общественности - привлечен к суду, признан виновным и приговорен к
условному восьмимесячному тюремному заключению и безусловному штрафу в
двадцать тысяч марок, что составляло пятую долю процента от его ежедневных
л и ч н ы х прибылей. В новом законе, принятом на другой день после того,
как Брюле вышел из зала суда под вспышки блицев десятков корреспондентов,
сел в свой восьмиместный "мерседес" и отправился на заседание совета
директоров концерна, говорилось, "что отныне запрещены поставки вооружения
в те государства, где наблюдается политическая напряженность". Это не
помешало разрешить продажу оружия в Испанию, когда по всей стране шли
демонстрации протеста против кровавого режима Франко, и полиция применяла
не только дубинки, но и оружие. Армия тоже находилась в состоянии боевой
готовности, а нынешние армии "подавления" редко стреляют из автоматов;
генералы предпочитают закончить все одним махом - для того и существуют
американские танки и швейцарские пушки.)
Он специально прилетел из Парижа, чтобы поддержать "свою" здешнюю партию
ЛСИ ("Лига коммунистов-интернационалистов"). Вместе с ним были мальчик и
девочка - португальцы: Кабрал Фернандес и Эйтор де Соуза.
Европе. От того как будут развиваться события, зависит судьба левого
процесса в Испании, Франции, Италии. Ситуация в Лиссабоне определит
перспективу для всего Средиземноморья. Модель Португалии должна быть
образцом; нельзя позволить революционному процессу "утихнуть", нельзя
допустить "погрязания" в узко хозяйственной практике; Лиссабон должен быть
постоянным катализатором движения левых сил в Европе.
и т а л и о троцкизме, здесь я разговариваю с "ним".)
среди небольшой части студенческой молодежи - обеспеченные родителями
"экспериментаторы" могут себе позволить теоретизирование по поводу
терминов "детонатор революции", "катализатор движения". Рабочий и врач,
крестьянин и владелец придорожного ресторанчика, учитель и хозяин
мастерской по ремонту обуви не хотят играть роль голодного "детонатора".
Они верят, что революции свершаются для того, чтобы жизнь стала
справедливее - то есть лучше. Превращать и без того бедную страну в
военизированный лагерь, экспортирующий опыт революции?!
писатель, драматург, журналист. История его - показательна. Сын
португальского посла в Лондоне. Человек из состоятельнейшей семьи, он -
как истинный, а не декларативный патриот - отринул свое общество и начал
борьбу против салазаровской тирании.
назад:
которая тогда выполняла все указания Салазара. Мой постоянный издатель -
человек, которого я очень любил, сказал, что печатать пьесу не станет, что
здравый смысл подсказывает ему воздержаться от этого безумного шага. Я
тогда ответил, что "здравый смысл - в ситуации подобно нашей, - это палка
о двух концах, ибо он, этот проклятый "здравый смысл", оправдывает
молчание, которое есть трусость в условиях тирании".
советую тебе, как другу, спрятать это сочинение подальше в стол - не те
времена.
прагматично, чем книгоиздатели, хотя они, казалось бы, будучи
прагматиками, должны чувствовать угрозу их интересам, которую несла
безумная война в Африке. Чувствовать-то чувствовали, но страх помешал им
использовать мою литературу как оружие для собственной защиты - и такое
бывает в жизни. Однако его величество случай свел меня с Жозе Мануэлем
Алвисом ду Рио в баре гостиницы "Флорида".
ее.
арестуют, но горя хлебнете.
издательство "Минотауро" решило срочно давать второй тираж - так
стремительно расходилась пьеса.
оскорбления в свой адрес: фашизм приучает людей к трусливому
верноподданичеству - это лучший способ урвать свой кусок от пирога. Потом
пошли письма. Написанные на одной бумаге, полные угроз, они
свидетельствовали о том, что моя л и ч н а я "священная война" уже
объявлена. Через несколько дней ПИДЕ устроило налет на типографию, где
готовился второй тираж, разбило набор и арестовало нескольких рабочих.
Магазин "Дивулгасан", где продавалась книга, был разбит, книга увезена в
ПИДЕ и сожжена. Ночью ко мне пришли друзья: "Ты должен срочно бежать из
Португалии".
Я был убежден тогда и продолжаю быть убежденным сейчас, что писатель несет
ответственность за написанное и не имеет права предавать свою книгу,
откупаясь собственным благополучием. Но дни шли, а меня не трогали. Друзья
решили, что "о н и" не решатся признать в моих персонажах самих себя и
удовлетворятся запрещением книги. Однако, когда однажды я пришел в
контору, где работал, и сел за письменный стол, позвонила встревоженная
телефонистка: "Два господина из ПИДЕ хотели бы побеседовать с вами". Я
сразу же связался с домом и попросил сообщить друзьям, что арестован.
Через полчаса я уже был на улице Антонио Мария Кардозо и рассматривал лицо
следователя Абилио Пиреша, который был хорошо знаком мне по предыдущему
заключению.
мне не задавал, а начал душеспасительную, "дружескую" беседу. Он призывал
меня добровольно признаться в том, что я написал "предательскую пьесу о
тех патриотах родины, которые ведут войны в колониях для того лишь, чтобы
Португалия могла выжить в этом жестоком мире". Я ответил Пирешу, что место
действия в моей книге не обозначено, и я не знаю закона, который бы
запрещал писать об армии, генералах и солдатах, которые ведут войну.
Допрос продолжался много часов, и в конце следователь сказал мне -
по-прежнему играя роль доброго знакомца:
подписывал ордер на ваш арест - руководство. Я бы вас за это не сажал. Я
бы вас посадил за пьесу "Статуя", она куда как более зловредна.
днем и ночью, - а потом сообщили, что я арестован "по требованию армии",
поскольку я являюсь военнослужащим. Меня удивила эта запоздалая
мобилизация, ибо я закончил свою бесславную военную карьеру в звании
младшего лейтенанта двадцать лет назад и с тех пор ни разу не получал ни
одной повестки из военного ведомства.
выдержим.
революцию 25 апреля, я узнал, что секретарь национальной обороны генерал
Десландес потребовал, чтобы я был арестован и судим как "гнусный
клеветник", и лишь когда выяснилось, что даже по салазаровским законам
гражданский суд не имеет оснований закатать меня на каторгу, была
придумана версия "об измене воинской присяге".
национальной ассамблеи Казал-Рубейро выступил в "парламенте" с требованием
проведения надо мной показательного процесса. К тому времени издательство
"Минотауро" уже было запрещено, я - в тюрьме, так что все было готово для
розыгрыша очередного представления. Я не хочу распространяться о "народном
депутате" Казал-Рубейро, ибо он сейчас в тюрьме - неприлично бить ногами
упавших... После месяца одиночки, без права прогулок, меня перевели в
южный корпус Кашиас - там содержались "военные преступники". Разрешили
первую прогулку. Я вышел во двор и увидел за решетками маленьких окошек
лица моих друзей по борьбе. Это была не прогулка, а счастье, это была
демонстрация братства, это как сегодняшний Первомай - только тогда я был
совсем один, но все равно чувствовал рядом с собой локоть друзей.
заставил себя стать бойцом, когда военный конвой повез меня на допрос в
казармы лиссабонского округа. Мой следователь - я запамятовал его фамилию
- был преподавателем академии. До сих пор я дивлюсь его слепой, ангельской
наивности.
знамена, а в перерыве между схватками с варварами совершенствует свой дух".
вообще.
виски. В последующие три месяца он то и дело выдергивал меня на допросы,
но договориться мы с ним не могли, ибо я никак не мог втолковать ему
разницу между рыцарством и жестокостью, между защитой отечества и
беспардонным грабежом.
следы.
во главе с Энрике Диаш Фрейре, не ответили, что им обо мне ничего не
известно, поскольку я являюсь военным преступником и в ведение
гражданского суда поступить не могу.
Орлов Алекс
Андреев Николай
Василенко Иван
Афанасьев Роман
Акунин Борис
Сертаков Виталий