Чтение 223–й страницы книги ~Горение~

добром не договоришься, в агенты не перевербуешь, и откупиться нельзя: за
законом парламент смотрит, как что не так - сразу скандал...

Ровно в час дня (время, как высшее выражение незыблемости формы,
соблюдалось у судейских особо тщательно) пристав объявил, чтобы
собравшиеся встали; вошел старший председатель Судебной палаты
Крашенинников и члены присутствия Лихачев, Зейферт и Олышев, обвинитель
Зиберт; расселись и защитники, цвет Петербурга, - члены Третьей уже думы
Маклаков-второй и Пергамент; Елисеев, Базунов, Маргулиес, Мандельштам,
Гиллерсон, Соколов, Муравьев, Андронников, Тесленко, Лисицин, Гольдштейн...

...Герасимов сунул в рот длинный мундштук; слава богу, что черная сотня
вовремя убрала депутатов Первой думы Иоллоса и Герценштейна; эти соловьи
такое бы здесь насвиристели, ого-го-го!

Про то, что "Союз русских людей" провел этот акт с подачи департамента
полиции, думать не хотел: зачем? Виновные будут наказаны, пусть мавры
делают свое дело, на то они и мавры; нет слаще ощущения, чем то, которое
острее всего понимает артист цирка, работающий с куклами: дерг пальчиком -
и нет куколки, дерг другим - куколка возносится вверх, дерг третьим - и
нет петербургского градоначальника фон дер Лауница! А не надо было
покушаться на чужое: захотел, видите ли, кисонька, получить под свой
контроль центральную охрану, со всей агентурой и филерами! Дудки-с! Своего
не отдадим! Кто ж тайное могущество добром отдает?!

Азеф тогда назвал Герасимову дату предстоящего покушения на фон дер
Лауница, но молил, чтобы информация была проведена сквозь архивы охраны за
чужой подписью; "ваши стали болтунами, раскроют в два счета!". Был
издерган, говорил, что чует на спине глаза врагов, лицо действительно
сделалось желтым, отекшим, старческим.

Герасимов пустил наиболее доверенную агентуру по следам, которые
обозначил Азеф; данные подтвердились: боевики Льва Зильберберга и вправду
готовили а к т на третье января девятьсот седьмого года - во время
торжественного открытия нового медицинского института во главе с принцем
Петром Ольденбургским.

Петр Аркадьевич Столыпин был, понятно, как и фон дер Лауниц, приглашен
на открытие.

Позвонив фон дер Лауницу, чтобы предупредить о ситуации, Герасимов был
прямо-таки шокирован грубой бестактностью градоначальника: "Вы мне
поскорей агентуру свою передавайте, я уж наведу порядок!"

Герасимов отправился к премьеру: когда состоялась их первая встреча,
Столыпин, выслушав подробный двухчасовой доклад шефа охраны, позволил
приезжать домой в любое время суток: "Мне искренне приятен разговор с
вами, полковник. Я давно не встречал человека такой компетентности и
такта; вопрос террора - вопрос вопросов, некое политическое средостение
всей ситуации в империи. Эсеры провозгласили, что на время работы
Государственной думы они террор прекращают.

Вы верите в это?"

Герасимов тогда поднял глаза на Столыпина, долго молчал, а потом тихо
ответил:

"Вам террор поболее, чем им, нужен, Петр Аркадьевич... Чего стоит
хирург без скальпеля?"

Тот ничего не сказал, только глаза отвел, резко поднялся со стула,
простился сухо, сдержанным кивком.

Герасимов вернулся к себе в охрану и только здесь, оставшись один,
ощутил жуткий, холодящий душу ужас: "Кого решил себе в союзники брать?! На
что замахнулся, вошь?! Пусть себе газеты пишут про свободу и гласность, а
ты - таись! Шепотком! Иначе у нас нельзя! Нас сначала Византия раздавила,
потом иго, - в нас страх вдавлен, самости нету!"

Тем не менее назавтра от Столыпина позвонили в десять вечера,
осведомившись, нет ли каких новостей: "Петр Аркадьевич готов вас принять".

...Во время аудиенции Столыпин был весел, слушал не перебивая, затем
пригласил на чашку чая, представил жене, Ольге Борисовне; Герасимов
ликовал:

пронесло, взял н а ж и в у Петр Аркадьевич, иначе б дражайшей не
отрекомендовал как "верного стража империи"; пойдет дело - только б
наладить пару подконтрольных террористических актов, получить законное
право на ответный террор правительства, вот тебе и пост товарища министра
внутренних дел, внеочередной крест и генеральская звезда!

Когда Герасимов, узнав о предстоящем покушении, приехал в Зимний,
Столыпин спокойно выслушал полковника и вопросительно посмотрел на Ольгу
Борисовну, -
теперь они довольно часто беседовали втроем - высшее проявление доверия к
сослуживцу.

- Александр Васильевич совершенно прав, ты не должен ехать на
церемонию, - сказала Ольга Борисовна, скрывая испуг.

- Я полагаю, - возразил Столыпин, - что Александр Васильевич сможет
поставить такую охрану, что бомбисты ничего не сделают.

Герасимов отрицательно покачал головой:

- Я на себя такую ответственность не возьму. Повторно заклинаю не
ездить туда...

...На следующий день фон дер Лауниц, открыто заявлявший свою неприязнь
к Герасимову, поинтересовался:

- Ваши люди будут на церемонии в медицинском институте?

- Непременно, Владимир Федорович, - ответил Герасимов, - я отрядил
практически всех моих филеров...

- Петр Аркадьевич пожалует?

- Конечно, - спокойно сказал Герасимов, зная совершенно точно, что
премьер решил не ехать (Ольга Борисовна ликующе сообщила утром, что смогла
отговорить мужа).

- А мне советуете не быть? - усмехнулся фон дер Лауниц. - Что, трусом
норовите представить в сферах? Не выйдет, полковник! Как-никак, а я свиты
его величества генерал-майор, мне ли страшиться бомбистов?!

- Я не смею ни на чем настаивать. Мой долг состоит в том, чтобы загодя
предупредить об опасности...

- Вы, кстати, закончили составление списков всей вашей агентуры? Акт
передачи проведем в моем кабинете на следующей неделе. Политическую охрану
беру себе.

- Хорошо, - ответил Герасимов, - на следующей неделе я передам вам все,
Владимир Федорович!

Этим же вечером Герасимов нанес ряд визитов, в том числе повстречался и
с адъютантом принца Ольденбургского, ротмистром Линком. Вручил ему
браунинг:

"Хотя здание блокировано, но каждый, кого увидите с револьвером в руке,
- ваш!

Стреляйте без колебаний, это - бомбист. Охрана жизни принца
распространяется и на вас, но его высочеству ничего не говорите, не надо
его нервировать попусту".

...Третьего января фон дер Лауниц был застрелен на лестнице
медицинского института; ротмистр Линк всадил две пули в затылок бомбиста -
концы в воду!

Вот так-то на чужое покушаться, господин свитский генерал! С нами
шутить опасно, мы скусываться умеем, Владимир Федорович!

...Понятно, о передаче самой секретной агентуры охранки новому
градоначальнику никто не заикался более; Столыпин повелел на террор
ответить террором.

Акция была оправданной, эсеры не сдержали своего слова, отмщение будет
безжалостным, око за око, зуб за зуб!

...Дзержинский быстро записывал происходящее в зале; за время работы в
газете научился скорописи, чуть ли не стенографии; ни одну фразу, которая
казалась ему существенной, не пропускал:

П р е д с е д а т е л ь. Подсудимый Афанасьев, ваше звание?

А ф а н а с ь е в. Лишенный сана священник...

П р е д с е д а т е л ь. Гредескул, ваше звание?

Г р е д е с к у л. Бывший профессор.

П р е д с е д а т е л ь. Князь Долгоруков, ваше имя и отчество, чем
занимаетесь?

К н. Д о л г о р у к о в. Петр Дмитриевич, дворянин, бывший
председатель земской управы.

П р е д с е д а т е л ь. Подсудимый Жилкин, ваше звание, чем
занимаетесь?

Ж и л к и н. Мещанин, литератор, - отвечает бывший лидер трудовиков.

П р е д с е д а т е л ь. Зиятханов?

З и я т х а н о в. Бывший товарищ прокурора, дворянин, наследственный
хан.

П р е д с е д а т е л ь. Локоть?

Л о к о т ь. Был до выборов в Думу профессором.

П р е д с е д а т е л ь. Ломшаков?

Л о м ш а к о в. Бывший профессор высших технических учебных заведений,
почетный мировой судья, отстраненный Сенатом от этой должности в связи с
настоящим процессом.

- Подсудимый Муромцев!

Подымается бывший председатель Думы С. А. Муромцев.

Вся зала поднимается вместе с ним.

Председатель особого присутствия поражен массовым проявлением уважения
к подсудимым и несколько смущен, но резким тоном приглашает: "Прошу вас,
господа, сесть".

Не дожидаясь вопроса, Муромцев отвечает обычным голосом привыкшего
говорить в общественных собраниях человека:

- Сергей Андреевич, пятидесяти семи лет, статский советник, ординарный
профессор Московского университета.

П р е д с е д а т е л ь. Набоков, чем занимаетесь?

Н а б о к о в. Публицист, живу литературой.

П р е д с е д а т е л ь (к Окуневу, приведенному под стражей). Окунев,