Чтение 56–й страницы книги ~Семнадцать мгновений весны~

Вольф. Это рискованный шаг.

Даллес. Разве мы все не рискуем?

Неизвестный голос. Во всяком случае, ваш контакт с Кессельрингом на
Западном фронте помог бы составить ясную и конкретную картину: пойдет он
на капитуляцию или нет.

Вольф. Он согласился на это в Италии, почему он изменит свое решение
там?

Даллес. Когда вы сможете посетить его на Западном фронте?

Вольф. Меня вызывали в Берлин, но я отложил поездку, поскольку мы
условились о встрече...

Даллес. Следовательно, вы можете вылететь в Берлин сразу же по
возвращении в Италию?

Вольф. Да. В принципе это возможно... Но...

Даллес. Я понимаю вас. Действительно, вы очень рискуете, вероятно,
значительно больше всех нас. Однако иного выхода в создавшейся ситуации я
не вижу.

Незнакомый голос. Выход есть.

Геверниц. Вы инициатор переговоров, но вы, вероятно, пользуетесь
определенной поддержкой в Берлине. Это позволит вам найти повод для визита
к Кессельрингу.

Даллес. Если прежде всего вас волнует судьба Германии, то в данном
случае она - в определенной мере - находится в наших руках.

Вольф. Конечно, этот довод не может оставить меня равнодушным.

Даллес. Можно считать, что вы отправитесь на Западный фронт к
Кессельрингу?

Вольф. Да.

Даллес. И вам кажется возможным склонить Кессельринга к капитуляции?

Вольф. Я убежден в этом.

Даллес. Следовательно, генерал Виттинхоф последует его примеру?

Вольф. После того, как я вернусь в Италию.

Геверниц. И в случае каких-либо колебаний Виттинхофа вы сможете
повлиять на события здесь?

Вольф. Да. Естественно, в случае надобности вам будет необходимо
встретиться с генералом Виттинхофом: здесь или в Италии.

Даллес. Если вам покажется это целесообразным, мы пойдем на такой
контакт с Виттинхофом. Когда можно ждать вашего возвращения от
Кессельринга?

Вольф. Я стучу по дереву.

Даллес. Я стучу по дереву.

Незнакомый голос. Мы стучим по дереву.

Вольф. Если все будет хорошо, я вернусь через неделю и привезу вам и
Виттинхофу точную дату капитуляции войск рейха на западе. К этому часу
капитулирует наша группа в Италии.

Геверниц. Скажите, сколько заключенных томятся в ваших концлагерях?

Вольф. В концлагерях рейха в Италии находится несколько десятков
тысяч человек.

Даллес. Что с ними должно произойти в ближайшем будущем?

Вольф. Поступил приказ уничтожить их.

Геверниц. Может быть этот приказ быть приведен в исполнение во время
вашего отсутствия?

Вольф. Да.

Даллес. Можно предпринять какие-то шаги, чтобы не допустить
исполнения этого приказа?

Вольф. Полковник Дольман останется вместо меня. Я верю ему как себе.
Даю вам слово джентльмена, что этот приказ исполнен не будет.

Геверниц. Господа, пройдемте на террасу, я вижу, готов стол. Там
будет приятнее продолжать беседу, здесь слишком душно..."

16.3.1945 (23 ЧАСА 28 МИНУТ)

...Той же ночью Кэт с детьми уезжала в Париж. Вокзал был пустынный,
тихий. Лил дождь. Сонно попыхивал паровоз. В мокром асфальте расплывчато
змеились отражения фонарей. Кэт все время плакала, потому что только
сейчас, когда спало страшное напряжение этих дней, в глазах ее, не исчезая
ни на минуту, стоял Эрвин. Он виделся ей все время одним и тем же: в углу
за радиолами, которые он так любил чинить в те дин, когда у него не было
сеансов радиосвязи с Москвой...

Штирлиц сидел в маленьком вокзальном кафе возле большого стеклянного
окна: отсюда ему был виден весь состав.

- Месье? - спросила толстая, улыбчивая официантка.

- Сметаны, пожалуйста, и чашку кофе.

- С молоком?

- Нет, я бы выпил черный кофе.

Официантка принесла ему взбитую сметану и кофе.

- Знаете, - сказал Штирлиц, виновато улыбнувшись, - я не ем взбитую
сметану. Это у меня с детства. Я просил обыкновенную сметану, просто
полстакана сметаны.

Официантка сказала:

- О, простите, мосье...

Она открыла прейскурант и быстро полистала его.

- У нас есть сметана восьми сортов, есть и взбитая, и с вареньем, и с
сыром, а вот простой сметаны у нас нет. Пожалуйста, простите меня. Я пойду
к повару и попрошу его придумать что-нибудь для вас. У нас не едят простую
сметану, ноя постараюсь что-нибудь сделать...

"У них не едят простую сметану, - подумал Штирлиц. - А у нас мечтают
о простой корке хлеба. А здесь нейтралитет: восемь сортов сметаны,
предпочитают взбитую. Как, наверное, хорошо, когда нейтралитет. И для
человека, и для государства... Только когда пройдут годы, вдруг до тебя
дойдет, что, пока ты хранил нейтралитет и ел взбитую сметану, главное-то
прошло мимо. Нет, это страшно: всегда хранить нейтралитет. Какой, к черту,
нейтралитет? Если бы не сломили Гитлера под Сталинградом, он бы
оккупировал эту Швейцарию - и тю-тю нейтралитету вместе со взбитой
сметаной".

- Мосье, вот простая сметана. Она будет стоить несколько дороже,
потому что такой нет в прейскуранте.

Штирлиц вдруг засмеялся.

- Хорошо, - сказал он. - Это неважно. Спасибо вам.

Поезд медленно тронулся. Он смотрел во все окна, но лица Кэт так и не
увидел: наверное, она забилась в купе, как мышка, со своими малышами и
сидит, ждет, когда увидит своих...

Он проводил глазами ушедший состав и поднялся из-за стола. Сметану он
так и не съел, а кофе выпил.

Молотов вызвал посла Великобритании сэра Арчибальда Кэрра в Кремль к
восьми часам вечера. Молотов не стал приглашать посла США Гарримана, зная,
что Кэрр - опытный кадровый разведчик и вести с ним разговор можно будет
без той доли излишней эмоциональности, которую обычно вносил Гарриман и
которая так раздражала наркома.

Трижды сдавив большим и указательным пальцами картонный мундштук
"Казбека", Молотов закурил: он слыл заядлым курильщиком, хотя никогда не
затягивался.

Он был подчеркнуто сух с Кэрром, и острые темные глаза его
поблескивали из-под стекол пенсне хмуро и настороженно.

Беседа была короткой: Кэрр, просмотрев ноту, переданную ему
переводчиком наркома Павловым, сказал, что он незамедлительно доведет ее
текст до сведения правительства ее величества.

"Подтверждая получение Вашего письма... по поводу переговоров в Берне
между германским генералом Вольфом и офицерами из штаба фельдмаршала
Александера, я должен сказать, что Советское Правительство в данном деле
видит не недоразумение, а нечто худшее.

Из Вашего письма от 12 марта, как и приложенной к нему телеграммы от
11 марта фельдмаршала Александера Объединенному Штабу, видно, что
германский генерал Вольф и сопровождающие его лица прибыли в Берн для
ведения с представителями англо-американского командования переговоров о
капитуляции немецких войск в Северной Италии. Когда Советское
Правительство заявило о необходимости участия в этих переговорах
представителей Советского Военного Командования, Советское Правительство
получило в этом отказ.

Таким образом, в Берне в течение двух недель за спиной Советского
Союза, несущего на себе основную тяжесть войны против Германии, ведутся
переговоры между представителями германского военного командования, с
одной стороны, и представителями английского и американского командования
- с другой. Советское Правительство считает это совершенно недопустимым...

В. Молотов".

Реакция Бормана на донесение Штирлица о подробностях переговоров
Вольфа и Даллеса была неожиданной: он испытывал мстительное чувство
радости. Аналитик, он сумел понять, что его радость была похожа на ту,
которая свойственна завистливым стареющим женщинам.

Борман верил психотерапии. Он почти никогда не принимал лекарств. Он
раздевался донага, заставлял себя входить в состояние праны и устремлял
заряд воли в больную часть организма. Он вылечивал фуникулярную ангину за