комментариев. Дзержинский отметил, что Василевский всюду подчеркивал -
"Польское социалистическое движение", объединяя таким образом идеи
"Пролетариата" с идеями ППС, а ведь разные были это идеи - и по своей
внутренней, духовной структуре, и по внешним, тактическим взглядам.
ставил на первое место "интеллигентную молодежь", а уж потом поминал
рабочих; о крестьянах говорил мимоходом; выделял, что в России польские
революционеры работали временно. Ни слова не было сказано и о том, что
именно русское революционное движение, интернациональное по своей сути,
было дрожжами, на которых поднялся польский пролетариат. Отметил
Дзержинский и то, что реферат Василевского звучал как реквием по усопшему,
реквием, который никак не был связан с задачами настоящего момента, тогда
как к настоящему моменту подход у того же Василевского с Пилсудским был
совершенно противоположен подходу Люксембург, Дзержинского, Барского и
Мархлевского с Ганецким и Уншлихтом. ППС уже давно шла на разрыв с рабочим
движением России, против польско-русского революционного союза, все более
четко делала ставку на вооруженное национальное выступление, отрицая
важность, нужность разъяснительной, пропагандистской работы; они играли в
заговор, тогда как социал-демократия требовала не бланкистских "штучек", а
железной дисциплины, сплоченности и точного теоретического фундамента, без
которого все возможные действия обратились бы в стихию, шум, в кровь,
ураган - в ничто, одним словом.
...На квартиру в буржуазном районе, которую нашел Матушевский ("одолжил"
на вечер приятель Максимилиана Люксембурга, брата Розы, присяжный
поверенный Збигнев Ляшковский), подпольщики приходили по одному, поздней
ночью.
тихими фразами, взглядывали на Дзержинского, который стоял у кафельной
печки, кутаясь в длинный серый плед.
партии считаю открытым. Слово предоставляю Юзефу.
сейчас черный, кровавый катышек: на людях совестно. Ладонь ощутила
горячее, быстрое дыхание.
Дзержинский. - И не совестно нам здесь, за толстыми дверями, говорить
шепотом, товарищи? Как в норах, право...
Смочей, полез за табаком:
самих себя таиться - нас никто не услышит. Мы должны говорить ясно,
просто, убедительно, громко. И обязательно честно - иначе не поверят нам
рабочие, не поверят! И о том, что хорошо у нас, и о том, что плохо, об
успехах, провалах, о будущем и прошлом мы обязаны говорить открыто, ничего
не скрывая, не замазывая, не обходя трудностей борьбы. Промолчать порой
очень удобно, но отнюдь не всегда то, что удобно, - разумно. Сегодняшнее
удобство может обернуться завтрашней трагедией, неверием, отказом от
революции, пассивностью, предательством! Удобно молчат наши газеты, удобно
молчат или открыто лгут министры, хозяева, помещики, сытые ксендзы и
добренькие профессора. Громко и честно можно говорить только в нашей
партийной прессе. Если будет газета, провал одного, десятерых, сотни
революционеров - не страшен: правда, единожды сказанная, не исчезнет, наше
дело продолжат новые борцы. Я был оторван от работы два года. Прошу
высказаться: что сейчас - с точки зрения каждого - самое важное, на что
необходимо откликнуться немедленно?
из Домбровского угольного бассейна, - и откуда ей быть, Юзеф, когда
полиция всевластвует, народ испуган...
что долго молчать люди не смогут. Их ежечасно и ежедневно доводят до
отчаяния, они ищут выход, они понимают, что жить так, как живут сейчас,
нельзя далее! Полиция всевластвует именно потому, что в е с ь рабочий
народ пока еще н е з н а е т, как бороться, какие требования выдвигать, с
чем соглашаться, а с чем нет, - во имя того, чтобы ж и т ь, а не
прозябать! Газету мы создадим - честную, социалистическую, рабочую газету,
- упрямо, словно самому себе, отрубил Дзержинский. - Именно поэтому я
прошу высказываться: какие вопросы сейчас интересуют рабочих в первую
голову?
требовать от хозяев по законам?
законы, которые будут - хотя бы частично - охранять труд рабочих. Однако
следует иметь в виду: при нынешних условиях любой закон будет куцым и
всегда обернутым на пользу и выгоду хозяев. Значит, мы станем обсуждать
программу-минимум, настаивая на программе-максимум, то есть на
революционной, социалистической профсоюзной организации. Дальше?
С этим у нас полная мешанина.
агитация за революцию! Никто и ничто не решит поставленных нами вопросов,
кроме как революция пролетариев. Восстают те, кого лишают п р а в а. Мы
лишены прав ныне.
методами:
- с первым номером н а ш е й газеты.
Гуровской вместе с давнишним приятелем, истинным противником царизма,
наборщиком Родзаевским, свою запрещенную работу - рассказ о судьбе Боженки
Штопаньской, покончившей вместе с малыми братьями жизнь в быстрине Вислы,
наряд охраны "нелегальную типографию", оборудованную на деньги
подполковника Шевякова, не трогал, а лишь наблюдал. Арестовали Ноттена
через двадцать минут после того, как ушел Родзаевский, и за пять часов
перед тем, как должна была вернуться Елена Казимировна Гуровская.
два дня Альдона Булгак, урожденная Дзержинская; та, наивно полагал
Шевяков, могла знать, где Матушевский, а уж если брат обнаружится в
Варшаве, то к кому, как не к ней, придет он.
агентура присматривалась к поэту, характер его был изучен,
проанализирован, расписан по отдельным графам: "жаден - нет", "жесток -
нет", "честен - да", "храбр - не очень", "честолюбив - весьма", "любит ли
Гуровскую - да". Вот на этих двух последних пунктах и решил сыграть
Шевяков, хотя Глазов был настроен пессимистически, полагая, что и года для
изучения человека недостаточно, а уж если речь идет о художнике - тем
более.
так сказать, вам отведена роль режиссера, вы уж мне исполнительство
оставьте, я в актерстве поднаторел.
Хорош актер...
журналиста:
уликами.
социалистическая типография, владение ею, покрывательство, а равно, так
сказать, пользование влечет за собою арест, суд и ссылку в Восточную
Сибирь на срок до семи лет. Это вы тоже понимаете?
прокламации вы нашли в такой типографии? Возмутительного содержания?
Социалистической направленности?
но тот безучастно сидел в уголке и чистил ногти лезвием перочинного, с
перламутровыми накладками, ножичка.
по-прежнему терзал, в глазах его уже не было того ужаса, который появился,
когда в квартиру Геленки вошли жандармы.
допрашивавшего его дуборыла с тем, длиннолицым, который сидел в углу: