дружил с отцом, как же я гордился дружбой с ним! Он сам
стер грань в наших отношениях, грань, которую вообще-то
нельзя преступать; чревато. И я был таким же с Бэмби и
Лысом, я был их собственностью, я принадлежал только им и
никому больше, так должно быть всегда, до самого конца.
Должно ли?
ответить.
же ставить жирную точку... Вопросительный знак или
многоточие - тоже ответ, только более широко толкуемый. Но
я все же, видимо, больше люблю мать. Сыновья больше любят
матерей, дочки - отцов, так мне кажется...
ящичек с вопросами.
немало.
говорить о том, что вопросы могут быть любыми, ответы
мистера Степанова вправе быть спорными, но они должны быть
искренними; зачитал первый:
России наиболее интересны сегодня. Пожалуйста, Дим.
и теперь я узурпирую сцену?
уже гнетущее, предвзятое, как вначале.
шоу; все-таки русскость в нас неистребима, подумал он; ну
отчего я не записал в книжечку? Попросил шофера
остановиться около первого же бара, разменял за стойкой
фунт, спустился вниз, к туалетам, там был телефон; старуха
со всклокоченными пегими волосами сидела на стуле между
дверьми для "леди" и "джентльменов", внимательно читая
газету.
аппарата, черт-те сколько театров, Степанов два раза
повторял адрес; где же эта чертова бумажка, куда я ее сунул?
раз, адреса не было. Вдруг его обуял ужас: картина в
такси, шофер может уехать, все они жулики! Он бросился
наверх; таксист сидел, расслабившись, кепку опустил на
глаза, наверно, работал ночью.
он кивнул на картину, - важно, чтобы не упало разобьется.
наверное, это хорошо ложь - оружие слабых: вероятно поэтому
так великолепно врут женщины: врут и скрывают; насколько
все же они скрытнее нас! До того часа, пока Софи не исчезла
из Цюриха я не догадывался что она уже полгода со своим
французом, только чаще, чем обычно, устраивала мне сцены
ревности, особенно если задерживался по делам в бюро
Ростопчин посмотрел номер машины только б не забыть, если
все-таки уедет; или взять картину с собой? Смешно; ну и что
ж, зато нет риска; тоже наша родная русскость - страх
показаться смешным.
набрал номер справочной службы.
Степанова? Нет, я не знаю названия театра. Где-то в
центре.
сказала писклявым голосом:
стараясь увидеть кого-то другого, незнакомого.
именно тот, который вас интересует?
напечатаны кадры кинопленки: Степанов с Че; в военной форме
у партизан Вьетнама; в Лаосе рядом с расчетом зенитного
пулемета; с палестинцами; в Чили; последнее фото в "Сотби",
вместе с ним, Ростопчиным; рядом сидит улыбающаяся Софи. И
заголовок: "А сейчас новое задание КГБ - внедрение в высший
свет Лондона! Кто вы, доктор Степанов?" Жирным курсивом был
набран адрес театра: "Сегодня вечером Степанов дает
политическое шоу, текст которого утвержден бюро кремлевской
пропаганды".
когда подкатила желтая малолитражка, на дверцах которой
значились названия газеты, телефоны и адрес, водитель, не
выключая мотора (стоянка запрещена), бросился к театру,
зажав под мышкой пачку газет.
призванию драчун. Знаете эсеровский лозунг? В борьбе
обретеф ты право свое... Еще одна сигарета, и двинем.
такси; медленно, чувствуя, как колотится сердце, прочитал
заметку "Кто вы, доктор Степанов?".
русском. Хотя какой он русский? Немец. Нет, русский, он
же был с ними, а не с Гитлером. Генерала Власова я не могу
назвать русским. А вот Антон Иванович Деникин - наверное,
все-таки русский; когда к нему пришли с предложением
возглавить белогвардейские подразделения в немецкой армии,
он отказался: Родиной не торгую.
Погоди, Эйнштейн. Давай разберемся без гнева и пристрастия.
Что, собственно, случилось? Разве я не знал, что Степанов
был и у партизан, и в Чили? Во всем этом для меня ничего
нового. Для тебя - да, ответил он себе, но для здешней
публики все внове, и поэтому поверят. Погоди, а чему,
собственно, они должны поверить? Как чему? Тому, что
Степанова внедряют в здешний высший свет. Тому, что он
выполняет задания своего КГБ. Стоп. Минута. С чего
началось наше знакомство? Ведь не он меня нашел. Его нашел
я, когда прочитал о том, что он делает для возвращения наших
картин и книг. И пригласил к себе, ведь так. Да, это было
так. Черт, как же называлось это румынское лекарство у сэра
Мозеса? Надо бы лечь в хороший санаторий на пару месяцев,
привести в порядок сердце. Не приведешь, возразил он себе;,
уже шестьдесят пять, жизнь прожита; это отрадно, что ты
хорохоришься, значит, остались какие-то резервы, но себе
самому надо говорить правду; отпущена самая малость, как это
ни горько; остаток дней здесь, на земле, надо провести
достойно. Не впасть в маразм, не мотаться по
предсказателям, стараться вести себя так, как вел раньше.
Федор Федорович рассказывал об актере Снайдерсе; он умер
потому, что продолжал считать себя молодым даже после того,
как отпраздновал шестидесятипятилетие... Ну и что?
Правильно делал! Нет ничего страшнее, чем забиться в конуру
и ждать. Ожидание любви возвышает, ожидание успеха в деле
учит мужеству, ожидание смерти противоестественно...
Почему? Вовсе нет. Ведь не смерти ждут старики, а чуда.
Вдруг в какой-то лаборатории изобретут искусственный белок?
Или какой-то особый сердечный стимулятор? Или эрзац-почки?
Живи еще шестьдесят пять... Не хочу... Нет, неправда,