Юлиан Семенович Семенов
АЛЬТЕРНАТИВА
педантичным, делал записи в своем дневнике каждый день. В тот мартовский
вечер он вывел каллиграфическим почерком следующее:
Вильгельмштрассе, шеф отдела печати Шмит, журналисты собирались загодя.
Молчаливые официанты с солдатской выправкой обносили гостей пивом и
горячими сосисками, а в Берлине весной сорок первого года продукты эти
жестко нормировались карточной системой; деловитые журналисты из-за
океана, скандинавы, испанцы и швейцарцы экономили карточки на пиво и
мясные продукты, совмещая работу с сытным обедом. Поодаль, возле больших
итальянских окон, стояли арабы и японцы; арабы морщились от запаха свиных
сосисок - коран есть коран, а японцы "сохраняли лицо" - негоже сынам
Страны восходящего солнца отталкивать соседей, вырывая себе сосиску
пожирнее и поприжаристей, и жевать ее лихорадочно, перебрасывая шипучее
мясо языком, чтобы не обжечь нёбо.
которые старались быть незаметными в толпе своих американо-европейских
коллег, но из-за того, что они не хватали, подобно остальным, сосиски, не
уплетали их с цирковой быстротой, не глотали жадно пиво, чтобы успеть
выпить кружку ко второму подходу официантов и запастись следующей, они в
толпе выделялись - словно одетые стояли на пляже.
выделяться. Но при этом сказали: "Достоинство прежде всего". Поди-ка,
совмести здесь! Чтобы не выделяться, надо толкать соседей, хватать
сосиски, капать пивной пеной на спины коллег и пробиваться сквозь толпу
поближе к Остеру, который знает больше остальных журналистов, ибо он
близок к Геббельсу".
бросались к длинному столу, норовя занять место рядом с шефом прессы, и
только американские асы отходили к окнам, чтобы видеть всех собравшихся в
зале. Американцы научились получать самую важную информацию после
выступления Шмита, когда он начинал отвечать на вопросы: как правило, два
или три немецких журналиста спрашивали Шмита по шпаргалке. Соотнося
поставленные вопросы с заранее подготовленными ответами Шмита, ребята из
Ассошиэйтед Пресс делали более или менее верные прогнозы по поводу
очередной внешнеполитической акции Гитлера.
пресс-конференциях, чтобы поддерживать контакты с журналистами, которыми
интересовалась разведка, Штирлиц прежде всего впивался взглядом в карту на
стене, которую открывал помощник Шмита перед началом собеседования. Карта
эта была страшная. Коричневое пятно Германии властвовало в Европе.
Территории Польши, Чехословакии, Австрии, Дании, Норвегии, Бельгии,
Голландии, Франции были заштрихованы резкими коричневыми линиями; Венгрия,
Румыния и Болгария, как страны, присоединившиеся к "антикоминтерновскому
пакту", были окрашены в светло-коричневые цвета. Резкие черно-коричневые
пятна уродовали территории Албании и Греции: там вела войну Италия.
подчеркивалась махонькой Англией, нарисованной художником жалостно и
одиноко, и далекой Россией, причем, в отличие от Англии, где были
обозначены города и дороги, Россия представлялась белым, бездорожным
пространством с маленькой точкой посредине - Москвой.
прочитал последние известия:
Недалек тот день, когда надменный Альбион будет выбит из всех своих
колоний. В недалеком будущем Суэцкий канал - пуповина, связывающая Лондон
с Индией, - будет перерезан, и, таким образом, Англия останется без сырья,
без резервов, без продуктов питания. Вопрос падения островитян - вопрос
решенный, все дело в сроках. Весна или лето этого года будут означать
начало европейского мира, после того как Лондон подпишет условия
капитуляции, которые мы ему продиктуем. Сражение в Греции и Албании
отмечено победоносным наступлением войск великого дуче".
Европа после того, как фюрер заставил мир считаться с откровением
двадцатого века - с идеями национал-социализма. Он знал, что после
"общетеоретического пассажа" Шмит обрушится на Америку, не называя,
естественно, ни Рузвельта, ни Белый дом. Он будет говорить о "силах
империализма, которые действуют в угоду финансовому капиталу с целью
задушить великую европейскую цивилизацию". Все это Штирлиц слыхал уже
много раз, и поэтому он поглядывал на Джеймса Килсби из Чикаго: служба
гестапо позавчера записала беседу, которую он вел с русским
корреспондентом. Килсби - он жил в рейхе недолго и не научился еще
осторожности - говорил русскому, что, видимо, следующим ударом, который
Гитлер готовит, будет удар по России; он ссылался при этом на своих друзей
из вермахта, и, Штирлиц знал, гестапо сейчас наблюдало за всеми контактами
Килсби. Русский журналист вел с ним беседу умно и весело. Он говорил
Килсби, что в России существует известное агентство ОГГ, но к его
сообщениям надо относиться с осторожностью. Американец сказал, что, кроме
ТАСС, никакого другого русского агентства он не знает, и полез было за
книжечкой, чтобы занести в нее новость. Русский журналист посмеялся: ОГГ
расшифровывается как "одна гражданка говорила". Новость только тогда
становится новостью, закончил он, когда есть ссылка на серьезный источник
информации. Естественно, официальный. Наш парень жил в Германии уже третий
год и вел себя точно и выверенно - даже в интонациях.
Европы, помимо Швейцарии, осталась лишь одна страна, сохраняющая
нейтралитет: я имею в виду Югославию. Предстоят ли переговоры на высшем
уровне между Берлином и Белградом?
Наши отношения с Югославией строятся на взаимном уважении и полном
доверии.
продолжал допытываться американец.
мы никому не навязываем своей дружбы.
Югославии является следствием ноты Молотова по поводу введения германских
войск в Румынию и Болгарию?
проводить в рейхе пропагандистскую работу, рассчитывая на неустойчивых и
политически не подготовленных людей!
кандидат на выдворение".
Килсби. - Некоторые швейцарские газеты утверждают, что нейтралитет
Югославии стал возможен после обмена нотами между рейхсканцелярией и
Кремлем.
добрососедством. Введение наших войск в Болгарию и Румынию произошло по
просьбе монархов этих стран - они нуждаются в защите от английских
посягательств. Еще вопросы, пожалуйста!
весной. Почему наши молчат? Почему мы не предпринимаем никаких шагов? Если
Югославия откажется от нейтралитета, значит, весь фронт от Балтики до
Черного моря окажется в руках Гитлера. Почему же мы молчим, боже ты мой?"
собой, отвечать на вопросы, поставленные однозначно и бескомпромиссно,
Штирлиц сказал себе, что ситуация, сложившаяся в мире весной сорок первого
года, такова, что всякое действие, а тем более открытая внешнеполитическая
акция, направленная против Германии, невозможна, ибо она будет
свидетельствовать о том, что "нервы не выдержали", поскольку открытого
нарушения условий договора о ненападении со стороны рейха не было.
Понимая, что Гитлер рано или поздно нападет на его родину, Штирлиц тем не
менее отдавал себе отчет в том, что всякое "поздно", всякая, даже самая
минимальная, оттяжка конфликта на руку Советскому Союзу. Это была аксиома,
ибо успех в будущей войне во многом складывался из цифр, которые печатали
статистические ведомства в Москве и Берлине, сообщая данные выполнения
планов - выплавку стали, чугуна, добычу нефти и угля, - эти сухие цифры и
определяли будущего победителя, а они, цифры эти, пока были в пользу