Герасимова даже не глянул. - Приглашали?
спросив:
помню милейшего Вячеслава Михайловича!
Долгов, метнувшись взглядом к Виссарионову, спиною ощутил, как тот
разрешающе кивнул, и только после этого робко шагнул навстречу генералу для
особых поручений, словно бы отталкиваясь от него своей длиннющей тонкой
кистью.
сотруднике Александре Петрове, отправленном в Париж для освещения
деятельности эсеровского ЦК... Хочу вкратце описать вам этого человека, дать
к нему пароль и явки для встреч, чтобы развертывать работу... Вы, кстати, в
Париже бывали?
нему не подсаживался, не спрашивал, "откуда у господина русские газеты из
Москвы", и не интересовался, "где можно снять недорогую, но достаточно
удобную квартиру неподалеку от Сорбонны", - вполне надежный пароль, никаких
подозрений, за границей эмигрант к эмигранту мотыльком летит, два дня
помилуются, а потом айда козни друг дружке строить и доносы в комиссарию
писать...
во-первых, хозяин квартиры попросил уплатить за три месяца вперед, а это
немалая сумма, во-вторых, Бартольд уехал в Лондон, - по просьбе члена ЦК
Аргунова, какое-то срочное дело, так что за питание и проезд тоже
приходилось платить самому, и, в-третьих, когда был у Чернова, тот пустил
сборный лист, - пожертвования для каторжан и ссыльных поселенцев в Восточной
Сибири; Петров сразу же отдал две сотни, Чернов с Зензиновым переглянулись,
- откуда у "хромого" такие капиталы; прямого вопроса не задали, но Бурцеву
об этом сообщили в тот же день.
волновался не потому, что денег оставалось всего на месяц, от силы полтора,
умел жить на копейку, - батон и вода; в революцию не за благами пошел, а по
чистым идейным соображениям. Волновался он оттого, что чувствовал поступает
не так, говорит не то и поэтому смотрится абсолютно иным человеком,
совершенно не тем, кем был на самом деле.
Зензинову о том, как его мучили в карцерах, прежде чем перевели в лечебницу,
как истязали охранники, как сошелся с врачом: "Я сразу почувствовал в нем
нашего друга; у него было открытое лицо и ясные глаза, улыбка ребенка,
доверчивая и добрая".
как надежнее подстраховать ваше избавление, - сказал Зензинов.
пусть Чернов живет в царских хоромах, пусть они своим женам платят из
партийной кассы и ужинают в ресторанах, все равно, по раз и навсегда
заведенным законам партийного этикета, со времен еще Гершуни, сначала было
принято говорить о товарище и лишь потом о себе.
надрыва, Петров написал письмо Герасимову: "До сих пор того человека, о
котором вы говорили, здесь нет. Поэтому положение мое остается прежним.
Приглашают, расспрашивают, восторгаются, присматриваются, намекают, но о
серьезной работе пока речи не заходило. Следуя вашему совету, я не
навязываюсь, а они не предлагают. Как быть? Я теряюсь в догадках. Один раз
показалось, что Зензинов посмотрел на меня с некоторым подозрением, но во
время следующей встречи разговор получился хороший, даже душевный. Он
интересовался, как я вижу будущее. Я ответил, что намерен отдать жизнь
террору, особенно сейчас, когда в империи ощутима общая апатия, страх,
усталость. Так было в конце прошлого века, когда страну растолкали такие
герои, как Халтурин, Перовская, Александр Ульянов, Засулич, Фигнер, так было
и в начале революции, когда Карпович пошел на свой подвиг, жертвенно отдала
себя нашему делу Сара Лурье, сложил голову Иван Каляев. На это Зензинов
ответил, что идея хорошая, но единичный террор изжил себя. Надо бить крупно,
массово. Только это побудит русский народ выйти из очередной спячки. Я
сказал что идея с актами в Поволжье оказалась химерической, потому что народ
там забит и темен. Очаги свободомыслия остались только в северной столице и
Москве, хотя в первопрестольной слишком сильна охотнорядческая прослойка. Мы
уговорились, что я внесу свой проект, а он отправит его на обсуждение "по
кругу". До сих пор обсуждают Я пришел к выводу, что без помощи вашего
приятеля дальнейшую работу мне вести крайне трудно. Теряем время, что
преступно. Пожалуйста, ускорьте отправку "Дибича". До скорого. Саня".
решив уходить, - минуло уж более получаса после условленного часа встречи,
ждать далее бессмысленно; ощутил на плече чью-то руку, ликующе обернулся, и
сразу же сник, уткнувшись в зеленые, немигающие глаза Савинкова.
Если вы примете их, я бы с радостью сел подле вас.
на его костистое плечо с чуть выпирающей ключицей, словно бы пригвождая к
легкому стулу, взгляда своего не отрывал, словно прилип глазами.
старое помянет, тому глаз вон.
руку над головой, официант подлетел немедленно (а я ждал минуты три, отметил
Петров, эк они бар чувствуют), принял заказ на кофе и "пастисс",
поинтересовался, не останутся ли господа обедать, он бы тогда заранее выбрал
вырезку, только что привезли из Чрева Парижа, теленка забили ранним утром,
мясо еще теплое.
"Мсье", "мадам", "мерси"...
одиннадцать, час посидим за кофе, а там можно и полакомиться, сулят
приготовить хорошее мясо. Согласимся?
искорежило гримасой неприязни, губы потянуло влево. - Только в этом случае я
соглашусь.
него обычной. - Я сейчас без денег, так что благодарен вам весьма, - кивнул
официанту, мол, спасибо, обедаем у вас, достал портсигар, бросил тоненькую
папироску в угол рубленого рта и заметил: - Лишь в одном городе можно быть
счастливым, даже если голоден, - в Париже... В Париже все можно, - Савинков,
наконец, улыбнулся. - Именно поэтому он и стоит обедни. Это город постоянно
пьяного счастья Великий Бодлер, герой революции, бунтарь и ранимый юноша, а
потому отец всемирного символизма, именно здесь после разгрома народного
восстания заставил себя написать великие строки: "Нужно день и ночь быть
опьяненным, это - важнее всего, первый вопрос нашей жизни. Чтобы не
испытывать безжалостного гнета времени, которое давит вам плечи и клонит к
земле, нужно быть постоянно опьяненным... Но чем же? Вином, поэзией или
красотой добра? Все равно, чем хотите, но только опьяняйтесь, иначе вы
сделаетесь рабами и жертвами времени..."
доверчивой мелочи, проваливаются?"
ночи работаете.
улыбнуться, не разжимая рубленого рта с бледными, чуть не белыми губами, не
лицо, а маска смерти. - Пока чемодан сложишь пока замаскируешь все толком,
вот тебе и ночь... Ну, - он поднял свои "пастисс", добавив каплю воды, -
начнем опьяняться?
в строгости.
вонючее зелье.
зубы, ноздри трепетнули; поставил тяжелый стакан на серый мрамор стола и
сразу же закурил новую папироску.
- неспешно оглянулся, и, быстро поднявшись, протянул руку неряшливо одетому
господину:
ключицу, упершись в нее большим пальцем, - нажмет посильней и хрустнет,
каждый жест со значением, не то, что слово...
Орлов Алекс
Андреев Николай
Березин Федор
Свержин Владимир
Каменистый Артем
Марко Джон