не падает, это только бородатый еврей обещал: "Провозгласим коммунию
равных, и все блага мира станут нашими"... Не станут. За них дохнуть надо
от зари до зари, чтоб хоть какой интерес получить, а интерес никогда общим
не бывает, он завсегда с в о й.
Грозного, убившего космополитическую новгородскую демократию и
затолкавшего в имперскую мясорубку казанских мусульман, чтобы открыть путь
в сибирскую Татарию, страна пришла к благостной тихости Федора Иоанновича
- ни опричнины тебе вседержавной, ни казней, спустилось на человецев
благоволенье Божье... Однако же в затаенной тихости этой вызревал уже дух
заговора бусурмана Борьки Годуна; убил он несчастного царевича, не убил
ли, - одному Господу известно, но молва людская единит Московию покрепче
указа или площадной казни - раз п о н е с л о, что загубил истинного
продолжателя династии, - ничем не отмыться, хоть ковром перед народом
стелись... Не мы, не подданные, но Бог должен хранить царя, Бог, и никто
другой! Мы - малость козявочья, если что и можем, так Богу следовать, куда
поведет он нас за истинного государя - туда и пойдем. А умер Годун (или т
р а в а н у л и его, поди разберись теперь), и понесло-поехало! Одного за
другим скидывали всех, кто царапался на престол: "дай нам Димитрия, он -
кровинушка Иванова, от своего все снесем, только б был н а ш, в кого деды
и отцы уверовали"... И только когда Димитрий нагрянул с поляками и стал
из-за этого Л ж е, только пройдя сквозь чумную жуть, выбрали Михаила
Романова, и настало успокоение на многострадальной земле... А как
воцарился на троне его сын Алексей Михайлович, державший власть без малого
полвека, захомутал вольных хлебопашцев крепостным правом, сделав их
государевыми людьми (кому крепости служат, как не мощи государства?!), так
смог и Смоленск вернуть, и Украину присоединить к Московии! Мужицкие бунты
вроде разинского - ишь, пьянь, вольницы захотели! - выжигал к а л е н о,
голов рубить не страшился, оттого и остался в памяти с о б и р а т е л е
м. При этом он понимал, что России потребны окна в Европу, но пуще всего
боялся скорости - исподволь приглашал в Москву западных мастеров, лицедеев
и газетных дел мастеров, но держал их при себе тайно, люду не очень-то
показывал, знал, чем может дело кончиться...
началась привычная уже катавасия, драка за трон, а точнее - за в л и я н и
е на него. У нас, как понял Сорокин, влиять важней, чем править... Пока-то
Петр Алексеевич набрал силу, пока-то заворочался на удивление пораженной
Европе, сколько мути в конце века прошло, сколько крови пролилось?! А ушел
Петр - после четверти века правления, - снова буза: те, кого взрастил он,
первые же и предали его, а Марта Скавронская, чухонка, стервь, ставшая
русской императрицею, завела Верховный тайный совет, где кости трещали у
всякого, кто на язык слаб и мнение свое имел, шпионов расплодила, кровушка
пошла по державе, ей и захлебнулась, а на смену ей пришел внук государя,
угодный боярской оппозиции, и под диктовку светлейшего, Меншикова, сукина
сына, отменил все то дедово краеуголье, на чем стала империя.
супостаты правили народом, так и сказать ужас, и шло все, как шло, покуда
во дворец не ворвалась гвардия и не привела на трон дочь Петра, нежную
Лисафет, и стал мир, и Михайло Васильевич Ломоносов явил себя изумленному
человечеству, и сверкали Воронцов и Бестужевы-Рюмины... Но почти ровно век
после смерти Алексея Михайловича, деда, преставилась внучка, дочь Петра. И
пришел на русский трон сын ее сестрицы Аннушки, рожденный от брака с
голштинским принцем Карлом Фридрихом, нареченный в своей прусской
неметчине Карлом Петром Ульрихом, ставший в Москве Петром Третьим, женатый
на немецкой куколке Софье Фредерике Августе. Он сразу повернулся к своей
треклятой неметчине, заключил п о с т е л ь н ы й мир со своей Пруссией,
ввел в армии западные порядки, норовил отворить ворота Московии всем своим
пруссакам, да не успел: Женушка задавила в одночасье, превратившись из
немецкой принцессы в русскую государыню. С тех пор и пошло: тот, кто
громче всех об русском интересе вопит, тот и есть нерусский! Династия
отныне только именовалась р о м а н о в с к о й, на самом деле немецкой
стала: в наследнике Павле от Петра Великого лишь шестнадцатая долька
русской крови осталась, остальная - немецкая... Вот и встает вопрос: мог
ли русский, славянский государь (или государыня) пойти на то, чтобы
разодрать славянскую Речь Посполиту, легко отдав ее краковское сердце
австриякам, а познанские земли - Пруссии?! И ведь снова, - отмечал для
себя Сорокин, - именно середина века переломилась, и снова другая история
началась - те же шестидесятые, как и в прошлом веке...
балует... Кто?! И в конце века -. как в прошлом - началась вакханалия! То
Годун хитрил, то Сонька егозила, а тут Павла задушил собственный
противник; в пятьдесят четвертом преставился Николай, расстреляв
декабристов; в двадцать пятом - века предшествовавшего - убили Петра I, в
двадцать четвертом века нынешнего пришел Сталин, раскидав своих
противников; в пятьдесят четвертом преставился Николай Павлович, а в
нонешнем веке, через девяносто девять лет, Иосиф Виссарионович почил в
бозе... В прошлом веке в начале шестидесятых Александр Освободитель
даровал землю мужику, а его за это неблагодарные бомбой подняли. А век до
того Екатерина пришла... А еще век прежде - Алексей Михайлович помре, и
заваруха приспела в одночасье... Так, может, не случайно были эти п о в т
о р е н и я в нашей истории? Может, следует ждать и ему, Сорокину, нового
знамения?
сбросили окаянного кукурузника, а спустя два года его расконвоировали...
этой Державе не подойдут, не по Сеньке шапки! Надо таиться, ждать свое
время и служить тому, кто себя утвердил не погонами и звездой, а д е л о
м, то есть золотом, - оно и здесь, в лагере, красит жизнь, дает масло,
теплые кальсоны и меховую шапку - о большем в нашей Державе мечтать не
приходится, она - прихотливая, живет не разумом, а шальным случаем, с ней
ухо надо востро держать, а то расплющит ненароком, не заметив даже...
столько на к у м а, сколько на себя, - Сорокин неторопливо плел свою сеть,
рисовал в уме схемы, поражаясь тому, сколь несовершенен разум русского
дельца: только б урвать поболее, нахапать, напиться, а потом голову под
крыло - и ждать, когда легавые забарабанят в дверь леденящей ночью, -
пусть даже на дворе июльская духота...
корешем, рассказывал многое о каждом узнике: кто цех держал, кто с
подчиненных взятки драл, а кто сидел в паутине, не шевелился, а ему со
всех сторон несли.
ж б у, никто б не прихватил... Но, по счастью, наши люди - кремень, никто
не разинется на их икру с "Волгой"...
рухнул на заведующего лагерной баней Осипа Михайловича Шинкина, хозяина
семи цехов - в Москве, Днепропетровске, Сочи, Ашхабаде, Запорожье,
Краснодаре и Кишиневе.
успел, все цацкался, суда ждал на Лобном месте, -душегубки надежней"),
Сорокин не мог себе даже и представить, что именно этот человек сделается
его благодетелем, крестным отцом, наставником в новой жизни.
свою теорию охраны бизнеса, не ведая, что открывали велосипед, заново
изобретая структуру мафии: "босс" должен иметь "заместителя", который
обладает навыками сыска, понимает толк в агентурной работе, знает, как
строить допрос, и не страшится применить такие методы воздействия на
представителя чужого клана или того, кого подозревают в стукачестве,
которые заставят заговорить самого, казалось бы, сильного человека.
своих заместителей по "праву" и "бизнесу", подарил свою фотокарточку с
безобидной надписью ("это - пароль для них"); именно он снабдил его
паспортом умершего Бренкова Эмиля Валерьевича - родственников не осталось,
ч и с т о т а, проверку на воле провели, документ вполне надежен, живи -
не хочу!
"Хренков".
именем тебе будет трудно, - тянешь хвост. С одним паспортом тебе, - если
дело раскрутишь, - не управиться... И еще: тут, в округе, потрись, с
немцами Поволжья дружбу наладь, пригодится, особенно баб ищи, всякое может
случиться в жизни...
когда тот заметил в пятой графе своей новой к с и в ы слово "еврей",
Шинкин хохотнул:
русская была и не полька, да и бог ваш, Карла Марла, - не чуваш, а вы ему
до сей поры поклоны лбом бьете... И запомни: не нация определяет человека,
но - ум. Тебя не жид сажал, вы в ЧК всех жидов постреляли, но твой же
русский собрат... И судил тебя русский... И били тебя смертным боем не
жиды, а - твои, кровные... А не хочешь со мной дело иметь, брезгуешь, -
других найду, вали отсюда, падла...
душу правдой; паспорт молча положил в карман, зная, что при освобождении
шмона не будет, - давно расконвоирован, как и христопродавец этот
долбанный...
Конюшевский Владислав
Пехов Алексей
Лукин Евгений
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Акунин Борис