- Я же говорил тебе, когда я подхожу ночью к столу, молчи. Ясно? Я попрошу, если мне что-то потребуется.
- Не сердись, милый...
- Спи.
- А можно, я почитаю?
- Тогда иди в другую комнату.
- Здесь я мешаю тебе?
- Да.
- Можно, я тебя поцелую?
- Потом.
Он сел к столу, ощутив, как у него напряглись мышцы спины. Они сделались сильными, упругими; сейчас я напишу это, подумал он, сейчас я напишу главу "параллели" и приложу таблицу с началом моего поиска и анализа колебаний цен на какао-бобы. И скажу, что Белый дом в течение ближайших недель начнет интервенцию; морская пехота, "спасение жизней американцев" и все такое прочее; статьи в купленных ЦРУ газетах сегодня слово в слово повторяют доминиканское интермеццо; меняются лишь фамилии и название страны, текст можно оставлять прежним... Бедная девочка, неужели я не смогу ей помочь? Маленький мой зеленоглазый козленок, замученный нашими сварами с Элизабет, не простивший мне тишину с Гала, как же я люблю тебя, кровь моя, как же горько мне без тебя, но ведь нужен тебе не я, а Санчес, я обязан лишь гарантировать исполнение твоих желаний, в этом долг отцов, только в этом, в чем же еще?!
В девять утра Вернье связался с редакцией в Мадриде.
- Я закончил врезку о Гаривасе для материала об интервенции в Санто-Доминго, пошлю ее вам "экспрессом", по-моему, удалась; во всяком случае, я ударил наотмашь...
...В одиннадцать часов к нему позвонили из Гамбурга; Вернер Хор, шеф финансовой службы концерна, прилетает в Париж, надо встретить, он относится к тем немцам, которые иностранных языков не изучали, типичный мекленбуржец.
- Гала, - сказал Вернье, - приготовь обед, побольше мяса, прилетает один из моих боссов, его надо ублажить.
- Хорошо, милый. Какого мяса купить?
- Ах, ну я не знаю, право! Купи свинины. Или баранины.
- Хорошо, милый, не думай об этом. Я что-нибудь сделаю и обязательно натушу капусты, он ведь должен, как и все истинные немцы, любить капусту?
Хор, однако, отказался приехать на обед к "герру Пиксу", предложил перекусить в баварском ресторане на Елисейских полях, ему, видите ли, сказали, что там дают настоящий айсбайн [вареная свинина (нем.)] и вообще национальная кухня; в моем возрасте, добавил он, нельзя ничего менять, кухню тем более.
Официантка, одетая, как и полагается быть одетой в деревенском ресторанчике под Мюнхеном - белая кофточка с вышивкой, расклешенная юбочка с кринолином и фартук, принесла айсбайн, козий сыр и пенное пиво в больших кружках.
Хор ел хмуро, вяло интересовался распространением изданий, связанных с вопросами экономики, нефти и финансов во франкоязычном мире, отвратительно мял салфетки; тонкие губы финансиста вызывали в Вернье неприязнь, особенно оттого, что были постоянно сальные, словно бы он так и жил с куском айсбайна за щекою, тщательно его пережевывая.
От кофе Хор отказался.
- Берегу сердце, герр Пике, и вам рекомендую... Мы старики, в нашем с вами возрасте за здоровьем надо следить... Единственно, о чем я молю бога, это о том, чтобы умереть по-быстрому. Непереносимо лежать с перекошенной мордой, парализованному... Не находите?
- Я запасся цианистым калием.
- А кто положит его вам в рот? - оживился Хор. Сиделка? Ее отправят под суд. Родственники? Они тоже не захотят встречи с законом. А вы и не доползете до стола, где храните эту удобную смерть, вы же парализованы, под вас "утку" будут подкладывать... Но при этом можете обо всем ясно думать... И вас постоянно, с утра до вечера, будет обуревать ужас, которым вы ни с кем не сможете поделиться: деньги кончаются, чем кормить семью, внуков, грядет нищета, что может быть страшнее? Я пережил нищету, знаю ее гнет. А вы, герр Пике?
- Тоже.
Хор покачал головою.
- Вы пережили ее молодым, одиноким, это не есть нищета, это лишь временное неудобство... Трагедия наступающей нищеты ощутима по-настоящему лишь тем, кто обременен детьми и внуками... Если, впрочем, он человек, а не мотылек... Ладно, теперь о деле, герр Пике... Вы очень мало пишете в здешних изданиях, ваши публикации аморфны, в них нет угодной концерну позиции... Я уполномочен передать вам просьбу руководства... Пока это просьба... Пока... Либо вы определитесь, либо ваш объективизм перестанет нас устраивать и мы будем вынуждены отказаться от ваших услуг здесь, в Париже...
- Что не устраивает Гамбург в моих обзорах?
- Плазменность.
- То есть?
- Расплывчатость, внепозиционность, излишнее копание в деталях... Словом, если вы не дадите несколько обзоров о положении в Латинской Америке, особенно о начатой коммунистами вакханалии хаоса в Гаривасе, о подъеме экономики Сальвадора в свете американской помощи, нам придется расторгнуть контракт, тем более что срок его истекает в декабре...
- Я подумаю, герр Хор...
- К сожалению, у нас нет времени, чтобы ждать... Я должен увезти ваш обзор по Гаривасу с собой, герр Пике. Обзор должен быть связан с самоубийством Грацио, сунувшегося в авантюру с безумцем Санчесом.
- Когда вы намерены улетать?
- Как только получу материал. Мы же знаем, что вы можете написать десять страниц за день... Вот я два дня и стану отсыпаться в отеле, невероятно устал, ничего не попишешь, старость...
...Проводив Хора в отель, Вернье зашел в "Клозери де Лила", маленькое кафе, любимое место молодого Хемингуэя, заказал кофе, закурил и подумал холодно, спокойно, без той внутренней дрожи, которая била его, пока он обедал с Хором: "Это не просто начало атаки, это ее конец. Они, видимо, все обо мне знали, они терпели меня, пока можно было терпеть, а сейчас у них нет времени, в Гаривасе начнется резня, им нужно заблаговременно готовить позиции... И они знают, сколько денег из тех, что они мне платят, я перевожу Элизабет и Гансу... Это половина всей суммы, а еще четверть уходит на оплату кредита за парижскую квартиру... Считать они умеют, точно просчитали, что без их контракта я останусь нищим. И они отлично понимают, что я не сутенер, не смогу жить на деньги, которые Гала зарабатывает в своем салоне... Что ж, придется крутиться, как в молодости, когда я перебивался мелочью в десяти журналах, ничего, кое-как хватало..."
Он спустился в туалет, разменял у женщины, убиравшей там, десятифранковую купюру на жетоны для телефона-автомата, потом сообразил, что их не хватит - звонить надо не в город, а в Мадрид, поменял сто франков, набрал номер, представился, попросил главного редактора; ответили, что главный на совещании в министерстве информации, вернется поздно.
- А его заместитель?
- Он проводит с сотрудниками обзор подготовленных материалов, сеньор Вернье, что ему передать?
- Нельзя ли пригласить к аппарату Хорхе Гарденаса, он ведет мой материал для следующего номера о Гаривасе и Доминиканской Республике?
- Одну минуту, я попробую.
В трубке зазвучала тихая, нежная мелодия.
"Быстро научились испанцы нашему опыту, - подумал Вернье, - музыка в телефоне - надежная гарантия от подслушивания, секретарям не надо зажимать потной ладошкой трубку, все равно отдельные слова можно было понять".
- Сеньор Вернье, ваш редактор сейчас в городе, - голос сама нежность, сразу ясно, лжет, - но он оставил записку... Ваш материал снят, его перенесли, но точный номер пока еще неизвестен.
- А в чем причина? - спросил Вернье, ярясь на себя: что может ему ответить эта красотка?
- Не знаю, право, сеньор Вернье... Позвоните в конце недели сеньору Тарденасу, всего хорошего...
Вот так взяли тебя в оборот, подумал Вернье, быстро это у них делается... Ну, что же теперь? Как поступать? Садиться за материал для Хора и его команды? Ты много лет был в их команде, сказал он себе, и неплохо жилось тебе, да ты и сейчас с ними, ты же страшишься нищеты, разве нет? А кто ее не страшится, возразил он себе, все боятся, кроме тех, кто по-настоящему талантлив, а таких единицы в этом мире, уж что-что, а таланты бог калькулирует, как самый строгий экономист, считая, видимо, нецелесообразным баловать нас, детей своих...
Он поднялся наверх, попросил официанта принести тройную водку, выпил, ощутил жгучее тепло и понял, что сегодня будет пить, пусть герр Хор ждет, надо же ему отоспаться в отеле, устал, как-никак старость...
Он вернулся домой на набережную, в большую квартиру, построенную этой зимой; три комнаты с окнами на Сену для детей, две для себя; выпил еще, лег на кушетку, поставленную на большом балконе, крикнул:
- Гала, ты никогда не жила с нищим?
Та пришла из кухни, села рядом с ним.
- Почему? Жила.
- Ну и как?
- С милым рай и в шалаше... Тебе худо? Этот самый немец обидел тебя?
- Он меня уволил... Я теперь нищий, Гала, - с какой-то неведомой, странной радостью сказал он. - Ты будешь жить с нищим?
- Я заработаю нам на жизнь в салоне, - улыбнулась Гала. - Какие пустяки, не думай об этом, милый... Мне попадались богатые идиоты, отчего-то везло на них, так что жить с таким умным, нежным и любимым нищим, как ты, это счастье...
- А как я стану помогать детям?
- Я отдам тебе все, что у меня есть, на первое время хватит мальчику и Мари... Не огорчайся, я хорошо зарабатываю в салоне, ты сможешь помогать им, только был бы здоров и оставался таким, какого я люблю... А ты? Скажи, ты еще любишь меня? Или я надоела тебе?
- Надоела, - сказал Вернье. - Терпеть тебя не могу... Ну-ка, дай телефон...
Он набрал номер Хора и сказал:
- Знаете, лучше все-таки вам отоспаться в самолете, я ничего не стану писать, мы же с вами старики, пришло время думать о вечности, Страшный суд, ад и тому подобное...
Положив трубку, он посмотрел на Гала.
- Слушай, а за что ты любишь меня?
Она усмехнулась.
- За что? Это по торговой части, когда любят за что-то. Ты прожил свою жизнь, я свою, каждый из нас видел многое. Но я никогда еще не встречала в моей прошлой жизни таких, как ты.
55
ЦЕПЬ (иллюстрация № 3). 18.10.83 года
В двадцать часов сорок минут Майкл Вэлш отправил шифротелеграммы в европейские резидентуры ЦРУ, в которых были даны соответствующие инструкции по поводу "утечки информации", о причастности Дигона к событиям в Гаривасе - с одной стороны и гибели Грацио - с другой.
В двадцать три часа комиссар полиции Матэн с подачи Папиньона до конца убедился в том, что Шор не пойдет на компромисс, во-первых, и не откроет своих карт, во- вторых.
В двадцать три часа сорок три минуты об этом был проинформирован Джон Хоф.
В двадцать три часа пятьдесят девять минут сообщение обо всем этом ушло в Лэнгли.
ЦЕПЬ (иллюстрация № 4) 19.10.83
В пять часов девять минут утра шифротелеграмма от Вэлша поступила в римскую резидентуру.
В двенадцать часов пополудни заместитель резидента ЦРУ встретился со Славко Кадричем за чашкой кофе в маленькой пиццерии, что неподалеку от Колизея (совсем рядом со "стеной наглядной пропаганды": границы Рима в пору античности; огромная территория империи; княжества времен краха; "Великая Италия" Муссолини и, наконец, нынешние границы республики очень впечатляют).
Лукин Евгений
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Акунин Борис
Доставалов Александр
Володихин Дмитрий