вдруг, весело улыбнувшись, заметил:
имею в виду вашу записку мне и идентичное выступление на митинге в
Мюнхене.
был назначен шефом политической полиции Мекленбурга и Любека; еще через
месяц, двадцатого декабря, - шефом политической полиции Бадена, 21-го -
Гессена, 24 декабря - Бремена, 25-го - Саксонии и Тюрингии, 27-го -
Гамбурга. За одну неделю он стал шефом полиции Германии, исключая Пруссию,
по-прежнему подчинявшуюся Герингу. Гитлер однажды предложил Герингу
компромисс: назначить Гиммлера шефом секретной полиции всего рейха, но с
подчинением его Герингу. Рейхсмаршал принял это компромиссное предложение
фюрера. Он дал указание своему секретариату провести через канцелярию
фюрера решение о присвоении Гиммлеру титула заместителя министра
внутренних дел и шефа секретной полиции с правом участия в заседаниях
кабинета, когда обсуждались вопросы полиции. Фразу "и безопасности рейха"
он вычеркнул собственноручно. Это было бы слишком много для Гиммлера.
сотрудников, ведавших прессой, прокомментировать свое назначение иным
образом. Геринг допустил главную ошибку, пойдя на компромисс: он забыл,
что никто еще не отменил главный титул Гиммлера - "рейхсфюрер СС". И вот
назавтра все центральные газеты вышли с комментарием: "Важная победа
национал-социалисткой юриспруденции - объединение в руках рейхсфюрера СС
Гиммлера криминальной, политической полиции, гестапо и жандармерии. Это
предупреждение всем врагам рейха: карающая рука национал-социализма
занесена над каждым оппозиционером, над каждым противником - внутренним и
внешним".
Риббентропом. И пока продолжалось ликование по случаю победы над
коммунистами, Гиммлер вместе со своим помощником Гейдрихом начал собирать
досье. Досье на своего бывшего шефа Грегора Штрассера Гиммлер вел лично.
Он понял, что победить в полной мере он сможет, только пролив кровь
Штрассера - своего учителя и первого наставника. Поэтому он с особой
тщательностью собирал по крупицам все, что могло подвести Штрассера под
расстрел.
предстоящих антирэмовских акций. Гиммлер ждал этого. Он понимал, что акция
против Рэма только повод к уничтожению всех тех, с кем начинал Гитлер. Для
тех, с кем он начинал, Адольф Гитлер был человеком, братом по партии,
теперь же Адольф Гитлер должен стать для немцев вождем и богом. Ветераны
партии стали для него обузой.
адресу той "абсолютно незначительной части ветеранов", которые попали под
влияние вражеской агитации. Гитлер не мог говорить всю правду никому -
даже ближайшим друзьям. Гиммлер понимал и это, он помог фюреру: положил на
стол досье четырех тысяч ветеранов, практически всех тех, с кем Гитлер
начинал строить национал-социалистскую партию. Он психологически точно
рассчитал, что Гитлер не забудет этой услуги: ничто так не ценится, как
помощь в самооправдании злодейства.
такой мере ему необходимым, чтобы будущие акции подобного рода проходили
только по его инициативе.
подставной агент в форме рэмовского СА выстрелил в открытую машину фюрера,
и Гиммлер, закрыв вождя своим телом, закричал - первым в партии:
вашу жизнь!
к богу, к "своему" богу.
его слова услышали люди, стоявшие вокруг.
того, как был расстрелян его учитель Штрассер и еще четыре тысячи
ветеранов партии, борзописцы немедленно сочинили миф о том, что именно
Гиммлер стоял рядом с фюрером с самого начала движения.
и Геббельсом на "тафельрунде" у фюрера, куда допускались только самые
близкие, Гиммлер ни на минуту не прекращал собирать досье на "своих боевых
друзей".
уставал после каждого сеанса связи с Центром.
высоким.
возможность переговоров. Даже если у них нет никаких конкретных данных,
такой допуск возможен, поскольку он логичен. В Москве знают о той грызне,
которая тут идет вокруг фюрера. Раньше эта грызня была целенаправлена:
стать ближе к фюреру. Теперь возможен обратный процесс. Все они: и Геринг,
и Борман, и Гиммлер, и Риббентроп - заинтересованы в том, чтобы сохранить
рейх. Сепаратный мир для каждого из них - если кто-либо из них сможет его
добиться - будет означать _л_и_ч_н_о_е_ спасение. Каждый из них думает о
себе, но никак не о судьбах Германии и немцев. В данном случае пятьдесят
миллионов немцев - лишь карты в их игре за себя. Пока он держат в своих
руках армию, полицию, СС, они могут повернуть рейх куда угодно, лишь бы
получить гарантии личной неприкосновенности..."
автоматически нажал на педаль тормоза. Из кустов выехали два мотоцикла СС.
Они стали поперек дороги, и один из мотоциклистов направил на машину
Штирлица автомат.
ничего?
на юг. В общем, довольно наивно, хотя в принципе правильно - если иметь
дело с дилетантом, не знающем Германии".
такие уж они бараны, как их рисуют Кукрыниксы и Ефимов. Значит, отмычка,
которую я для себя утверждаю: личная неприкосновенность в мире для
Риббентропа, Геринга или Бормана. После того, как я отработаю высшие сферы
рейха, следует самым внимательным образом присмотреться к Шпееру: человек,
ведающий промышленностью Германии, не просто талантливый инженер;
наверняка он серьезный политик, а этой фигурой, которая напрямую выходит к
лидерам делового круга Запада, я еще толком-то не занимался".
знал, что оно начинается за этими соснами. Он любил приезжать сюда летом,
когда густой смоляной воздух был расчерчен желтыми стволами деревьев и
белыми балками солнечных лучей, пробивавшихся сквозь игольчатые могучие
кроны. Он тогда уходил в чащу, ложился в высокую траву и лежал недвижно
часами. Поначалу ему казалось, что его тянет сюда оттого, что здесь тихо и
безлюдно, и нет рядом шумных пляжей, и высокие желто-голубые сосны, и
белый песок вокруг черного озера. Но потом Штирлиц нашел еще несколько
таких же тихих, безлюдных мест вокруг Берлина - и дубовые перелески
Науэна, и громадные леса возле Заксенхаузена, казавшиеся синими, особенно
весной, в пору таяния снега, когда обнажалась бурая земля. Потом Штирлиц
понял, что его тянуло именно к этому озеру, оттого, что вырос он на Волге,
возле Гороховца, где были точно такие же желто-голубые сосны, и черные
озерца в чащобе, прораставшие к середине лета зеленью. Это желание
приехать к озерцу было в нем каким-то автоматическим, и порой Штирлиц
боялся своего постоянного желания, ибо - чем дальше, тем больше - он
уезжал отсюда расслабленным, размягченным, и его тянуло пить... Когда в
двадцать втором году он ушел по заданию Дзержинского из Владивостока с
остатками белой армии и поначалу работал по разложению эмиграции изнутри -
в Японии, Маньчжурии и Китае, ему не было так трудно, потому что в этих
азиатских странах ничто не напоминало ему дома: природа там изящней,
миниатюрней, она аккуратна и чересчур красива. Когда же он получил задание
из Центра переключиться на борьбу с нацистами, когда ему пришлось,
"потеряв" паспорт, отправиться в Австралию, чтобы там в консульстве в
Сиднее заявить о себе как о фон Штирлице, обворованном в Шанхае, он
впервые испытал приступ ностальгии - в поездке на попутной машине из
Сиднея в Канберру. Он ехал через громадные леса, и ему казалось, что он
перенесся куда-то на Тамбовщину, но когда машина остановилась на семьдесят
восьмой миле, возле бара, и он пошел побродить, пока его спутники ожидали
сандвичей и кофе, он понял, что рощи эти совсем не те, что в России, - они
эвкалиптовые, с пряным, особым, очень приятным, но совсем не родным
запахом. Получив новый паспорт и проработав год в Сиднее у хозяина-немца,
который финансово поддерживал нацистов, Штирлиц переехал по его просьбе в
Махров Алексей
Мороз Александра
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Шилова Юлия