важно: стараясь отыскать вас, они неминуемо придут ко мне. Это - второе.
Вы понимаете, что, как человек и как офицер рейха, я не могу относиться к
вашему положению без сострадания: я понимаю, сколь велики будут муки
матери, если мы вынуждены будем отдать ваше дитя в приют. Ребенок навсегда
лишится матери. Поймите меня верно, я вам не угрожаю, просто, даже если бы
я и не хотел этого, надо мной есть руководство, а приказы всегда
значительно легче отдавать тому, кто не видел ваше дитя у вас на руках. А
я не могу не выполнить приказ: я солдат, и моя родина воюет с вашей
страной. И, наконец, четвертое. Мы в свое время получили копии ваших
киностудий, снятых в Алма-Ате московской киностудией. Вы изображаете
немцев дураками, а нашу организацию - сумасшедшим домом. Смешно, это ведь
мы стояли у ворот Кремля..."
подмигнул Кэт, и она, сразу же поняв его, ответила:
дойдете до Берлина. Так и мы убеждены сейчас, что скоро мы вернемся к
Кремлю. Но - в сторону дискуссию. Я начал говорить вам об этом, потому что
наши дешифровальщики отнюдь не глупые люди, и они уже многое открыли в
вашем шифре, и вашу работу, работу радиста, может выполнить наш человек...
знают в Центре.
легко обучить вашем почерку нашего человека. И он будет работать вместо
вас. Это будет вашей окончательной компрометацией. Вам не будет прощения
на родине - вы это знаете так же точно, как я, а может быть, еще точнее.
руководством, - продолжал он.
одном из наших документов. Вы поселитесь с моими добрыми друзьями на
квартире, где будет удобно девочке...
смерти мужа человек, который назвал вам пароль.
знаете, но я не прошу его у вас, это мелочи и игра в романтику. Так вот,
человек, назвавший вам пароль, скажете вы, привел вас на эту квартиру, и
он передавал вам зашифрованные телеграммы, которые вы гнали в Центр. Это
алиби. В спектаклях и лентах о разведчиках принято давать время на
раздумье. Я вам времени не даю: я спрашиваю сразу - да или нет?"
а в остальном - виртуозная работа.
знали, на что шли, когда давали согласие работать против нас.
ареста. Я буду работать на вас, только если вы гарантируете мне, что в
будущем я никогда не попаду в руки моих бывших руководителей..."
непонятным причинам сорвалась, Штирлицу был совершенно необходим контакт с
Москвой. Он рассчитывал получить помощь: одно-два имени, адреса нескольких
людей, пусть ни прямо, ни косвенно связанных с Борманом, но связанных
каким-то образом с племянницей двоюродного брата, женатого на сестре его
деверя...
недели-двух. А сейчас ждать нельзя - судя по всему, дело решают дни, в
крайнем случае недели.
мог не получить письма. Письмо успели перехватить люди Гиммлера, хотя вряд
ли. Штирлиц сумел отправить письмо с корреспонденцией, предназначенной
лично Борману, и похитить оттуда письмо - дело чересчур рискованное,
поскольку он вложил письмо уже после проверки всей почты сотрудником
секретного отдела секретариата рейхсфюрера. Во-вторых, анализируя
отправленное письмо, Штирлиц отметил для себя несколько существенных своих
ошибок. Ему нередко помогала профессиональная привычка - наново
анализировать поступок, беседу, письмо и, не досадуя на возможные ошибки,
искать - сразу же, не пряча голову под крыло: "авось повезет", - выход из
положения. Лично ему отправленное письмо ничем не грозило: он напечатал
его на машинке в экспедиции во время налета. Просто, думал он, для
человека масштаба Бормана в письме было слишком много верноподданнических
эмоций и мало фактов и конструктивных предложений, вытекающих отсюда.
Громадная ответственность за принимаемые решения, практически
бесконтрольные, обязывает государственного человека типа Бормана лишь
тогда идти на беседу с подчиненным, когда факты, сообщенные им, были ранее
никому не известны и перспективны с государственной точки зрения. Но, с
другой стороны, продолжал рассуждать Штирлиц, Борману были важны даже
мельчайшие крупицы материалов, которые могли бы скомпрометировать
Гиммлера. Штирлиц понимал, отчего началась эта борьба между Гиммлером и
Борманом. Он не мог найти ответа - отчего она продолжается сейчас с такой
все нарастающей яростью. И, наконец, в третьих, Штирлиц отдавал себе отчет
в том, что Борман был просто-напросто занят, и поэтому не смог прийти на
встречу. Впрочем, Штирлиц знал, что Борман только два или три раза
откликался на подобного рода просьбы о встрече. А с просьбами о приеме к
нему ежедневно обращалось по меньшей мере два или три десятка человек из
высшей иерархической группы партийного и военного аппарата.
только вслепую. Я играл не по его правилам. Поправимо ли это? В принципе -
да, но как это сделать конкретно?"
вечера. Закат был сегодня кроваво-красным, с синевой. Значит, ночью будет
мороз. "И побьет мои розы, - подумал Штирлиц, поднимаясь, - верно, я
рановато их высадил. Но кто мог подумать, что морозы продержатся так
долго".
коридору к той лестнице, которая вела в бункер. Возле двери, за которой
находился пункт прямой связи, он задержался. В двери торчал ключ.
ушли в бункер. Он толкнул дверь плечом. Дверь не открылась. Он отпер
дверь. Два больших белых телефона сразу выделялись среди всех остальных:
это была прямая связь с бункером и с кабинетами Бормана, Геббельса и
Кейтеля.
дрожали - бомбили теперь совсем рядом. Мгновенье он думал - стоит запереть
дверь или нет. Потом подошел к аппарату и набрал номер 12-00-54.
партии.
прослушиваются его разговоры (это свидетельствовало о том, что человек,
говоривший с ним, знал высшие секреты рейха). Штирлиц, в свою очередь,
сделал вывод, что Борман понимает то, что он ему не договаривал (один из
его шоферов был секретным сотрудником гестапо), и поэтому он почувствовал
удачу.
время, указанное вами, - завтра.
"майбах". Он прошел мимо машины, убедившись, что за ним нет хвоста. На
заднем сиденье он увидел Бормана. Штирлиц вернулся и, открыв дверцу,
сказал:
мне оказали...
Сертаков Виталий
Конюшевский Владислав
Орлов Алекс
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий
Шилова Юлия