаза горят диким гневом.

- Слушайте внимательно, комиссар. Я ничего не скажу. У нас нет... как вы
это называете?.. хлюпиков! Мы умеем молчать. Вы меня поймали? Отлично. Но
предупреждаю вас сразу: вы из меня ничего не вытянете.

Она говорит не столько под влиянием вспышки ярости, сколько резюмируя
ситуацию. И я понимаю, что это правда. Она не заговорит, и я получу еще
одного секретного узника.

Тогда в моих мозгах появляется дьявольская идея, одна из тех, что, по
счастью, возникают у меня редко и которыми совсем не хочется гордиться.

Я надвигаюсь на нее с недобрым видом. Чувствую, моя печенка вырабатывает
синильную кислоту.

Должно быть, моя морда по-настоящему страшна, потому что Рашель начинает
в ужасе пятиться.

- Ах, ты ничего не скажешь!- рычу я сквозь зубы.

- Нет...

- Ах, не скажешь!

Теперь она стоит, прислонившись к подоконнику.

Я быстро нагибаюсь, хватаю ее за лодыжки и выбрасываю из открытого окна.

Из темных глубин звучит жуткий крик... Мисс Автостоп не доживет в Париже
до старости!

Открываю дверь в коридор.

Мамаши Бордельер не видать. Мне нравится, что свидетелей нет, даже