мира, что даже мой Шольц смог понять это. Шольца не будет: дежурит
какой-то фанатичный мальчик - он к тому же пишет стихи...
городу, наблюдая, нет ли за ним хвоста, и слушал Кэт, которая плача
рассказывала ему о том, что случилось с ней сегодня. Слушая ее, он
старался разгадать, было ли ее поразительно легкое освобождение частью в
дьявольской игре Мюллера или произошел тот _с_л_у_ч_а_й_, который известен
каждому разведчику и который бывает раз в жизни.
машине было тепло. Кэт сидела рядом, а дети спали у нее на коленях, и
Штирлиц продолжал рассуждать: "Попадись я теперь, Мюллер все-таки получит
данные о разговоре с женщиной, а не с Борманом, - я провалю все. И у меня
уже не будет возможности сорвать игру Гиммлера в Берне".
километра. Отсюда можно добраться до Бабельсберга через Потсдам.
чашки на кухне, днем у меня сидели люди Мюллера. Кто знает, может быть -
для моей же "безопасности", - они вернутся туда по указанию Мюллера,
особенно после этого звонка".
порядке. Теперь мы с тобой победители. Нет? Закрой окна синими шторами и
спи. Печку я не буду выключать. Я запру тебя - в моей машине тебя никто не
тронет.
надо отоспаться - завтра будет очень много хлопот и волнений...
сиденье.
нее шок, и в этом ее винить нельзя".
Шелленберга.
бы он не уехал к Гиммлеру в Науэн или в Хохенлихен к Гебхардту, только бы
он был дома!"
краешек стула напротив Шелленберга, который был в теплом халате и в
шлепанцах, надетых на босу ногу (Штирлиц отметил для себя - совершенно
непроизвольно, - какая у него нежная матовая кожа на щиколотках), - Мюллер
что-то знает о миссии Вольфа в Швейцарии.
ехать в Берн. Я стану вести пастора, а вы должны после моего сигнала
дезавуировать Вольфа.
выслуживаться перед американцами и красными в конце драки. Нет, поезжайте
к нам и выберите себе надежные документы. Я позвоню.
шоферу:
и свою жену фрау Ингрид фон Кирштайн.
Кэт и сказал:
ничего еще не кончилось. Наоборот, он понял: все еще только начинается. Он
понял это, познакомившись с записью беседы, состоявшейся между Даллесом и
агентом СС Гогенлоэ. Эту запись пастор получил через людей бывшего
канцлера Брюнинга. Враги говорили как друзья, и внимание их было
сосредоточено, в частности, на "русской опасности".
Гогенлоэ, считаю необходимым высказать следующие соображения:
правительство о контактах с СС. Видимо, он информирует свое правительство
о контактах с "противниками" Гитлера. К таким ни Гогенлоэ, ни Вольф не
относятся.
участников антигитлеровской коалиции, - безоговорочная капитуляция
Германии. Однако Даллес, как это явствует из записи беседы, говорил о
компромиссе, даже о сохранении определенных институтов гитлеризма.
отношению друг к другу. Допуская на минуту мысль, что Даллес прощупывал
немцев, ведя подобного рода беседу, я вынужден опровергнуть себя,
поскольку каждому разведчику будет очевидна выгода немцев и проигрыш
Даллеса: то есть немцы узнали больше о позиции Америки, чем Даллес о
позициях и намерениях Гитлера.
немцами. Но в прессе Швейцарии его открыто называют личным представителем
президента. Возможно ли организовывать провокацию человеку, являющемуся
личным представителем Рузвельта?
Даллес близок к предательству интересов США как одного из членов
антигитлеровской коалиции.
информирована о переговорах, происходящих в Швейцарии. Рассчитываю в
ближайшее же время передать через налаженную связь новые подробности
бесед, которые имеют здесь место между Вольфом и Даллесом. Впрочем, я бы
не считал это беседами - в том плане, в какой известен дипломатии. Я бы
называл это сепаратными переговорами. Я нарушил свое правило - выступать с
любого рода рекомендациями - лишь потому, что ситуация сложилась
критическая, и необходимы срочные меры, которые позволят спасти
антигитлеровскую коалицию от провокаций, возможно, в конечном счете
двусторонних.
Штирлиц сел в машину и уехал к озеру - в тишину и одиночество. Ему было
сейчас, как никогда, плохо; он чувствовал себя опустошенным, обворованным.
двадцать второго июня - весь тот день, пока молчал Лондон. И он помнил,
какое громадное облегчение испытал он, услышав речь Черчилля. Несмотря на
самые тяжелые испытания, выпавшие на долю Родины летом сорок первого года,
Штирлиц был убежден, причем отнюдь не фанатично, но логически выверенно, в
том, что победа - как бы ни был труден путь к ней - неминуема. Ни одна
держава не выдерживала войны на два фронта.
логике. А бесконтрольная маниакальность фюрера, жившего в мире созданных
им иллюзий, обрекла германскую нацию на трагедию.
посольстве. Обстановка была торжественной, лица гостей светились весельем,
тускло мерцали тяжелые ордена генералов, искрилось сладковатое румынское
вино, сделанное по рецептам Шампани, произносились торжественные речи, в
которых утверждалась непобедимость германо-румынского военного
содружества, а Штирлиц чувствовал себя здесь словно в дешевом балагане,
где люди, дорвавшиеся до власти, разыгрывают страшную феерию жизни, не
чувствуя, что сами-то они уже нереальны и обречены. Штирлиц считал, что
Германия, зажатая между Советским Союзом и Великобританией, а в недалеком
будущем и Штатами - Штирлиц верил в это, - подписала себе смертный
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Белогорский Евгений
Афанасьев Роман