друзья насильно привели его к ней. В Москве, говорят, родилась шутка: "Мы
любим нового короля Петра за то, что он серб и молод". Поменяйте последние
согласные - и вы услышите марксистское: "Серп и молот". Остроумно, не
правда ли? Честь имею, господа.
полк, зенитную батарею, наряд полиции, хотя бы одну танковую колонну, он
все время повторял про себя: "Они кончают работу в три часа, боже ты мой!
Они свято соблюдают время окончания с л у ж б ы! Они в три часа кончают
работу, скажите на милость, они работу кончают по звонку, как это было
всегда заведено!"
велосипедист. Полковник яростно нажимал на клаксон, чтобы человек сошел с
дороги, но тот стоял, не двигаясь, то и дело поправляя левой рукой дужки
маленького пенсне на переносице, а правой намертво вцепившись в руль
своего старого велосипеда.
мгновение высчитывал: не специально ли его хотят задержать здесь, не
работа ли это немцев и Ковалича, не арестуют ли его, наверняка ведь знают,
что ездил в Белград, и понимают отчетливо, зачем он туда ездил. А потом он
вспомнил женщину с перерезанным горлом, репортера Иво в луже крови, желтые
пяточки младенца, которые неподвижно торчали из корытца, и подумал, что с
ним здесь могут поступить так же, а человек в пенсне наверняка дешевый
агент, несмотря на свою интеллигентскую жалкость, а в кустах сидят
мускулистые тупорылые мальчики из жандармерии или из "селячкой стражи"
Мачека, или из второго отдела, подчиненного Владимиру Шошичу, - мало ли
служб, которые могут сделать все, лишь бы приказали сверху. Они могут это
сделать сейчас, могут вечером; могут здесь, могут и в центре города - они
все могут.
чтобы прибавить газ и чтобы его мощный "линкольн" набрал еще больше
скорости, и даже услышал тупой удар по человеческому телу, и представилось
ему, как беспомощно валяется на булыжнике треснувшее пенсне этого человека
с велосипедом, которого, видимо, силой принудили служить полиции. Везич
зажмурился и нажал на педаль тормоза, машину занесло к кювету, и, лишь
когда она остановилась, Везич понял, что оружия у него с собой нет. Только
начинающие полицейские таскают пистолет; те, которые отдали работе в
секретном политическом сыске много лет, привыкли ощущать свою власть и
силу не в пистолете, а в листке бумаги, на котором выведено: "Согласен на
вас работать..."
хотите меня задавить.
из кювета вылезут молодчики, лица которых он с такой явственной ненавистью
и тяжелым презрением представлял себе.
четыре часа. А задержу минут на пять, не больше.
обиняков: что вам от меня надо?
вы?" Так вот, я работаю на советскую разведку, Везич.
ездить? Его же украдут.
сказать вам всего несколько фраз. Во-первых, мы знаем о предложении,
которое вам сделал Штирлиц.
тепле, которое пришло в пальцы рук и ног на смену отсутствующему, пустому
холоду.
так не будет, не того калибра личность".
и он только сейчас ощутил ту разрушающую усталость, которую испытывал все
то время, пока гнал в Белград, говорил там с Губаром, Зденко, Трипко, с
Мирковичем и возвращался назад, вспоминая слова генерала о том, что работу
надо кончать в три часа, по звонку, как раньше, как было всегда заведено,
как должно быть в дни мира, как должно быть в стране, которая тщится
доказать противнику, что ситуация контролируема правительством. Этим
доказывается то же самое и союзникам, а сие, видимо, самое важное, даже
важнее, чем доказательство силы и спокойствия, предъявленное врагу.
имеет отношения к первой. В полиции заключены Аджия, Прица, Кершовани,
Рихтман, Крайский. Где-то в другом месте держат Цесарца. Это цвет партии,
господин Везич, эти люди всегда были непримиримы к гитлеризму. Вы можете и
вы должны снестись с Белградом и требовать их немедленного освобождения.
удобнее было играть с Веезенмайером. Их арестом Гитлеру косвенно
демонстрировалась лояльность Загреба. Их арестом Мачек предлагал Гитлеру
сговориться без помощи Павелича. Их арестом Мачек и Шубашич уверяли
державы оси, что они тоже самостоятельны и беспощадны, когда речь идет об
их интересах...
здесь Штирлиц?
помогать нам.
съезжало с переносья, и вдруг - неожиданно для самого себя - закричал
тонким голосом:
по-настоящему драться с Гитлером?! Кто?!
вдруг, ощутив в себе спокойствие, и подумал, что жизнь его могла сложиться
иначе, если б тогда, давно, когда он выбирал свой путь, кто-нибудь вот
так, как этот хлипкий потный человек, истошно заорал на него и он бы
почувствовал в этом крике боль, и беспомощность, и страх; и за всем этим
увидел искренность; именно увидел искренность, а не почувствовал ее. Если
бы только почувствовал, долго размышлял бы, прежде чем говорить с
Родыгиным открыто, потому что за годы службы в политической полиции Везич
научился проводить четкую грань между чувствованием и видением.
самого, что в нем родилась уверенность, горделивая и по-мальчишески
радостная! "Все сейчас будет так, как планировал Штирлиц, все будет именно
так, как задумывал этот красивый, жестковатый и, по-видимому, очень
одинокий немец, работающий на нас".
лучше все-таки поверить мне. Вам предстоит драка, и вам в этой драке надо
опираться на кого-то. На кого? Видимо, кроме как на нас, не на кого. Если
вы скажете мне, какая вам нужна помощь, я сразу передам это в Центр.
немцы перейдут нашу границу.
военным атташе в Берлине.
интересоваться ваш Центр. Фамилия - Ваухник. Фамилия военного атташе -
полковник Ваухник. Ваши знают его так же, как мы знаем всех ваших атташе.
Когда взяли Аджию и Кершовани?
том, чтобы вы согласились с его предложением. Проинформируйте ваше
руководство в Белграде, если в этом есть необходимость.
Ларссон Стиг
Орловский Гай Юлий
Лукин Евгений
Эриксон Стивен
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман