Думаешь, я умею только драться с ППС? Я работать с ними учусь. Кон не
согласен с Пилсудским, а ведь Кон - знамя папуасов, он для них живой
пример преемственности идей "Пролетариата". Пошли, времени в обрез.
кандалы и отправлен на акатуйскую каторгу с бритой головой (брили левую
половину лишь), прошло восемь лет; лишь спустя восемь лет он был
расконвоирован, переведен на положение ссыльного поселенца, без права
посещения сибирских городов; долгие двадцать лет жил он в отрыве от
Польши, от товарищей и родных. Хоронил друзей - кто кончил с собой, не
выдержав полицейских избиений, кто сошел с ума, кто изошел чахоткой. Чтобы
сохранить д у х, понял - надо трудиться, каждый день, с утра и до вечера.
Написал несколько сот страниц о тувинцах, среди которых прожил последние
десять лет, собрал их песни, изучил обычаи, народную медицину; послал в
Варшаву, не думая даже, что напечатают. Напечатали: государственная память
в дни потрясений делается к о р о т к о й; разве за всем уследишь?!
Кон медленно, не привык к т е м п у предреволюционной поры, когда день
равен году, когда решения надо принимать немедленные, крутые, но -
обязательно - точные, определенные в своей позиции.
народами тамошними, он, естественно, не мог принять политическую линию
ППС, хотя числился почетным членом руководства партии.
собеседника, не перебивая его, хотя говорил Дзержинский жарко, сбивчиво,
понимая, как многое будет зависеть от того, какую позицию займет Кон:
станет поддерживать Пилсудского и Василевского или размежуется с ними;
рядовые члены ППС начали отходить от припудренного социалистической
фразеологией курса на великопольский национализм.
два дня на раздумье. Встретимся в библиотеке университета, в три часа дня.
русских социал-демократов] сказал мне, что завтра будут объявлены
мобилизация и военное положение. Военные теперь совещаются о том, что
следует вешать всех, кого поймают с оружием, что будто бы уже многих
повесили втихомолку в цитадели по приговору полевого суда; сообщают это,
как факт, гвардейские офицеры, имеющие широкие связи. Советуются о том,
чтобы сильными военными заставами отрезать от города предместья и обыскать
в них все дома. Вчерашние бомбы, по-видимому, ППСовские, страшно напугали
офицеров и власти: единственным выходом они признают еще большие
репрессии, резню, виселицы. Среди же солдат настроение в общем апатичное.
Бомба и патруль - возмутила их, а крестьянские выступления встретили среди
них Огромное сочувствие. Мы должны безусловно обратить гораздо большее
внимание на войска. Все пошло бы хорошо, если бы была литература.
Доставайте ее и присылайте нам. Сегодня я виделся с Зыгмунтом. У него
имеется свой испытанный контрабандист, который в два дня может доставить
литературу в Радом.
Габинет, Брат, Дзика, Араб и хозяин-каменщик. Засыпала кума хозяина
квартиры со злости на него. Нашли револьвер и корреспонденцию от
каменщиков. Это было на Парисовской площади, погнали их прямо через поля в
цитадель; они шли с возгласами: "Да здравствует рабочее дело!"
порваны.
Ужасный, однако, недостаток интеллигенции.
СДКПиЛ], так он установлен. Пока кончаю. Сердечно обнимаю.
БЕЗОПАСНОСТИ В
Г. ВАРШАВЕ
ј2563
г. Варшава СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Сегодня в 7 часов вечера к рядовому 5-й роты Лейб-Гвардии Литовского
полка Семену Владимировичу Попову подошел на улице неизвестный человек,
предложил ему папиросу и в разговоре, между прочим, передал прокламацию на
русском языке издания Варшавской группы Военно-Революционной организации
Р.С.Д.Р.П., прося прочесть и передать для прочтения товарищам. Затем
неизвестный предложил Попову зайти выпить пива. Попов изъявил согласие, но
сказал, что ему необходимо раньше зайти к командиру роты и передать
артельные книги, которые он нес; неизвестный обещал его подождать. Попов,
зайдя к командиру роты, доложил о случившемся и по приказанию последнего
задержал давшего ему прокламацию, который по доставлении в 9 участок
оказался Войцехом Серочинским, 25 лет, по профессии столяр, причем указал
свой адрес дом ј58 по Мокотовской улице, по справке же оказалось, что
проживает он в доме ј58 по Пенкной.
польской социал-демократической партии, возглавляемой в Варшаве Ф.
Дзержинским.
присовокупить, что Серочинский заключен под стражу при Полицейском Аресте
и вся переписка по сему делу препровождена Начальнику Варшавского
Губернского Жандармского Управления.
заподозрил поляка, а что, если бы к Попову подошел какой-нибудь Иванов!!"
если - да, каковы каналы?"
благодарность, выдав пять рублей серебром".
было вызвать секретаря, бросить листочки в папку - пусть заложат в пыль
архива, но что-то удержало Лопухина Удивившись внезапно вспыхнувшему в нем
раздражению, Лопухин не сразу понял, что же было в подоплеке этого в
чем-то даже брезгливого чувства. Потом устало сказал себе: "Горько
подчиняться фанфарону. Если б хоть к советам прислушивался, а то ведь
закусил удила, в свое призвание верит, а сам - бездарь".
подумал Лопухин, - видно, дверь в приемную отворили, а там с лестницы даже
в июле могилой тянет... Однако же фанфарон - не фанфарон, а в пирамиде
занимает то место, которое должно гарантировать правопорядок империи. Кто
бы ни был, пусть даже щедринский глуповец, все равно коли забрался в
эдакое-то кресло - будет сидеть, а остальные - ему кланяться, причем чем
дальше от него находятся - тем истовее станут кланяться: издали дурь не
видна, одни эполеты. Первым склоню голову я; коли в полиции не п о д д е р
ж и в а т ь, коли у нас не соблюдать видимость уважительности к тому, кто
выше, - все полетит к чертям собачьим".
рапорт из Варшавы:
тем, чтобы в Крае провели тщательное расследование.
том смысле, что армия...
нервов не напасешься - все же полицейская публика совершенно особого рода,
живет своим миром, интеллигентности ни на грош, кроме как "тащить и не
пущать", мало что могут, в каждую идею приходится носом, носом, носом как
котят, право слово.
сочинить, да прямо - во Дворец, не ниже, там чтут изящную словесность
жандармского ведомства...
беспомощные. Не направляй их - все погубят, ничто их не спасет, они даже
силой распорядиться не могут, коли без плетки, коли страх потерян".
помните слова Трепова: "Армия - опора трона". Армию в объятия
революционерам не дадим.
кабинета, - затылком об ковер - интеллигентно. Но - страх свой в этом
проявил господин директор. Пыжится, пыжится, а все равно подстраховался,
на себя Трепова примерил. Дураком меня считает - известное дело. Что он
без нас сделает?
слушает, себя дураком называет, а старик интеллигент, даже если ум теряет,
если в маразме, все равно седого сына поучает, - амбициозность. Смех и
грех, право слово..."
Точно так же, как директор департамента, он ясно понимал, что следует
сохранять почтительную уважительность к тому, кто выше, ибо без этого все
Шилова Юлия
Андреев Николай
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Куликов Роман