местный, прямой, три пятнадцать.
планах, посетовал на сумасшедшую погоду и сказал, что через пару дней с
Писаревым свяжутся, когда проект решения о создании нового зрелища обретет
форму приказа.
Викторовичу Грущину, который знал Писарева с институтских еще времен;
режиссер из него не вышел, он поначалу работал в кинофикации, потом начал
пописывать о театре; защитил диссертацию и, наконец, осел в управлении в
должности главного консультанта...
района Трофим Германович Лаптев оказался тем юным "спецом" по кличке
Трюфель, который жил до войны в одной квартире с Писаревым; те занимали
комнату возле ванной, а родители Трюфеля получили чулан возле кухни.
возле Бородинского моста; носил клеши и гимнастерку с узенькими
погончиками. Ребята преклонялись перед ним; в сорок третьем он ушел на
фронт, семнадцатилетним; прощаясь, подарил пацанам кисет с махоркой и три
пакетика папиросной бумаги; вернулся - капитаном уже - в сорок пятом,
отправляясь на Дальний Восток громить японцев.
эвакогоспитале, спасало то, что главврач позволял брать о кухни пюре и
капусту в судке; Лаптев пришел к ним в комнату и, взъерошив Саньке голову,
положил на стол трофейную "лейку" и упаковку шоколада.
свой срок знает.
композитора, песни которого знают и любят, пришел на прием просить хоть
какое-нибудь помещение в аренду для его труппы, Лаптев, щуря маленькие,
слезящиеся, прозрачно-голубые глаза-буравчики (глянет - как прошьет,
поэтому глаза поднимал редко, боясь, видимо, понять все то, что про него,
замухрышистого, в стоптанных ботиночках и кургузом пиджачке не по росту,
думали), выслушал просьбу и, резанув Писарева глазами, ответил уныло:
чтобы он близко видел и лицо ее, и вырез на платье и ощущал аромат горьких
духов, повела свою - заранее расписанную - роль:
что наш театр сделается самым массовым в районе, самым добрым, самым
нужным людям!
пивных - тем более, вот они и разбредаются по подъездам и подворотням,
хулиганство, драки, пьянство. Театр станет неким магнитом, и нужно для
этого всего-навсего позволить труппе арендовать пустой склад в
Опалихинском...
Клару.
Станиславском, о том, как тот начинал; Лаптев вертел в плоских пальцах
огрызок химического карандаша, согласно кивал головою, потом, откровенно
зевнув, откинулся на спинку скрипучего канцелярского стула и, прикрыв
ладонью рот, сказал:
можете работать без кулис и подмостков, во-вторых; и, наконец, в-третьих,
поелику актерам нужны гримуборные, склад на Опалихинском вам никто не даст.
- делались большими, вываливающимися, что ли, когда он удивлялся чему-то
или радовался, редко - если был обижен), потом захлопал в ладоши:
замер, весь съежившись, оттого что испугался: а вдруг тот не вспомнит.
Тогда вся его игра (он к ней загодя готовился, зная, что на прием
записался Александр Писарев, заслуженный артист и лауреат) обернется
жалкой и непонятной никому клоунадой; и он представил вдруг себя со
стороны, а дальше и не знал, про что думать, пока Писарев не поднялся
медленно, обошел стол и потянулся к Лаптеву, словно к старенькому отцу, и
они обнялись и начали молча и судорожно - что со стороны казалось ужасно
деловитым - тискать друг друга и ерошить волосы.
случай в шашлычной заказал столик у Жоры, пошли, там и поговорим, я ж
нарочно прием на пять тридцать назначил, чтоб вы были последними,
приглашай друзей, Саня, милости прошу...
горд тем, что Писарева он называл Саня, был чуть снисходителен к нему,
когда представлял в шашлычной Жоре; после первой рюмки заговорил о театре
Гончарова; заботливо и чуть старомодно угощал актрис; наблюдал, чтобы у
них были самые прожаристые куски мяса; загрустил, когда композитор, так и
не выпив ни рюмки, поднялся из-за стола: "Концерт, нельзя опаздывать". -
"Да как же, только сейчас чебуреки сделают, Жора сам в честь Сани решил
приготовить, он мастер по этому делу", - и чуть не до слез обиделся,
заметив, что Писарев полез за деньгами, расплачиваться.
для тебя это просто вечер, а я как словно озону надышался...
Лаптев рассказывал про себя; в шестидесятом демобилизовали, полковник в
отставке; дочь замужем, на Шпицбергене, надо покупать кооператив; старуха,
да-да, старуха, пятьдесят девять, она ж на два года старше меня, хворает,
ревновать стала, как задержусь, так, значит, у баб, а мне б только до
дивана и телевизор включить заместо массажа, говорят, как журчат, если не
вслушиваться, то и заснешь спокойно, без димедрола; пенсия богатая, двести
пятьдесят, и старуха сто десять, но без работы нельзя, погибель, думы
грызут, все тебе не то, все не туда, а когда сам в деле, так мир чище
видишь, понимаешь две стороны медали, не только на дядю, что сверху,
гневаешься, но и на себя самого, на всех нас, тоже хороши; Обломов, Сань,
не в Америке родился и не при нашем строе, так что коли все на шустрых
валить, и вовсе замшеем, на себя надобно оборачиваться, как-никак мы сила,
с нас и спрос; а ты изменился, знаешь, вроде бы даже помолодел; нет,
правда, мы ж не женщины, чтоб комплиментировать, в тебе, мальчишке, больше
старика было, чем сейчас; я понимаю, любимое дело всему голова, как песню
поешь каждый день с утра; знаю, и про папу твоего знаю, и про матушку, я ж
в нашу квартиру заходил, покуда тетя Фрося из девятой комнаты не
преставилась, ей же телефон поставили за два года до смерти как ветерану,
так она всех обзванивала, все про всех знала, старушка, пусть ей земля
будет пухом; она на тебя не сердилась, они ж, старухи, добрые, говорила,
что ты ей часто звонишь, а мне-то известно, что ты и номера ее не знал;
два раза торт принес, от твоего имени записочки писал, ну чего ты, Сань,
ну, не надо, извини, ей-богу...
решение рекордно быстро, причем сумел сделать так, что тарной базе,
примыкавшей к складу, предложили другое помещение, и Писареву, таким
образом, представилась возможность переоборудовать базу под мастерские,
гримуборные и костюмерную.
на субботник, два месяца кряду; программа была вчерне подготовлена, но все
дело, как всегда, уперлось в формалистику: нужно было получить официальное
разрешение на название театра, утвердить Писарева главным режиссером и
выбить штатные единицы - директора, администратора и художника; все
остальное взяли на себя комсомольцы, даже оркестр и механику сцены.
сквозь крошечный вестибюль, задрапированный ситцем так ловко, что казалось
- муар или атлас, черт не разберет, толкнул ногою тугую дверь, обитую
войлоком, и оказался на сцене. Здесь на табуретках, столах и стульях, на
всем небогатом пока еще реквизите, принесенном из домов, устроилась вся
труппа: и профессионалы, репетировавшие у Писарева в выходные дни, и
студенты театральных институтов, тайно посещавшие его занятия, и
самодеятельные артисты.
освещала маленькая сорокаваттная лампа, болтавшаяся под потолком; возле
Киры сидел Лаптев, он теперь дневал и ночевал в "театральном складе".
только наметилась какая-то общность единомышленников, как появляется
девушка, влюбленная в искусство, которая умеет все, только не может
играть, и она понимает это, и это не мешает ей отдавать всю себя сцене;
она достает стаканы, бумажные цветы, пальто девятнадцатого века, набор
люстр, приводит на репетицию известного актера или режиссера, едет к
композитору и легко уговаривает его написать музыку - бесплатно, ради