Юлиан Семенов

Аукцион

Роман

Журнальный вариант.

"Дружба народов" • 8,9 за 1985 год

Фамилии главных героев, звания и титулы несколько
изменены. Так, в частности, графа Ростопчина здесь все
называют князем.

Вместо пролога

Соответствующие службы страховой корпорации "ДТ"
зафиксировали определенное падение интереса ряда весьма
престижных клиентов к аукционам, на которых торговали
произведениями европейской культуры, чаще всего
восточноевропейской, в первую очередь русской.

Электронно-вычислительные машины просчитали вероятный
убыток; он исчислялся в два миллиона семьсот сорок семь
тысяч долларов, не бог весть какие деньги, но вопрос не в
них, а в тенденции.

Сектор анализа конъюнктуры заказал исследование этой
проблемы Бруклинскому центру; среди возможных причин,
объясняющих тревожный симптом, была названа и такая: в
Европе появилась группа лиц, которая травит тех. кто
приобретает, а равно и торгует произведениями культуры,
возможно, похищенными во время прошлой войны.

Понятно, ни одна серьезная страховая фирма, входящая в
группу "ДТ", не может идти на то, чтобы платить полис за
краденое. Риск слишком велик, поскольку возможен удар по
престижу, а это невосполнимо.

Проблема была запущена в работу, как всегда, в разных
городах, в разных учреждениях, по разным людям...

Одним из тех, кого привлекли к исследованию этого
путаного и странного дела, оказался Джос Фол.

На сорок четвертом году жизни он стал вице-директором
компании "АСВ" (связи с "ДТ" весьма опосредствованы,
скрыты); оценка, закупка и страхование антикварных книг,
картин и скульптур, выгодный бизнес. До этого в течение
тринадцати лет Фол работал в "русском отделе" Центрального
разведывательного управления США, ведал вопросами
культурного обмена; окончил университет в Принстоне; во
время массового движения хиппи в конце шестидесятых ушел из
дома (отец был ведущим инженером консервного завода, мать
держала салон красоты), поселился в "хипарском" районе
Гринвич Виледж, снимал комнату вдвоем с Робертом О'Дэвисом
(тот уехал из Штатов, поселился в Риме, пьет, не смог найти
себя; снимался в массовках), бранил президента Джонсона,
рисовал лозунги: "Люби, а не воюй!"; потом увлекся
девушкой; пришлось вернуться домой, женившись, начал
подыскивать работу; человеком, который пригласил его в
систему, оказался Александер, сосед по общежитию в Гринвич
Виледж (в прошлом был самым горластым противником Белого
дома); проверили - после нескольких бесед в управлении
кадров - довольно быстро, за семь месяцев прошел курсы,
потом работал как дипломат в Варшаве, Москве и Софии.

Именно он и затребовал через частную детективную фирму
"ИТСА" - данные телефонного прослушивания, которые были
получены оперативным путем в вилле князя Евгения Ростопчина
в Цюрихе и в доме фрица Золле, Бремен, ФРГ.

И тот, и другой часто звонили в Москву писателю и
журналисту Дмитрию Степанову, обсуждали вопрос о картинах,
исчезнувших из музеев Ровно, Харькова, Киева, Риги, Курска и
Смоленска.

Техники из специального подразделения, ведавшего
расшифровкой кодов, со всей определенностью сообщили, что
никаких особых слов ни Москва (Степанов), ни Цюрих (князь
Евгений Ростопчин), ни Времен (г-н Золле" не употребляли;
интонация разговора, просчитанная на специальных
компьютерах, свидетельствовала всего лишь о
заинтересованности; какой-то особой нервозности,
свойственной агентам во время полулегальных встреч,
зафиксировано не было.

Именно эти обстоятельства более всего озадачили фола, и
он обратился к председателю Совета директоров фирмы с
просьбой санкционировать его работу по странному узлу: с
одной стороны - красный, с другой - русский аристократ, один
из немногих, кто смог вжиться в условия Запада, разбогатеть,
открыть свое дело, и с третьей - немец, консерватор,
обладатель уникальной документации об эсэсовцах.

Данные детективной фирмы "ИТСА" Фол подстраховал через
друзей из ЦРУ; связей с Лэнгли не порывал; оказывал услуги;
в свою очередь, получал от коллег консультации и наводки.

Часть первая

- Понятно вам? - в который уже раз настаивающе повторила
Галина Ивановна, продолжая медленно и властно идти своим
тяжелым взглядом по спине Степанова; ее мягкие ладони лежали
у него на плечах; руки были сухие и очень горячие. - У вас
были почечные колики; давление меняется часто, особенно
когда плохо с погодой и предстоит резкий слом на холод или
жару... Понятно вам? Верно?

- Верно, - согласился Степанов, ощущая неловкость оттого,
что женщина занималась им уже десять минут, а он молчал,
никак не помогал ей, что входило в противоречие с его
жизненным принципом наибольшего благоприятствия работающему.

- У вас было сотрясение мозга, причем не один раз, -
продолжала женщина, - понятно вам?

Было три, подумал он; первый раз в сорок третьем, когда
Земляк, - маленькая двенадцатилетняя тварь с лицом старого
алкоголика, столкнул его в подвал, на камни; второй раз это
случилось в пятидесятом, когда он калымил на ринге, выгодное
было дело: выходишь против перворазрядника, а у тебя
третий, но весом ты на несколько килограммов, побольше; тебя
крепко бьют, только успевай уходить от ударов, зато тренер
перворазрядника платит тебе тридцатку, а в те студенческие
годы тридцатка была деньгами; десять боев - вот тебе и
туфли, чешские, из выворотной кожи, с дырочками на носках,
шик; категория риска учитывалась и вполне поддавалась
оценке: ты знал, на что шел, и, когда бугай из Филей
повалил тебя в начале второго раунда в нокаут, ты был готов
к этому; девятнадцать лет, до старости заживет обязательно!
Эк же Галина Ивановна умеет читать людские болезни, ай да
кудесница! А когда же случилось третье сотрясение? Погоди,
сказал себе Степанов, это было весной пятьдесят третьего, ты
впрыгнул в троллейбус, родная "букашка"; последний
троллейбус спешил по Москве, вершил по бульварам круженье, а
ты возвращался от Ляльки с Божедомки и обернулся к
кондукторше, тогда в каждом троллейбусе у входа сидела
кондукторша, увешанная разноцветными рулонами с билетами -
пять копеек, десять, пятнадцать, двадцать, в зависимости от
дальности маршрута.

Степанов протянул рубль и, ожидая сдачи, откинулся на
дверь, блаженно откинулся, представляя себя со стороны.
Молодой, крепкий, в пальто с поднятым - по моде тех времен -
воротником, очень стильно: либо Зигмунд Колосовский был
такой фильм Киевской студии, который их поколение еще в
сорок пятом смотрело раз по десять; герой антифашистской
борьбы, обманывал нацистов как хотел, дурни, что они
понимали вместе со своим бесноватым; либо Джеймс Кэгни из
картины "Судьба солдата в Америке"; безработица, гангстеры,
организованная преступность; одно слово, Нью-Йорк...
Откинуться-то он откинулся, но старенькая кондукторша не
успела еще дать команду водителю, чтобы тот закрыл дверь, и
Степанов ощутил какое-то странное чувство стремительной
неотвратимости, когда понял, что летит на асфальт и увидел
звезды в прекрасном весеннем московском небе, а потом все
исчезло, настала гулкая темнота. Уже после, очнувшись, он с
каким-то тяжелым недоумением увидел над собою милиционера,
который сокрушенно качал головой.

Десять дней Степанов тогда лежал в больнице - в коридоре,
возле окна; мама приносила гречневую кашу, кормила с ложки,
поила морсом; страшное ощущение радужности, несобранности