Чтение 45–й страницы книги ~Пароль не нужен~

- Что за такие мысли следует?

- К стенке ставить.

- Введите свидетелей обвинения.

Входят два бойца.

Первый делает шаг к столу президиума и начинает речь:

- Товарищ боец, я проболел тифом, - и он срывает с бритой головы
меховую ушанку, - я пролежал месяц в бреду и потерял двадцать килограммов
живого веса. Теперь хожу и ветра боюсь, шибает из стороны в сторону.
Волоса у меня, обрати внимание, молодой революционный боец, растут теперь
мелким кустарником, мышцы рук и ног стали как у старика, и в атаку я идти
не могу, а только лежу на земле и плачу кровавыми слезами, что вовремя не
следил за своей чистотой и не боролся с вошью.

Выходит второй боец:

- Я хочу сказать вам, бойцы, как из-за неосторожности и
нечистоплотности несознательного элемента на фронт завезли вошь! Сколько
людей она покосила, страх! Как вражеский пулемет! И что стало с безобидной
на первый взгляд вши? Стало то, что фронт ослабел и белые продвинулись
вперед! Даешь чистоту, бойцы!

- Долой вшей!

- Даешь стирку!

- Внимание, - говорит комиссар "Жана Жореса". - Сейчас слово
предоставляется защитнику.

Рыжий боец, который только что изображал буржуя, надевает пенсне и
белую перчатку на левую руку, поворачивается к бойцам задом, на котором
лихо красуются две громадные заплаты, и говорит президиуму:

- Я, как аблакат-защитник, хочу задать уважаемому начальству один
вопрос: ругай вошь не ругай, борись с ней не борись, а белья-то все равно
нет чистого?! Все белье у нас старое, как царизм! Зачем тогда мыться?

Из-за стола президиума поднимается комиссар.

- Бойцы, вы слышали речь классового врага! - гневно говорит он. - Да,
у нас нет нового белья! Много чего нет у революции. Зато у революции есть
главная задача - победить! По этому поводу - все в первый вагон! Сейчас
там каждый получит четвертушку мыла, шайку с кипятком, а потом два
товарища, работавшие прежде в прачечной, высушат на паровозе выстиранное
вами белье и прогладят его утюгами, полученными в подарок от пролетариата
Благовещенска!

В салоне, где только что проходил суд, остались комиссар "Жореса" и
Постышев. Они присели к столику, закурили. В жестяных кружках дымился
кипяток, заваренный на таежных снадобьях.

- Чага? - спросил Постышев.

- Нет. Лимонник с толченой березкой.

- Вкусно!

- И бодрит получше любого чая.

- А как у тебя та старушка, карамзинская племянница? Помнишь, ты ее
"божьим одуванчиком" окрестил?

- Канкова? Вкалывает бабулька. Только ее либерализм мучает. По всему
надо "плохо" ставить, а она "хорошо с двумя минусами" дарит. Я ее
инспектировал, ругал, хотел даже на губу посадить - ничего не могу
поделать.

- А сам грамотный?

- Что значит грамотный? Не сравнишь же ты, Пал Петрович, старую
буржуйку со мной - комиссаром?

Постышев посмеялся одними губами:

- Ишь гонора сколько... Уроки у нее берешь?

- По два в день.

- Ну и как?

- Хочешь по-английски? Я как ихний прынц на нем теперь изъясняюсь.

- А что она тебе ставит?

- Все больше пятерки.

- С минусами?

- С тремя.

- С тремя! - повторил Постышев. - Смотри, может, служебное положение
используешь?

- Разрази меня гром! Я ее и за себя ругаю. Она мне раз говорит:
"Ставлю вам пять с четырьмя минусами". А я, честно говоря, ни бум-бум. И я
заявляю: "За повторение подобных провокаций ссажу с бронепоезда в тайгу. Я
сейчас заслужил оценку "плохо", которую и требую мне поставить".

- Пошли посмотрим, чем она занимается.

- Да они там сказки разучивают после уроков грамоты. У меня с этого
дела скулы сворачиваются. Я ее приманивал на пение, а она говорит, что
наши песни разучивать не может по причине их зверства.

Постышев улыбнулся.

- Романсы, говорит, я могу для вас подбирать.

- Ну?

- Ребята ей гармонь принесли, она теперь им поет нуду под переборы.

- Пошли, пошли, - заинтересовался Постышев. - Это интересно. Романсы
под гармошку - это, мил друг, событие с далекоидущими последствиями.

В седьмом вагоне идут занятия.

Посреди вагона - широко расставив ноги, чтобы не качало - стоит боец
и монотонно декламирует:

Встает заря во мгле холодной;

На нивах шум работ умолк;

С своей волчихою голодной

Выходит на дорогу волк...

- Стоп, стоп! - хлопает в ладоши Канкова. - Это невозможно! Вы ничего
не желаете видеть, когда читаете. Разве можно? Поглядите же только;
"Встает заря во мгле холодной..." Это холодно, вы чувствуете?

Боец виновато молчит.

- Какой цвет вы сейчас видите, Гусаков? - спрашивает Канкова
бритоголового бойца.

- Известно какой: понизу красный, а сверху синим придавлено, и дым из
печей пистолетом торчит.

- Ах, как прекрасно, боже ты мой, как прекрасно! - волнуясь, говорит
Канкова. - Все увидели это раннее утро? Ведь у каждого в деревне
обязательно было хоть одно такое утро, когда восход казался багряно-синим,
и тишина окрест, и дым из труб уходил в белое, морозное небо... Дайте мне,
пожалуйста, инструмент.

Бойцы осторожно передают ей гармошку. Канкова трогает пальцами
черно-белые переборы, и рождается грустная мелодия в бронепоезде, который
несется через тайгу усмирять восстание таких же мужиков.

- Гусаков, - негромко просит Канкова, - прочитайте.

И бритоголовый Гусаков в дырявых портках и в гимнастерке, из которой
он давно вырос начинает читать под музыку Чайковского стихи Пушкина. Глаза
его огромны, по-девичьи красивы, голос звенит высоко. И читает он так,
будто все видит, будто все это проходит у него перед взором:

На утренней заре пастух

Не гонит уж коров из хлева,

И в час полуденный в кружок

Их не зовет его рожок;

В избушке, распевая, дева

Прядет, и, зимних друг ночей,

Трещит лучинка перед ней

...Мальчишек радостный народ

Коньками звучно режет лед;

На красных лапках гусь тяжелый,

Задумав плыть по лону вод,

Ступает бережно на лед,

Скользит и падает: веселый,

Мелькает, вьется первый снег,

Звездами падая на брег...

Гусаков замер вместе с последним аккордом. Из темноты раздались
аплодисменты. Все повернули голову: возле двери стоял Постышев.

На исходе ночи, когда на востоке, над сопками, стала заниматься серая
полоска, бронепоезд, сбавив ход, подошел к деревне, занятой восставшими
партизанами.

Лязгая буферами, развернув стволы орудий на домишки, лежавшие в
мягких сугробах, бронепоезд остановился, и бойцы, быстро выгрузившись,
пошли вверх по сопке, растянувшись в широкую цепь. Возле маленького
станционного домика их окликнули. Из снежной норы, белые от холода,
вылезли Кульков и Суржиков - в одних рубашках.

- Где ваши люди, Кульков? - спросил Постышев.

- Спят пьяные.

- Кто будет нести ответственность за случившееся?

- Я.

- Чем объясните все это?

- Объясняю тем, что не хотел проливать кровь человека, которого не
считал врагом.

- Кем вы его считали?

- Бузотером.

- Когда в стране тяжело и кругом трудности, бузотер - это