строительного мусора, свадьба-то с Еленой через три дня, как только
страстная неделя кончится и пасху встретят. Какие уж тут газеты, какая
тревога за то, что происходит в далеких и непонятных городах, какие тут
радиопередачи, будь то из Берлина, Белграда или Лондона, врут в них все
или молчат о правде, только деньги зазря переводят...
матерью дюжину полотенец и две скатерти вышивала - красным крестом по
беленому полотну, - но от работы им приходилось часто отрываться, потому
что мать таскала ее с собой по городу: запасаться солью и крупой. Люди
говорят, война может случиться, а отец сказал, что в войну без соли
погибель...
зная, что Звонимир Взик в своей редакции. И старалась она не слышать улиц,
и сняла номер в отеле, где на окнах были старинные тяжелые гардины, - там
не то что темно, но и тихо, как в склепе. Ведь когда тайно любят, боятся
света да шума...
смотрел на своего первенца со страхом и брал работу на дом, чтобы больше
сделать. Взик платил за строку, а если война (не будет войны, не может ее
быть!), так хоть побольше денег на первое время и ни в чем мальчику не
откажет, пусть весь мир перевернется вверх тормашками! Эх, повезло бы ему,
дал бы ему отличиться Звонимир Взик, поручил бы какой важный репортаж,
сразу б жизнь переменилась, сразу б из нищеты вылезли, да ведь разве даст!
Журналист, если он настоящий, вроде акулы, все сам норовит заглотать, а уж
если горячая тема, тут он первый, хоть и редактор, и на машине ездит, и
секретаршу держит...
черногорские частушки:
не начало апреля.
сине-зеленой листвой, и голубой церковный полумрак, рожденный таянием
снегов, казался декорацией, на которой рукою великого художника написаны
холодные черные стволы мокрых деревьев. Но в том, как одиноко и осторожно
пересвистывались птицы в гулких еще лесах, в страстном бормотанье
стеклянных ручьев, в том, как лучи вечернего солнца высвечивали почки на
ветвях, словно бы набухших ожиданием, во всем этом, тихом, осторожном и
слышимом, угадывалось приближение поры цветения, внезапной здесь, словно в
сказке, когда за одну ночь случается чудо и зимний лес становится
прозрачной шелестящей рощей.
ресторанчика "Охотник", поднимись по крутым улочкам Тушканца - и окажешься
в лесу; спустись через маленькие проулки - и снова ты среди толчеи, шума и
веселой, гомонливой весенней толпы.
зазывали зрителей. "Унион" крутил новый боевик "Морской волк" с Брэндом
Маршаллом и "Квазимодо, звонарь Нотр-Дама". Стояли очереди па новые
русские фильмы "Петр I" и "Сорочинская ярмарка", а на площади
Кватерникового трга шли попеременно то испанская оперетта "Путь к славе" с
Эстеллито Кастро в главной роли, то "Героическая эскадра" - фильм,
поставленный "летчиком, борцом против английского империализма, капитаном
люфтваффе и режиссером Гансом Бертрамом", который специально приехал в
Загреб на премьеру. ("Этот работает на Канариса, - машинально отметил
Штирлиц и, удивляясь самому себе, покачал головой. - Просто люди для меня
не существуют, за каждым я вижу чей-то ведомственный интерес. Не жизнь у
меня, а служба в картотеке персоналий...")
из Сплита под огромной шапкой "Любовь, которая убивает". Молодая певица
варьете Илонка Томпа зарезала своего еще более молодого любовника, танцора
Дьюри Надя, а потом заколола себя, оставив записку: "Лишь мертвый он
останется моим". Спортивные комментаторы в драматических тонах писали о
матчах между "Хайдуком" и "Сплитом", особенно выделяя голкипера
Крстуловича и форварда Батинича; как о второстепенном, петитом на второй
полосе, сообщалось о предстоящем визите японского министра Мацуоки в
Москву, Берлин и Рим; о заявлении Рузвельта, который обязался помогать
демократам, сражающимся с силами агрессии; и уж совсем ничего не было в
газетах о том, что происходит сейчас в Белграде и Берлине, словно бы
действительно ничего и не происходило.
свою малость в этом громадном, суетливом, веселом, беззаботном весеннем
мире, который с открытыми глазами шел к катастрофе, не желая видеть,
слышать, сопоставлять, отвергать, проводить параллели, предполагать,
думать, одним словом.
рассматривая новые фасоны босоножек - на толстых каблуках и таких же
неестественно толстых подошвах; женщины постарше смеялись: "Вернулась мода
двадцатого года - длинное платье, расклешенное книзу"; мужчины вспоминали
отцов - на смену узеньким, обтягивающим брюкам пришли клеши, а вместо
коротких пиджаков - спортивные длинные куртки с подложенными ватными
плечами, со шлицей, и большими накладными карманами; узенький, с ноготок,
галстук уступил место широкому, а остроносые черные туфли казались
анахронизмом начала века, потому что снова стали модны тяжелые, тупорылые
малиновые штиблеты американского образца.
чтобы не остановиться и не закричать во все горло: "Делайте же что-то,
люди! Оглянитесь вокруг себя! Отчего вы так бездумно отдаете другим святое
право решать?" Но он понимал, что прокричи он это, соберется толпа, и люди
станут смотреть на него с жадным любопытством, и кто-нибудь побежит
звонить в городскую больницу на Петриньской и одновременно в полицию.
сделаю это, значит, я стал маленьким изверившимся трусом. Британцы правы:
"Самое трудное - понять, в чем состоит твой долг; выполнить его
значительно легче". Надо выполнять свой долг и не качаться на люстре, не
позволять эмоциям брать верх над рассудком. А эмоции разгулялись оттого,
что я здорово оплошал с этим проклятым мостом, надо было пролистать карты
Загреба, тогда не было бы такой дурацкой накладки".
назначал около самого большого здесь моста, когда становилось уже совсем
темно и фонари расплывались на черной воде жирными электрическими тенями.
Центр знал, что Штирлиц, приехав в новый город, назначал связь с правой -
если смотреть из Москвы - стороны моста, около первого фонаря справа или,
если фонарей не было, на первой скамейке справа. Время встречи также было
оговорено раз и навсегда - десять часов, как и слова пароля с отзывом:
"Интересно, много незадачливых влюбленных бросается с этого моста?" -
"Скорее всего, они выбирают другое место, здесь слишком илистое дно".
Связник должен держать в правой руке сверток, перевязанный красной
тесьмой. Однажды, разговаривая с человеком из Центра, Штирлиц спросил, нет
ли каких других пожеланий по поводу его встреч со связниками, может, спецы
придумали что поновей.
пошутил: "А не правый ли уклонист этот Штирлиц?"
правый уклон лезет тот, кто хочет как попривычней, быстрей и лучше, с
добрыми, как говорится, пожеланиями, а влево прут честолюбцы, они людей на
высокое слово берут, на святое обещанье.
было в обрез, да и товарищ из Центра считал подобного рода дискуссию
несвоевременной: как бы "хвост" за собой не потащить, тогда дискутировать
придется в другом месте.
приметить всех, кто поблизости, и в зависимости от этого выбрать место, с
которого удобнее подойти к человеку, присланному для связи.
далекой рабочей окраиной, и когда в день приезда Штирлиц решил поглядеть
на самый большой городской мост, и когда он вынужден был взять в
генеральном консульстве машину, чтобы добраться по белградской дороге до
Савы, он испытал леденящее чувство одиночества и страха. Встречаться здесь
Конюшевский Владислав
Конан-Дойль Артур
Пехов Алексей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Майер Стефани