Его напарник, лейтенант, кивнул головой и крутанул ручку небольшого
генератора. Висевший узник закричал отчаянно, дико, чувствовалось, что боль
была ужасной. Заев рассмотрел, что провода от генератора прикреплены к
половым органам мужика.
затягиваясь сигаретой.
словно желая подтянуться на своих стальных браслетах, а потом неожиданно
обмяк.
пульс у своего подопечного.
о лицо арестованного, но тот даже не дернулся, хотя отчетливо запахло
горелым мясом.
непосредственного начальника.
пришел из Бутырки. Божился, что ничего конкретного не знает.
Доронин, в одной офицерской рубашке с отстегнутым и висящим на зажиме
галстуке. Перед ним два солдата держали на коленях обнаженного человека с
окровавленной головой. Сам Доронин молчал, а допрос вел полковник Волошин,
кадровый милицейский служака, прошедший в этом ведомстве все ступени, от
участкового, до начальника главка.
взял, что это непременно люберецкая братва отличилась?
трудом, делая большие паузы. -- Фокич говорил... что они сработали, а ему
кто нашептал, сейчас даже боженька не узнает... Одел Фокич березовый бушлат.
можно было работать. Когда заключенного увели, Доронин высказал свое мнение:
кто на солнцевских, почти все тыкают пальцем в Бутырку. -- Он обернулся к
Заеву. -- Как там, привозят?
заметно похудел, кожа приобрела серый оттенок, глаза ввалились, белки глаз
налились кровью. Все это время генерал ничего не ел, только курил одну
сигарету за другой и пил крепкий чай, скорее чифир.
обширная площадь, как бы зажатая огромным, п-образным зданием, была
запружена людьми. В двойном кольце охраны стояла плотная толпа людей в
штатском, без верхней одежды, в лучшем случае пиджаках и джинсовых куртках.
Под ноябрьским ветром их держали уже не первый час, но, несмотря на всю
аховость их положения, при виде старших офицеров из толпы полетели
недовольные крики:
помост, раньше служивший полковому дирижеру, Доронин холодными глазами
оглядел толпу. Это были сливки воровского мира, воры в законе и главари
самых крупных преступных группировок страны, триста пятьдесят человек.
Некоторых из них везли из самых отдаленных районов страны, не пожалев
топлива для спецрейсов военной авиации. Большинство смотрелись
соответственно своему положению -- крепкие мужики с короткими стрижками, с
врожденной свирепостью в движениях и взглядах. Но некоторые уже
мимикрировали, выглядели благообразно и солидно, приоделись в костюмы
знаменитых фирм, не потерявшие лоска за месяцы отсидки.
боевой форме -- камуфляже, бронежилете и каске зычным голосом продублировал
команду генерала:
трехсот пятидесяти глоток. Заев кивнул головой, и в толпу врезалась первая
шеренга охраны, вооруженная только дубинками. Это был спецназ внутренних
войск, парни, обученные подавлять бунты в зонах.
упрямым штыками распарывали одежду, не щадя при этом и живого тела. Минут
через сорок та же толпа стояла совсем с другим настроением. Голый человек
теряет чувство уверенности и защищенности, это Доронин знал хорошо.
солдатам:
врытым на краю плаца столбам. Доронин подошел к крайнему из них, высокому
детине с выколотыми на плечах большими звездами и тихо спросил:
и ненависти лицом отозвался бандит.
ближайшего солдата из ножен штык-нож и одним судорожным, бешеным движением
вспорол детине живот. Тот закричал пронзительно, жутко, дергаясь всем телом.
Толпа ахнула, замерли многие из солдат и офицеров, стоящих в оцеплении. А
генерала словно прорвало, вся накопленная боль и ярость вырвались наружу. Он
отошел к следующему и, уже не спрашивая ничего, поронул неестественно белое
брюхо бородатого верзилы. Казнь повторилась еще два раза, и от криков
истязаемых стыла в жилах кровь. Два молодых солдата из второй цепи конвоя
сомлели и камуфляжными мешками рухнули на асфальт, их пришлось увести. Заев
осмотрел остальных солдат и офицеров, они держались лучше, но лица у всех
были бледными и растерянными.
ярости выкрикнул Доронин. Генерала пошатывало, он по-прежнему сжимал в руках
окровавленный нож и выглядел безумным. -- И так будет до тех пор, пока вы не
скажете, кто похитил моего сына!
сильный голос:
сюда!
звездами на плечах и многочисленной нагрудной росписью.
уральских.
усмешкой.
человек висел на плохо обструганном коле, как бабочка в коллекции музея.
Хотя острие почти дошло до его желудка, Жора был жив, он не мог говорить,
только хрипел, пуская кровавую пену изо рта, да сучил ногами, поворачиваясь
на колу из стороны в сторону. В толпе заключенных многие блевали, не
выдержали и четверо солдат. Еще один сержант тронулся умом. Захохотав, он
побежал по плацу, на ходу сдирая с плеча автомат. У самой трибуны парень
остановился и дал длинную очередь по окнам казармы. После этого он опустил
ствол в сторону толпы, но стоящий сзади Заев выстрелил в упор, чуть пониже
каски, точно в ямочку у основания черепа.
охрану, произошла свалка, толпа братвы качнулась уже на помощь
застрельщикам, но рослый сержант-старослужащий выхватил из рук опешившего
молодого солдатика ручной пулемет и длинной очередью чуть выше голов
заставил всех лечь на холодный асфальт.
расставлена по ранжиру. Как раз освободились и все четыре места около
столбов. Один из первой четверки еще был в сознании, ворочался на земле,
тщетно пытаясь руками затолкать обратно сизые, дурно пахнувшие лохмотья
кишок.
начали привязывать к столбам, один из них не выдержал:
вас все, из-за вас!
выкинули четверых братков. Сразу оживился Волошин: