виднее да умней, а уж если сейчас снег ранний, так это плохо, но не совсем
плохо, потому что надо обратить гангу к господу - тот убережет от горя...
древняя и единственная ганга, да только не жаловался он, а все больше
задирал кого-то, неведомого, но могучего, будто дразнил его, мстительно,
хотя и опасливо:
потом закажу билет. Я не знаю только, откуда мне лучше лететь - из Лозанны
или из Цюриха.
я прилетел за тобой. Ты говорила с Взиком?
отсюда мы уедем вместе.
всегда.
Германию. Чтобы скорей быть в Загребе. Тогда я пришлю телеграмму.
что они, по отзывам зарубежных журналистов, были "эталонами истинных
арийцев" (подразумевалась их внешность) среди всего партийного и
государственного руководства рейха: голубоглазые, высоколобые, с крепкими
подбородками и "хотя бы остаточно, - как шутил Риббентроп в домашнем
кругу, - но все-таки блондины". Во-вторых, и это было главное в объяснении
его неприязни к рейхслейтеру, они исповедовали два совершенно различных
начала в подходе к одной и той же проблеме, за которую отвечали перед
фюрером, - внешней политике рейха.
это определение все то презрение, которое плохо образованный, но сильный
практик испытывает к тому, что руководствуется созданными им же самим
канонами, кто каждый свой шаг соотносит с цитатами из своей же книги "Миф
XX века" и кто хоть и не прямо, но, в соответствии с иерархической
лестницей НСДАП, косвенно мог принимать или отвергать акции рейхсминистра
иностранных дел.
верил: он подписал с Чемберленом морской договор, и это можно было считать
прелюдией к выполнению стратегического плана фюрера: "Единственным
союзником Германии в Европе может быть Англия, и никто больше".
чинному министру фон Нейрату, то, что до тошноты порядочный посол рейха в
Лондоне Хеш называл идиотизмом, то, что подвергал ироническому осмеянию
Розенберг во время обсуждения в рейхсканцелярии плана поездки Риббентропа,
стало свершившимся фактом: Чемберлен протянул свою джентльменскую
суховатую руку быстрой и потной руке Гитлера.
всех была на памяти его ирония по поводу "новой дипломатии
национал-социализма", предложенной Риббентропом. Она, эта новая
дипломатия, должна была, взяв как изначальную основу наступления "Мою
борьбу" фюрера (а никак не "Миф XX века" Розенберга), действовать в духе
этой "великой книги, открывшей германской расе путь в светозарное будущее"
- то есть смело, напористо, убежденно, без обязательных для прежней
дипломатии лавирований, недоговорок и компромиссов. И главное - смело,
главное - не подстраиваясь под хорошо изученного партнера в переговорах,
а, наоборот, заставляя партнера принять тебя таким, каков ты есть. Это
дает огромный выигрыш в темпе и в качестве, ибо западноевропейский
партнер, который исповедует, естественно, консервативный, веками
рождавшийся традиционализм, столкнувшись с новой манерой вести переговоры,
с новым качеством дипломатии, созданной идеями национал-социализма, будет
озабочен уже не столько тем, чтобы п о б е д и т ь, но тем, как бы не
п о т е р я т ь, поскольку "дело приходится иметь с хамами, а им лучше
отдать малость, пока они сами не отхватили по-хамски главное".
"интеллигентность" учения Гитлера; Риббентроп - в противовес ему - об
учении фюрера ничего не говорил, но действовал отнюдь не как интеллигент и
гуманист; он сразу же заявлял в переговорах свой новый стиль, стиль
открытого удара и угрозы: "Если сами добром не дадите - возьмем силой. Вы
нас вынудите к этому, и вся ответственность за последствия этого
вынужденного вами шага ляжет на вас, и история вам этого не простит".
Западная дипломатия, "отягощенная, - как сказал Риббентроп, - чрезмерным
знанием мировой истории", старалась подверстать новое движение, родившееся
в Германии, под свои представления о политике, заставить Гитлера принять
их манеру поведения; они считали, что путь этот, видимо, будет длительным
и сложным, но идти на открытую конфронтацию с великим народом через
шестнадцать лет после окончания мировой бойни - не гуманно и жестоко. В
конце концов, считалось в западных кругах, Гитлер - европеец, с ним надо
вести себя так, как это принято в Европе. Не замечать его так, как можно
позволить себе не замечать Россию, - немыслимо, ибо Россия - отсталая
азиатская держава, которая сама по себе изрыгнет большевизм, оставшись