- Азеф настаивал, чтобы она была метальщицей снаряда в карету министра,
загодя отдавая ее на заклание; Савинков сказал тогда, что он сам будет
метать снаряд.
понимая, что улыбается, вполне вероятно, последний раз в жизни: девушка
напряжена, натянута, словно струна, руку из кармана юбки не вынимает,
видимо, сжимает холодными пальчиками револьвер, чтобы покончить с ним.
"наймитом охранки, гнусным клеветником на партию". - Если же вы полагаете
возможным убить меня до того, как выслушаете, - что ж, стреляйте. Я ведь в
террор пришел, когда вы третий класс гимназии посещали, смерти в глаза
смотрел поболее, чем вы, не боюсь ее.
сказать вам несколько слов.
разговариваем?!
жандармы.
подруга Зиночка Жуженко продолжала бы писать осведомительные письма генералу
Климовичу, ее любовнику и шефу московской охранки, про то, что происходит у
вас в ЦК. Или вы ставите под сомнение ее провокаторство тоже? Раз эсер, то,
значит, безгрешен! Ни ошибок, ни предательства совершить не может!
о товарище Азефе. Я была с ним на актах. Он спас мне жизнь, хотя я его об
этом не просила рискуя сорвать дело, он снял меня с метания снаряда, заменив
своим адъютантом. По счастливой случайности ни один из нас тогда не погиб.
Как же провокатор может ставить акт, приводить в исполнение приговор
трудового народа против палача, да еще при этом не потеряв ни одного из
товарищей?
благодарность охранки!
вашему ЦК вызовите меня на суд! Позавчера я послал письмо Чернову, но ответа
до сих пор не получил. А ведь можно позвонить по телефонному аппарату в
конце концов. Да и живет Виктор Михайлович от меня в десяти минутах ходу.
голосовала против. Тем не менее если и после того, как мы опозорим вас
фактами, только фактами - и уличим в клевете, вы станете продолжать свои
нападки на товарища Азефа, я, лично я убью вас, господин Бурцев. Вы меня
знаете, меня не остановит ничто.
радостное известие, которое я получал в последнее время Спасибо, Рита, я
счастлив, что будет суд.
осмотрела жалкую фигурку тщедушного Бурцева с нескрываемым презрением и,
резко повернувшись, пошла к двери.
Мужчины - пятнадцать человек - и одна женщина приговорены к смерти, две
женщины - к пятнадцати годам каторги. Ученик из Седлеца, сидевший рядом со
мной, тоже приговорен вместе с ними.
возбужденная, хохочущая. Начальник предложил ей на выбор или предать - тогда
ее приговорят только к пожизненной каторге, или быть повешенной. Он говорил
ей, что она молода и красива.
как можно меньше, целыми ночами бродит по камере. Иной раз вырвутся у нее из
груди слова смертельного утомления и отчаяния: "Почему они пьют без конца
нашу кровь! Я утешала себя, что все это вскоре рухнет, а они все еще
убивают... И молодежь уже не спешит к нам" Но такие слова не часто
вырываются из ее груди. Теперь она уже снова поет, устраивает жандармам
скандалы, хохочет: "Даже когда меня донимают ужасные муки, я делаю все,
чтобы они этого не заметили. Пусть не радуются"
неизбежностью смерти от их рук, и у нее является мысль о самоубийстве, но
луч надежды продолжает в ней тлеть. А когда она стучит мне, что она не
склонит головы, что она не дрогнет, вступая на эшафот, я чувствую, что она
говорит правду. По временам ею овладевает желание иметь при себе близкого
человека, видеть его, чувствовать его прикосновение, свободно говорить с
ним; тогда она клянет разделяющую нас стену. Вот так мы рядом живем, словно
родные и друзья из непонятной сказки. И я не раз проклинал себя, что не меня
ждет смерть.
Заключенный, сидевший вместе с одним из них, не обращая внимания на
жандарма, крикнул во время прогулки Ганке. "Уже казнен!" Сегодня на прогулке
мы видели только одного из приговоренных к смерти - ученика из Седлеца,
сидевшего раньше рядом со мной. Он сообщил, что его вернули с места казни...
Завтра будет суд над пятьюдесятью одним человеком по делу об убийстве
ротмистра в Радоме.
привели из суда в наш коридор двоих радомчан Оба приговорены к смертной
казни. Если бы нашелся кто-нибудь, кто описал весь ужас жизни этого мертвого
дома, борьбы, падений и подъема духа тех, кто замурован здесь, чтобы
подвергнуться казни, кто воспроизвел бы то, что творится в душе находящихся
в заключении героев, а равно подлых и обыкновенных людишек, что творится в
душе приговоренных, которых ведут к месту казни, - тогда жизнь этого дома и
его обитателей стала бы величайшим оружием и ярко светящим факелом в
дальнейшей борьбе И поэтому необходимо собирать и сообщать людям не простую
хронику приговоренных и жертв, а давать картину их жизни, душевного
состояния, благородных порывов и подлой низости, великих страданий и
радости, несмотря на мучения, воссоздать правду, всю правду, заразительную,
когда она прекрасна и могущественна, вызывающую презрение и отвращение к
жертве, когда она сломлена и опустилась до подлости. Это под силу только
тому, кто сам много страдал и много любил, только он может раскрыть этот
трепет и борьбу души, а не те, кто пишет у нас некрологи.
заменят и Ганке. Несколько дней тому назад к ней в камеру перевели другую
женщину. С этих пор хохот и пение в течение целого дня без перерыва
разносятся по всему коридору.
слушалось его дело - приговорен к смерти, замененной пятнадцатью годами
каторги, через две недели будет слушаться другое его дело - об убийстве двух
стражников. До него несколько дней сидел товарищ из Люблина. Ему сообщили,
что его узнал провокатор Эдмунд Тарантович и что он обвиняет его в убийстве
почтальона и пяти солдат. Виселица верная. Говорят, что этот провокатор
выдал целую организацию ППС и настолько занят разоблачениями и показаниями,
что следователям приходится ждать очереди, чтобы его допросить. У радомчан
было за это время еще два дела, два раза их приговаривали к смерти и оба
раза заменяли каторгой.
кузницу, горько улыбаясь, сказал: "Последние свободные шаги"
Должно быть, лгала.
Теперь камера опять закрылась, как могила, и не видно ни неба, ни деревьев,
ни ласточек.
шпиков, что в среде заключенных есть провокаторы. Началась слежка. Бывало,
что обнаруживали действительных провокаторов, но бывало также, что
подозрение падало на людей, возможно, ни в чем не повинных. Создается
атмосфера недоверия, портящая совместную жизнь, каждый по мере возможности
замыкается в себе.
камере (редко кто сидит один, большинство сидят по трое и больше), что цель
этого становится очевидной дать возможность неразоблаченным шпикам узнать
как можно больше. Несколько дней тому назад я увидел в окне бесспорно
уличенного в провокации на прогулке с вновь прибывшим из провинции. Я
крикнул в окно "Товарищ! Гуляющий с тобой - известный мерзавец, провокатор"
На следующий день они уже гуляли каждый отдельно.
Оказывается, Ганка была в Творках (дом для умалишенных) и оттуда была
освобождена прушковскими социал-демократами. Когда ее после этого
арестовали, она выдала тех, которые ее освобождали сама ездила с жандармами
и указывала квартиры освободивших ее товарищей. Здесь она сидит под
вымышленной фамилией, тщательно скрывая свою подлинную фамилию (Островская).
Почему она предавала? Кто ее знает? может быть, избивали, а возможно, она
действительно сумасшедшая. Теперь она уже несколько дней сидит в коридоре
надо мной. Сегодня я обо всем этом уведомил других. Я обязан был это
сделать. Возможно, вначале она попытается защищаться, утверждать, что все
это ложь. Она, вероятна, будет бороться хотя бы за щепотку доверия. Но
заслуженный удел ее - позор, самый тяжелый крест, какой может выпасть на
долю человека..."
Белогорский Евгений
Шилова Юлия
Майер Стефани
Акунин Борис
Свержин Владимир
Березин Федор