Чтение 155–й страницы книги ~Горение~

- Министр - человек служивый, Михаил Владимирович, куда ему тягаться с
вами - за каждым миллионы... А уж что касается вероисповедания, так
Дмитрий Львович более меня русский, он посты держит.

- Вы не обижайтесь, Василий Иванович, если был дерзок - прошу простить,
и миллионами не корите - разлетаются по ветру. Без вашего совета и
подсказки трудно будет дальше жить. Мы проголосовали единогласно на
заседании правления вашу кандидатуру качестве непременного члена. Не
оскорбите отказом?

Рубинштейн аж присел от зависти - обскакал старый хохол на повороте,
будто орловец обскакал. Гучков заметил, как дрогнуло лицо Митеньки,
рассмеялся, повел гостей к столу. Помимо чашечки с дрянным супом,
обязательным по англофильскому, будь он неладен, протоколу, стояла у
каждого прибора ваза в серебре с икрой, только три дня назад п р о г р о х
о т а н н о й через решето в Царицыне, на рыбном заводишке, купленном
Гучковым смеха ради во время гусиной охоты.

Вольнаровский, европеец, кружева вместо манжет носит, суп все-таки
попробовал, заметил, что капуста изумительна, а Родзянко чашечку
решительно отставил, н а п р а в и л себе бутерброд с икрой и увалисто,
всем телом повернувшись к Тимирязеву, поднял высокую рюмку с желтоватой
пшеничной водкой:

- Василий Иванович, я хочу просить моих друзей выпить за вас, первого в
нашей истории министра торговли и промышленности, которого отличает
понимание истинных задач, стоящих перед деловыми людьми. Именно мы несем
первейшую ответственность перед государем за благоденствие империи. Именно
мы и наша партия взяли на себя тяжкое, но сугубо необходимое бремя
активного противостояния революции, ее разрушительному урагану. Именно мы,
деловые люди, ведем в нашей партийной прессе патриотов октябрьского
манифеста борьбу против анархических устремлений социал-демократии, против
болота конституционных демократов, которые заигрывают то с теми, то с
другими; именно мы, Василий Иванович, объявили войну бомбистам
социал-революционной партии и открыто поддержали правительство в его
чрезвычайных мерах. Мы не могли бы стоять крепко, расти и надеяться на
успех в предстоящих выборах в Государственную думу, не имей постоянной
поддержки с вашей стороны, полного и доброжелательного понимания нашей
позиции. Ваше здоровье!

- Позвольте мне алаверды, - потянулся Рубинштейн.

- Прошу, Митенька, прошу, мой дорогой, - сказал Гучков, оглядывая лица
гостей маленькими, сияющими глазами, которые никак не гармонировали с
большим, барственным, холодным, без выражения, лицом-маской.

- Отнюдь не для того, чтобы лишний раз преклонить колени перед
мудростью прагматичных британцев, исповедующих истину "рул энд дивайд",
хочу подчеркнуть, что нам, деловым людям, заказан кабинет господина Витте,
который все более с профессорами изволит собеседовать, зато мы всегда
находим отклик в кабинете дорогого Василия Ивановича. Позволю заметить,
что если бы в руках нашего друга было власти поболее, право же, империя
только б от этого выиграла. Думаю, что наша партия, которой расти и расти,
поможет вскорости дорогому министру ощутить еще большее бремя
ответственности - сейчас ее бежит только тот, кому не дорога родина и
святая наша вера.

Дальше все было расписано - Гучков мастер на с п е к т а к л и такого
рода: кто первый о чем заговорит, кто затеет легкую бузу для разрядки
сложного момента, ежели такой наступит, кто внесет компромисс, а кто
побежит к двери разобиженный - штучки московских купцов вовсе отбрасывать
неразумно.

Конкретное дело, ради которого и собрались, а не прозрачные
Рубинштейновы намеки на возможное премьерство Тимирязева, открыто т р о н
у л Сигизмунд Вольнаровский. Гучков считал, что рабочий вопрос
целесообразнее поставить именно варшавскому банкиру, оттого что поляки
ближе к немчуре и опыт у них заимствовать сподручнее.

- Милостивый государь Василий Иванович, - начал Вольнаровский, - я
считаю долгом исповедовать с друзьями открытость. А польская открытость,
извольте заметить, особого рода, она совершенно не защищена: если поляк
предан, так он предан до конца, наш дух не переносит колебаний, тем паче
измены... Так вот, сейчас в России модно предавать анафеме попа Гапона,
клеймить его душегубом.

Конечно, та форма организации фабрично-заводских рабочих, которую
изволил создать господин Зубатов...

- Не Зубатов ее создал, а Плеве, - заметил Родзянко хмуро. - За это и
поплатился - дай нашему человеку ноготь, он палец отхватит.

Рубинштейн не удержался, съязвил:

- Если свободу считать ногтем, Михаил Владимирович...

Вольнаровский, холодно посмеявшись невоспитанности компаньонов,
продолжал между тем:

- Неважно, господа, к т о... Ходили слухи, что идею высказал Витте, но
потом ее же и убоялся, а может быть, понял, что это орудие в руках полиции
против него, отвечавшего тогда за бюджет империи... Не в этом существо
вопроса. Мне и моим друзьям в Варшаве представляется необходимым серьезно
задуматься о форме организации профессиональных союзов, разрешенных ныне
высочайшим манифестом.

Если кураторство попадет в руки Петра Николаевича Дурново, то при всем
моем уважении к министру внутренних дел я опасаюсь, что он не сможет
понять суть проблемы... Для сего я полагаю необходимым показать мыслящим
рабочим п о л и ц е й с к о е изначалие Гапона, чтобы навсегда отгородить
фабричный элемент от влияния какой бы то ни было политики - даже
полицейской - в сфере профессиональных союзов. Вообще было бы идеальным
провести высочайший закон о передаче всех вопросов о взаимоотношениях
между хозяином и профессиональным союзом в ведение министерства Василия
Ивановича. Можно ли надеяться на осуществимость такого рода поддержки?

Тимирязев прищурился, словно смотрел плохо освещенную картину,
отодвинул от себя тяжелое серебро десертных вилочек и ножичков, ответил
рассуждающе:

- Я не думаю, что этот вопрос легок. Государь полагает, что рабочий
вопрос нельзя выпускать из-под контроля министерства внутренних дел.

- Так и не надо, кто ж про это говорит?! - удивился Родзянко.

- Трепов будет говорить про это, - буркнул Николаев. - Этот неуч
полагает себя спасителем династии...

- Господа, по-моему, мы зря вс" усложняем, - замельтешил Рубинштейн. -
В конце концов, понятие "профессиональный союз" внове для империи, можно
поискать иные термины, продумать, как половчее...

- Обманывать нам не к лицу, - отрезал Гучков.

- Да я ж не про обман, - живо воспротивился Рубинштейн. - Зачем
драматизировать?! Я про тактику! Надо найти возможность припомнить Дурново
судьбу его предшественника, страдальца Вячеслава Константиновича, - вот о
чем речь. Сравнения действуют, господа, очень притом ощутимо! Не захочет
тогда Дурново лезть в это дело, ему забот хватает!

- Мне тоже, - улыбнулся Тимирязев. - Я продумаю этот вопрос, господа,
обменяюсь мнениями с коллегами.

Гучков обернулся - метрдотель сразу же заметил, махнул салфеточкой,
половые вкатили мясо.

- Вс" дела и дела, - сказал Гучков, - не ради дела одного собрались.

Проследил зорко, чтобы наполнили бокалы - больше о деле не следует:

Тимирязев пообещал, и хватит. Через неделю его надо ввести еще в одно
правление, оклад содержания положим щедрый, это поможет министру ощутить
свою силу, почувствовать гарантии на случай непредвиденного риска:
ежегодный доход тучковских "наблюдателей" в полтора раза выше
министерского, Василий Иванович это знает, умница, хорошо себя держит,
достоинство блюдет, даже если з а г р е м и т на каком риске - связи его
останутся, перейдут к Гучкову и Родзянко, связи куда как более ценны, ибо
пост преходящ, связи вечны.

После ужина Митенька Рубинштейн отправился в "Асторию" - там ждал его
чиновник для особых поручений министерства внутренних дел Иван
Мануйлов-Манусевич.

- Что с Гапоном? - спросил Рубинштейн.

- С ним Рачковский работает, Дмитрий Львович. Я надеюсь на успех.

- А я - нет.

- Отчего так?

- Оттого что не верю жандармской инициативе, понятно? Выясните и
доложите подробно.

- Выясню.

Рубинштейн не сомневался - этот выяснит, В этом проходимце он убежден.

В фигуре Ивана Федоровича Мануйлова-Манусевича сфокусирована мерзостная
гнусь царской России, ее чиновная амбициозность, интриганство, м а л о с т
ь, вся ее вопиющая безыдейность.

Судить об эпохе можно по-разному: бывает, передают из уст в уста
рассказы стариков, и в зависимости от того, чему те ранее служили,
рождается либо злой памфлет, либо высокая легенда; можно судить по тем или
иным произведениям литературы и живописи; однако лучше всего сущность
эпохи делается ясной из анализа документов.

...Иван Мануйлов-Манусевич заявил себя за десять лет перед описываемыми
событиями способом весьма странным.

Заведующий делопроизводством департамента полиции Ратаев сообщал в
докладной записке министерству внутренних дел, датированной днем 3 мая
1895 года, следующее:

"Во время моего пребывания в Париже мне случилось познакомиться через
посредство начальника нашей парижской агентуры П. И. Рачковского с неким