Советской Украины). Списки были подробнейшие: на многих сотнях страниц -
фамилии, имена, отчества, год рождения, место рождения, рост, цвет глаз и
волос, особые приметы, адреса друзей и знакомых.
может, в истоках русского - и польской аристократки. Не потому не было
имени его в списках, что Мельник хотел скрыть это, а потому лишь, что не
мог себе даже представить Шептицкого неукраинцем.
кордона, спросив Мельника о том, какова, с его точки зрения, прочность
большевистского тыла, и выслушав ответ, угодный любому немцу, занимающему
пост, - мол, тыла у них нет, это конгломерат разностей, который потечет,
развалится, как мартовский лед после первого же дождя, Штирлиц пожелал
собеседнику скорейшего избавления от досадного в такие дни недуга и вышел.
телефона потный и злой.
заключается только в том, чтобы писать отчеты и составлять таблицы. Живое
дело для него не существует.
нечто для размышления.
ним довольно редко: Канарис, говорят, отбил его для использования в
тактических целях.
соседней комнате молоденький фельдфебель кричал в полевой телефон: "Семь
маршевых групп в район Перемышля отправлены уже вчера! Я говорю - вчера!"
- Понятно, - повторил он, поразившись мелькнувшей догадке. - Но смотрите,
как бы Бандера не схватил лавры первым - он значительно более мобилен, чем
Мельник. Успех Бандеры даст лавры абверу, а не вам, Диц.
же поняв смысл, скрытый в словах Штирлица. - По-моему, вы преувеличиваете.
и никак иначе".
глазами и быстро появлявшимися ямочками на щеках, она показалась Штирлицу
слишком уж яркой и беспечной. Это ощущение, видимо, родилось из-за того,
что одета она была слишком броско: короткое платье, когда налетал ветер,
открывало ее крепкие, спортивные ноги; вырез был слишком низкий - женщина
знала, что она хороша, но ей было уже под тридцать, и поэтому она, видимо,
перестала умиляться своей красотой и вела себя так, как это свойственно
знаменитому, но мудрому поэту или актеру, - не реагируя на поклонение, не
реагируя искренне, без того затаенного холодка счастья; которое
сопутствует открытому выражению восторга у людей глупых и молодых, на
которых обрушилась шальная известность.
как она себя чувствовала в оккупированном городе, и по тому еще, как
быстро и оценивающе оглядела Штирлица. Смотреть так, чтобы моментально
сделать для себя утверждающий вывод, свойственно лишь европейцам. Люди
Запада, как убедился Штирлиц, жили иным качественным и временным
измерением, нежели русские. Отсюда, из Европы, ему казалось, что дома,
несмотря на голод, трудности и лишения, люди убежденно верили, что уж
чего-чего, а времени у них в избытке. Штирлиц много раз вспоминал писателя
Никандрова, с которым сидел в камере ревельской тюрьмы двадцать лет назад,
и его слова о том, что русские расстояния, их громадность накладывают
отпечаток на психологию человека. Расстояния России сближали людей, в то
время как ущербность европейских территорий людей разобщала, вырабатывая у
них особое качество надежды на себя одного. Европеец убежден, что помочь
ему может лишь он сам - никто другой этого делать не обязан. Надежда на
себя, осознание ответственности за свое будущее родили особое,
уважительное отношение ко времени, ибо человек реализуется прежде всего во
времени, в том, как он слышит минуту, не то что час. Здесь - Штирлиц
поначалу скрывал свое недоуменное восхищение этим - ни одна секунда не
была лишней, каждое мгновение учитывалось. Люди жили в ощущении раз и
навсегда заданного темпа, этому подчинялись манера поведения, интересы,
мораль. В отличие от русского, который прежде всего хочет понять,
з а ч е м делать, здешние люди начинали утро с дела, с любого дела,
придумывая себе его, если реального не было. Люди здесь, словно пианисты,
подчинены ритму, словно метроному, и необходимые коррективы они вносят уже
в процессе дела; главное - начать, остальное приложится.
сильная, с короткими пальцами, но в то же время податливая -
дисциплинированно податливая. Здешние женщины приучены не забывать, что
они тоже способствуют д о с т и ж е н и ю у с п е х а, ибо семья
начинается с женщины, а в ней ценится главное: податливая, всепонимающая,
а потому много прощающая доброта.
Магда.
душе покой, которого он так ждал все эти дни, - видимо, присутствие
человека о т т у д а, подумалось ему, дало это ощущение покоя, но потом
он решил, что любой человек о т т у д а, из дому, покоя не принесет;
замечательно, что этим человеком оказалась женщина с податливой рукой и с
гривой льняных волос, которые то и дело закрывают лицо, и тогда
просвечивают угольки быстрых глаз и угадываются две быстрые, внезапные
ямочки на щеках.
достаточно.
холодов, как т а м.
Штирлиц.
названием "оренбургский".
сказала женщина.
спросить о профессии?
они прилипали к клейкой бумаге и гудели, как самолеты во время посадки.
чтобы обойти преграды. А муха в сравнении с растением - мыслящее существо:
ишь как изворачивается, лапками себе помогает".
немецкой речи медленно опустил голову.
- И хлеба с джемом.
посетителей.
рынка.
таких адресов.
встречать раньше: ужинать придется в нашем клубе.