бронхах клокотал кашель если засмеешься он удерживается, как ни странно не
надо чтобы этот полковник видел как я кашляю а пуще того сплевываю
ярко-красную кровь это вправе видеть друзья, но не враги: нельзя радовать
врагов, их надо пугать.
работа по шалуну (13); импульс приданный делу Феликсом Эдмундовичем каждый
день приносил новые результаты...
"ПУСТЬ УЙДЕТ, ТОЛЬКО Б МОЛЧАЛ!"
Васильевич! Больше нет сил, выдохся могу сорваться Бурцев снова начал есть
поедом надобно сыграть перед ЦК обиду - "ухожу из террора, хватит вы меня не
в состоянии защитить ставьте акты сами".
рублей золотом будет поступать на счет Евгения Филипповича как и прежде
тщательно разобрал меру угрозы со стороны Бурцева: "сплетни у него реального
ничего нет пустите через самых близких слушок, что мол Владимир Львович сам
состоит на службе в охране шельмуя подвижников хочет опозорить целую эпоху
русского революционного движения социалистов революционеров и его авангард -
террористов"; интересовался чем намерен заняться Азеф в Европе.
воспоминания, заметив в глазах Герасимова жадный, тянущийся интерес, сразу
же закрылся, встав, откланялся, трижды облобызались, жаль, действительно,
коронный агент, второго такого не будет.
слег с сердечным приступом, левая рука словно онемела, закрывшись на
конспиративной квартире, тяжко думал про то, чему "он не дал осуществиться
на одном из кораблей во время встречи императоров, пора иллюзий кончилась,
полковник; Глазова поздравил с "Владимиром", сначала, впрочем, тоже не
хотели давать.
утром приходил "Прохор Васильевич" (14), начавший служить филером еще
тридцать лет назад; подавал завтрак в постелю, отправлялся на базар,
приносил продукты, напевая что-то протяжное, горестное: готовил обед,
сухонький, маленький, с лучистыми глазами, а ведь табуретку из-под ног Софьи
Перовской выбивал!
медом, так что после обеда был один, никто не мешал оставаться наедине с
собою самим; именно во время болезни до конца убедился ничего путного в
империи не будет, развалится по кускам, царь боится новых людей, тасует
привычную ему колоду, - важно, чтоб были из хороших семей древнего роду, а
есть голова или нет - не имеет значения; не уставал дивиться тому, что Двор
все более интересуется деятельностью тех, кто мог бы стать спасителем
монархии, - Милюковым, Родичевым, Шингаревым, словом ведущими кадетами,
поступали запросы на компрометирующие материалы про Гучкова, а ведь друг
Столыпина, председатель Государственной думы Не могли, видно, простить, что
открыто говорил о необходимости передачи исполнительной власти
промышленникам, вроде Путилова, понимающим, как ставить дело, в двадцатом
веке именно дело является неким цементом империи, связует всех воедино.
Читая данные наблюдения за Милюковым и запись его бесед, сделанные
агентурой, внедренной к кадетам (к ним-то нетрудно внедриться, никакой
конспирации, да и что конспирировать, когда душою и телом за государя, хотят
только соблюдения декорума, основ парламентаризма, идеал - Англия,
конституционная монархия, покровительство банкирам, промышленникам,
ворочайте, милые, поднимайте державу, мы вам в помощь, а не в помеху),
поражался полнейшему совпадению своих мыслей с тем, что говорил Павел
Николаевич. "Если государь устранит мертвящий панцирь бездеятельной
бюрократии, если позволит монаршим декретом сформировать правительство,
состоящее из молодых, мобильных предпринимателей, имеющих широкое
европейское образование и опыт работы с западными фирмами - великий Петр не
зря своих оболтусов отправлял в аглицкие земли, - тогда не кнут будет
объединять Россию, но интерес! Правые в Думе не ведают, что творят
провоцируют сепаратистские тенденции своими воплями о превосходстве русского
гения над всеми другими народами империи, относя сюда не только поляков,
евреев, финнов, закавказцев и Туркестан, но даже и Украину, действие
неминуемо родит противодействие, неужели их нельзя осадить?!"
полтора месяца на даче у приятеля, биржевого маклера Тасищенки, Андрея
Кузьмича, твердо сказал себе что справедливости ждать не приходится надежда
только на собственную умелость, играл теперь на бирже постоянно, деньги
хранил в сейфе, в банк не передавал, - в империи все подконтрольно захотят
опорочить - в два мига устроят Покупал ценные бумаги, золото, камушки что бы
ни случилось - положил в бархатный мешочек и пропади ты пропадом золотое
шитье на генеральских погонах".
надо сделать все чтобы, как можно дольше держаться в кресле шефа охраны, ибо
информация есть залог успеха на бирже отправился в ювелирный магазин на
Невском и, чуть изменив внешность как обычно в таких случаях, прихрамывая
купил роскошный перстень с бриллиантом бурского производства: пять каратов,
десять тысяч рублей золотом, вложение, на конспиративную квартиру вернулся
радостный, сам себе заварил чай, удивился неожиданному звонку в дверь, страх
пришел через Мгновение, когда было отправился отворять замок на цыпочках
вернулся в кабинет достал из стола револьвер, только потом осведомился чуть
изменив голос кто пришел поразился услыхав Азефа.
синяки под глазами, нездоровая желтизна на висках испарина словно был в
жару.
замолчал, увидав что Азеф плачет поначалу-то подумал что это капли дождя у
него на щеках.
Высший чиновник был в империи, действительный статский нет, нет не верю!
Ну-ка раздевайтесь, пошли к столу что ж вы здесь-то".
ангорской шерсти бросил его на подзеркальник и шаркая ногами словно старик
пошел в залу.
испугался как бы оно не развалилось под слоновой тяжестью друга.
нападки отбили поначалу. А потом он сказал, что у него была встреча с
Лопухиным. И тот дал показания что я. Что я... Вы понимаете?! Меня теперь
убьют! Зарежут или пристрелят! Понимаете или нет?! - спросил он жалобно,
словно маленький ребенок - А у меня жена Любочка! Дети. Вы понимаете что
сделал ваш Лопухин?! Я же на него работа-а-ал - чуть не завыл Азеф стараясь
сдержать рыдание. - Он про меня все знает.
как не совестно! Не верю я вам. Не верю и все тут! Он не мог понимаете? Он
же давал государю присягу на верность.
мое имя Бурцеву. Ну ладно их Чернов с Савинковым отвели - пешки! А тут
Лопухин! Он же мог знать, что я вам Савинкова под петлю отдал. А этот лишен
жалости он мне горло будет бритвой перерезать и в глаза заглядывать чтоб
насладиться моим ужасом.
погнали с должности! Из-за того что вы великого князя Сергея на воздух
подняли. Стойте на своем "Месть!" Лопухин вам мстит за то что вы оказались
невольным виновником его позорной отставки! И за Плеве он вам мстит! Вы же
ставили акты? Вы или нет?
лихорадочно раздумывая, что ответить Герасимову признание такого рода могло
грозить петлей. Хотя какая разница где повесят - в собственной парижской
квартире или на Лисьем Носу?!
с Лопухиным играл двойную роль; только мне служил верой и правдой, ни разу
не подвел; в конце концов генерала Мина я ему отдал, без слов, конечно, но
разве нужны слова единомышленникам, когда глаза есть?
что они меня настигли, когда я покончил с этой страшной двойной жизнью,
думал, вздохну спокойно, научусь засыпать без стакана ликера...
поезжайте домой к Лопухину. Адрес я вам дам. Я не верю Бурцеву. У меня такое
в голове не укладывается. Ну, жалься на правительство, брани Столыпина -
теперь это своим не очень-то возбраняется. но чтоб отдавать революционерам
коронного агента? Нет и нет, не верю!
Васильевич... Я всего теперь боюсь, я раздавлен и сломан! Я погиб.
Герасимов отошел к сейфу, достал несколько паспортов - немецкий,
голландский, норвежский. - Берите все три. Абсолютно надежны. Дам еще три
русских. В деньгах вы не нуждаетесь. В крайнем случае исчезнете... Это
бедному трудно исчезнуть, а с деньгами - плевое дело.
отпустили к тетке, что жила на островах; увидав Азефа, не сразу его узнал,
потом, вглядевшись в отечное, желтое, залитое слезами лицо провокатора,
сделал шаг назад и демонстративно прикрыл рукой ту дверь, что вела в
квартиру.