Чтение 14–й страницы книги ~Кто дерзнет сказать, что солнце лживо?~

столицу Огненной Земли, центр провинции Магальянес. Проехали мимо
"Кайямпа" - трущоб по дороге в Падауэль. Трущобы сейчас сносятся
бульдозерами; правительство Альенде объявило конкурс на лучший проект
домов для рабочих, и видно, как начали воздвигаться новые районы вместо
страшных бидонвилей. Один из таких районов называется "Элиас Лаферте" - по
имени основателя Чилийской компартии. Неподалеку возникнут районы "Фидель
Кастро" и "Че Гевара".

В жарком мареве видна вершина горы Кондес. Она всегда покрыта льдом,
даже в тридцатиградусную жару.

Дожидаясь самолета, мы с Хосе поднялись в ресторанчик и выпили по
стакану терпкого, красного вина - тинто. Нашим соседом оказался красивый,
седой, очень моложавый мужчина. Он услышал, что я говорю по-английски, и
представился:

- Мигель Лауренсио, абогадо.

("Абогадо" - значит адвокат. Мне очень нравится само звучание этого
слова.)

Он спросил, как мне показалась Чили. Я ответил, что я от Чили в
восторге. Он спросил, как я устроился. Я ответил, что устроился прекрасно.
Он открыл рот, чтобы задать новый вопрос, но объявили посадку на его
самолет, улетавший на Рио-де-Жанейро, и он, церемонно откланявшись, ушел.
Хосе сумрачно посмотрел ему вслед.

- Вы его знаете? - спросил я. - Плохой человек?

- Большинство абогадо плохие люди, - ответил Хосе. - Они не
поддерживают Народное единство. Только поэтому правые до сих пор и
решаются показывать революции хищный оскал своих клыков.

(Хосе несколько раз говорил о своей нелюбви к "абогадо". Сначала я не
мог понять, почему адвокаты здесь окружены "ореолом" неприязни. Лишь потом
Я понял, что чилийцы, - а это в них от испанцев, - обожают красноречие и
готовы оправдать виновного, если "абогадо" умело построил защитительную
речь. Большинство адвокатских контор принадлежит или правым, или
ультралевым миристам. Поэтому и миристов и ультраправых из "патриа и
либертад" защищают самые лучшие адвокаты.

Понятно, почему именно юридический факультет университета является
оплотом реакции. Понятно, почему там склады оружия; понятно, почему ректор
Бонингер пользуется таким непререкаемым авторитетом среди правых
группировок в стране.)

Воздушная дорога на Огненную Землю проходит по кромке океана, над
громадинами ледников, где ни разу не ступала нога человека. Потом самолет
начинает резко падать вниз - на светло-зеленые луга и прозрачные синие
ручьи, и вы оказываетесь в Пунта-Аренас, геометрически тщательно
расчерченном городе, разбросавшемся от отрогов гор до Магелланова пролива.
Вместо тропической жары Сантьяго вы попадаете в холод; всего лишь три -
пять градусов; хлещет дождь, переходящий в град; зеленый луг враз делается
белым; Магелланов пролив исчезает в непроглядной снежной пелене, и вы
несетесь на машине по огромному шоссе, мимо странных цветов - "кайроне",
ползущих вдоль дороги; минуете несколько маленьких эстансий (эстансия -
это небольшое сельскохозяйственное поместье) и оказываетесь в очень
чистеньком и очень миниатюрном Пунта-Аренас.

К этому времени выглянет солнце, снег растает, и вы снова увидите
свинцовую мощь Магелланова пролива. И лишний раз подивитесь тому, как
одинаково все "человеки"

нашей планеты реагируют на символы: вода здесь как в Черном море,
только позеленее; трава - как на берегах Москвы-реки, только поменьше, но
перед глазами сразу же встает образ великого португальца - в латах и
островерхом шлеме - задолго до того, как вы увидите памятник в центре
города.

Когда машина остановилась на улице Колумба и я вышел на тротуар самого
южного города мира, меня не оставляло ощущение, что нечто похожее я уже
когда-то видел.

Потом только я понял, что незримо присутствовал здесь "налет" Арктики,
веселый и добрый дух Джека Лондона. Не потому, что на улицах масса рыбаков
- здоровых, загорелых, растатуированных, снисходительно-веселых, чуточку
пьяных; не потому, что в городе много казино, подпольных баров, где гремит
музыка до утра; не потому, что сюда приходят люди, набитые золотом, а
уходят утром с пустыми карманами, - дух моей любимой Арктики угадывался в
природе, в постоянной сменяемости цветов неба - то оно свинцовое, низкое,
то вдруг появляются проемы, словно штольни - в далекое, голубое и
безбрежное...

(Я вспомнил почти такой же городочек на севере Гренландии - Юлианесхоф.
Я заходил туда с рыболовецкими судами в пятьдесят восьмом году на СРТ
капитана Лыгина. Я помню, как мы пришвартовались. Было раннее утро, и
такая же была тишина, и так же "играло" небо, и такие же двухэтажные
бело-красные деревянные домики стояли в тумане на набережной, и так же
гомонливо кричали чайки. К пирсу подъехал на "виллисе" пьяненький
американский морячок и хрипло крикнул:

- Эй, на судне! Кто-нибудь говорит по-английски?

Лыгин попросил меня объясниться с американцем. Тот, не выключая мотора,
прокричал:

- Я предлагаю обмен - этот "виллис" на десять бутылок "столичной" водки!

Я посмотрел на Лыгина молящими глазами. Он даже озверел от удивления:

- Ты что, с ума сошел?! Хочешь, чтобы меня отправили водить баржу на
Аральском море?])

Встретился с Луисом Годоем. Луис - профессор здешнего колледжа и
помощник алькальда Пунта-Аренас. Шумный, веселый пятидесятилетний человек,
он производит впечатление юноши. Огромные глаза его все время добро
смеются; он не может сидеть спокойно на месте - часто встает со стула,
расхаживает по комнате, когда говорит, яростно жестикулирует:

- Сейчас пойдем к газетчикам. Ты, конечно, понимаешь, что Пунта-Аренас
не может ограничиться одним печатным органом, - у нас их два - "Звезда
последнего юга" и "Новости". Вообще-то чилиец должен иметь три газеты: ту,
которую он любит, ту, которую не любит, и ту, из которой он исчерпывает
объективные новости. Не смейся, но мы решили выпускать третью газету. Если
же говорить серьезно, то я убежден, что агитация и пропаганда в
сегодняшних условиях - или залог победы, или причина поражения. А особенно
здесь: мы отрезаны от столицы, нас связывает с Большой землей только
самолет. А забастуй летчики?

За последний год мы открыли около тысячи новых школ, - продолжал Годой.
- Теперь даже в самых маленьких селениях есть учителя. В школе всего
три-четыре класса, но для Чили это революция. Мы открыли новую сеть
библиотек. Маленькие библиотеки - всего четыреста - пятьсот книг, но для
Чили это революция. Мы приняли значительно больше учащихся в школы и
университет - примерно на сто человек больше, чем во времена президента
Фрея. Сто человек. Не много? Не много. Но для Чили это революция. А сейчас
мы позвоним к Нольберто Родригесу. Завтра тебе необходимо отправиться на
"Тьерра дель Фузго" - Огненную Землю, там будут праздновать годовщину
открытия нефтяных скважин. Я представлю тебе Нольберто.

Я достал рекомендательное письмо Романа Кармена к Нольберто Родригесу,
блистательному инженеру и ученому, шефу нефтяной компании ЭНАП провинции
Магальянес.

- Самый у нас могучий человек, - сказал Луис Годой, - славный парень. А
в Кармена он влюблен так, словно Кармен - красавица андалузка по имени, а
не седой режиссер по фамилии.

Мы отправились в ЭНАП, которая помещается в самом высоком, пятиэтажном,
здании Пунта-Аренас. Медь, кругом начищенная медь - вывески у входа,
таблички в лифтах, на лестничных пролетах, в кабинетах. Вообще медь
преследовала меня в Чили повсюду: в этом есть что-то от ранимого,
детского. Так бедный ребенок показывает всем свою единственную игрушку.
Еще двадцать лет назад медь была единственным богатством Чили.

...Было уже девять часов, но Родригес и его товарищи сидели в кабинете
- пропеллер под потолком не справлялся с табачным дымом - и разбирали
ворох последних сводок. Телетайп здесь работает постоянно, днем и ночью: с
месторождений приходят вести о том, как идет добыча нефти и газа.

Нольберто прочитал письмо Романа Кармена.

- Роман - это великий и нежный человек! Как он поживает? Огромный ему
привет. В него все влюблены на "Тьерра дель Фуэго". Мы ужасно волновались
за его сердце - после инфаркта таскать камеру! Скоро я полечу в Союз -
мечтаю увидеть Романа.

Когда полечу? Точно не знаю. Но очень хочу пожить в том полушарии, где
весна есть весна, а июнь - летний месяц. Устроились хорошо? Где? А, это
маленький отель на авениде Магеллана? Знаю. Хотите на Огненную Землю?
Понимаю. Могу взять с собой одного человека.

У моего славного переводчика Хосе округлились глаза. Он впервые в
Пунта-Аренас:

для Чили полет из Сантьяго к Магелланову проливу то же самое, что для
нас путешествие на Курильские острова. Побывать в провинции Магальянес и
не слетать на Огненную Землю - это ужасно!

Нольберто взглянул на Хосе и расхохотался. Он вообще очень веселый и
открытый человек, в прошлом ректор местного университета, фигура, широко
популярная в Чили. После победы Народного единства его пригласили в
столицу, и руководители страны попросили Нольберто отложить на некоторое
время работу над книгой и лекциями и, сняв профессорскую мантию, послужить
революции на практической работе...

- Хорошо, рискнем, возьмем двоих. Самолет-то ведь уже и так переполнен!
В крайнем случае Хосе сядет на колени Хулиана. - Он посмотрел на Луиса
Годоя. - Негостеприимно? Но ведь если Хулиан сядет на колени Хосе, то нам
придется отправлять его тело в свинцовом гробу. А это дорого. А нам нужно
экономить каждое эскудо.

Мельком взглянув на часы, он пригласил нас к карте и рассказал о новых
месторождениях нефти и газа на севере Огненной Земли.

- Мы открыли несколько скважин в Монантьяле-се, это богатые