подстроиться под ритм соперника и потому жив, но это ЕГО ритм, и он
управляет ситуацией.
твоего ритма - разреши себе почувствовать его, найди его в своем сердце.
свой ум!
сказал я и Таре. Позвонив Свами, я сообщил, что ухожу из "Дома Чая" и
извинился. Рам благословил меня:
программистом, и компьютер занимал его больше, чем все остальное в этом
мире. Несколько раз я рассказывал ему об Искусстве, о пути Ножа и о том, как
я отказался от этого пути.
"выкидуха". Зэковская работа. Если хочешь - возьми.
в газете, и возвращаться домой приходилось темными, опасными переулками.
существо это было исполнено мастерства и вдохновения - мрачного вдохновения.
Нож был тяжелым, с массивной, отделанной рельефной гравировкой, рукояткой.
Она словно сама просилась в руку, и большой палец ложился в аккурат на
кнопку. Сверкающее хищное лезвие было чуть изогнуто в конце; сверху донизу
проходил желобок - "для стока крови", пояснил друг. Я держал в руке орудие
убийства, "пронзания живой плоти", как сказал однажды Халид.
сижу.
одной разбитной компании, уверенно положил в карман куртки. "Пусть будет, -
решил я.
предательски согревала ладонь. Одна мысль о том, что нож имеет свою миссию и
исподволь подталкивает меня к ее исполнению, наполняла сердце холодом. Я
слишком явно слышал ЗОВ, сродни тому, который почувствовал когда-то в
цветущей долине бардо. Через некоторое время зов утих, вернее, я перестал
ощущать его, занявшись другими делами.
одновременно, как бездна, в которую хочется прыгнуть без оглядки; жену я
просто любил - тепло, по-домашнему, как любят плюшевого мишку или старые,
навевающие воспоминания тапочки. Как быть? Я спрашивал совета у друга, но
тот пожимал плечами. Пространство... Как сформировать это пространство? Я
вспоминал, до чего хорошо и покойно было с Халидом, как уверенно вел он меня
своими тропами - теперь, столкнувшись с реальной проблемой, я любил его
трепетно и нежно.
вопросами. Я остался один - и вдруг вспомнил... Мы тогда практиковали
"врастание".
не составит тебе компанию в могилу. Почему ты так боишься одиночества?
Посмотри вокруг: люди пользуются другими, как инвалиды - костылями и думают,
что это и есть любовь, забота. Отбрось костыли - и человек упадет, потому
что никто не научил его стоять на своих двоих! И эти несчастные требуют от
своих костылей исправной службы, а отказ считают подлостью, предательством.
Вот ты, например,
так ли?
наплевал на нее. Да, она отдала все лучшее - тебе, а теперь хочет, чтобы ты
был ею - той, которой она когда-то не стала. Нет тебя - нет ее! Вот в чем
весь фокус.
забыл! И снова вспомнился Халид - неизвестный Халид:
любой звук, но ум отсеивает все то, что ему не по зубам. Информация уходит
вглубь. В свое время она вернется, Карлитос. Надеюсь, ты не будешь
стенографировать вслед за мной?
чувствах. Я бросился к телефону и позвонил жене:
могла. В нашем любимом пустынном парке.
подмывает накропать какую-нибудь пошлую сцену, но не поднимается рука. Она
появилась внезапно - легкая, бесшумная и удивительно похожая на Тару. От
неожиданности я икнул. Мы сидели, затем долго в молчании шелестели опавшей
листвой. Фонари подсвечивали осень рыжеватым, спокойным светом, и на душе
становилось легко и прозрачно. Я не находил слов, чтобы начать разговор, а
она не торопилась с вопросами.
неприятно екнуло, я весь сжался, предчувствуя беду. Один, низкорослый
крепыш, попыхивал сигареткой, другой, повыше и пошире в плечах, шел
вразвалку и размахивал руками. Дойдя до нашей скамейки, они остановились.
бесцеремонно ухватил жену за локоть. Она дернулась, но хватка у парня была
что надо.
плечо.
переводила взгляд с них на меня. Нужно было действовать, но я замер в
страхе.
гляди, хулиганы пристанут. А мы ж порядочные парни, да Серый? - он подмигнул
низкорослому и бросил мне: - Сиди, чмошник. Рыпнешься - пеняй на себя.
чувствовал, как рушится моя жизнь, но сделать ничего не мог. Парочка
двигалась по направлению к кустарнику. Я попытался встать, но низкорослый,
оскалившись, достал из кармана отточенный скальпель и легонько полоснул мне
по курке.
из глаз.
оттуда, где лежал злобный, безжалостный, жаждущий крови нож. Какая-то волна
заставила меня вскочить. Низкорослый тупо уставился на меня:
низкорослого. С ужасом наблюдал он, как кровавое пятно расплывается по
футболке, а затем грузно, по-неживому осел на землю. Я смотрел на свою руку,
залитую кровью человека. Бурое пятно расползалось по асфальту. Из кустов
выскользнул Серега и остолбенел, переводя взгляд то на меня, то на
хрипевшего приятеля.
призрачной, как в фильме про вампиров. Попробовав крови, нож уже не мог
остановиться.
собирался изнасиловать мою жену. - Не надо, ты че?
"страх опоссума": он не шевелился, а только повторял: "Ты че, ты че..." Нож
знал свое дело: изощренно, хитро, до тонкостей. Он наметил место, где
пульсировала сонная артерия. Этот звук, трепет крови в человеческом теле,
теле жертвы, чуяла каждая моя клетка, и шептала: "убей!"
это был голос Тары, Рама, Халида, это кричал Джамшед, мастер Ножа,
странствующий воин. Это кричала Вселенная - это был голос моей жены...
растрепанная, страшная, с округлившимися глазами и кричала, выла: "Не смей!"
Я не посмел...
моих глазах. Я стоял один перед разверстым ужасом его, перед жуткой его
красотой.
смерти нет, Что смерти быть не может...
нелепый свидетель этого упоения, оторопелый, стоял, как в церкви, не в силах
вымолвить и слова.
Роллинс Джеймс
Панов Вадим
Василенко Иван
Шекли Роберт
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк