было высокое, знойное, бесцветное. Над площадью Старого Рынка взвивались
голуби; быстрые крылья их трещали, как деревянные. Высока над крышами
гомонливо, радостно и свободно метались стремительные, словно тире,
ласточки.
послушать выступление Бандеры - он должен напутствовать своих легионеров.
часам.
сотрудничаем с ним, временно сотрудничаем.
Штирлиц и сразу же поймал себя на том, что подражает Магде. Она
проговаривала фразу быстро и точно, а потом - в этом выявлялось ее
женственное начало - добавляла что-то, смягчающее резкость формулировки.
Это было похоже на то, как мать, отругав дитя, сразу же привлекает его к
себе и начинает молча гладить по голове. Теплой ладонью.
Неверно. Д о б р о куда более заразительно, чем дурное. Если, конечно,
добро при этом не выступает в одеянии святоши. Добро обязано уметь лихо
ездить на мотоцикле, плясать фокстрот и пить вино. Эти внешние атрибуты
привычного зла истинному добру не мешают..."
громадная тишина окрест; не было ни военных машин, ни солдатских колонн,
ни патрулей.
работает их машина... А вдруг они не начнут завтра? Что, если я стал для
них к а н а л о м и они играют с Москвой, давно разгадав меня?"
думать об этом ужасе - возможном ужасе.
тишины.
задницу трех пчел - невероятная дикость! - и он поднялся. Что вы хотите?
Славяне... Конечно, он во многом проигрывает Бандере, вы правы...
Штирлиц. - Я так никогда не считал, Диц.
мере. Нет?
вы сравнили Мельника со станком?
исследует долгосрочную политику на Украине. Нашу долгосрочную политику, -
добавил Диц многозначительно.
"сработает" бандеровский "Нахтигаль".
нюансик...
отмыться равные.
мудро, Диц, очень мудро.
с Дицем с глазу на глаз после того случая с Еленой. Каждый из них понимал,
что встреча эта должна определить очень многое в их отношениях, - если не
все.
разведки Шелленберга. Штирлиц, в свою очередь, был убежден, что его шеф не
смог до сих пор получить ни одного агента в ведомстве Мюллера. То, что
произошло два дня назад в краковской военной гостинице, когда Диц нарушил
закон о чистоте расы, ставило его и Штирлица в положение совершенно
исключительное.
даром чувствования обладают музыканты и литераторы. Этим даром - в
определенной степени - обладал Штирлиц. Он поэтому не торопил событий,
справедливо полагая, что если свершилось нечто исключительное, то
проявлять торопливость, настойчивость, радость, юмор, силу - значит в
конечном счете проиграть выигранное.
убежден, что самое понятие "исключительного" тот проецирует лишь на себя
одного, причем только потому, что уверовал в свою арийскую особость. Тогда
как исключительное - это тот или иной пик с о с т о я н и я человеческого
духа, который влияет на последующие события. Он был прав, Штирлиц.
Действительно, после того с л у ч а я Диц испугался, затаился, но не для
того, чтобы нанести удар, а потому лишь, что наивно ждал, когда все
з а б у д е т с я. Но ничто не забывается - ни слово, ни поступок. Тот,
кто верит, что можно забыть, тот ближе к плоти, чем к духу, ближе к
животному, чем к человеку.
ним наедине. Штирлиц наметил ряд возможных линий поведения гестаповца и
каждую из этих линий проиграл в воображении, чтобы точно подстроиться к
Дицу, когда тот будет п р е д л а г а т ь себя.
особенно. Если противопоставить ему методы, которые тот сам исповедовал,
ничего путного не получится: легче бороться против того, что тебе хорошо
известно. Значительно труднее ж д а т ь н е и з в е с т н о г о. Только
это о ж и д а н и е, считал Штирлиц, позволит ему держать Дица в руках,
только это заставит гестаповца выдавать "смежную" информацию, которая
поможет Штирлицу в служебном росте, - чего же еще он мог добиваться
компрометацией в отеле, как не этого?
высокоталантливых, отмеченных "искрой божьей". Диц не мог себе
представить, зачем он нужен Штирлицу, кроме как для того, чтобы строить
благополучие на костях ближнего. Он будет отдавать Штирлицу часть своей
информации - ему ничего не останется делать. Он заставит Штирлица
поверить, что он его друг. Пусть старается. Этого Штирлиц и желал.
на хорошо грейдированный проселок возле Дебицы, и через пять-семь
километров Штирлиц увидел иную жизнь. В синих сумерках то здесь, то там
урчали танки; армейские патрули светили в глаза острыми лучами карманных
фонариков, проносились - в клубах серой, изрезанной подслеповатыми
щелочками фар пыли - грузовики с солдатами; до границы оставалось совсем
недалеко - через Жешув на Перемышль.
глаз: мимо их "оппеля" проходила колонна артиллерии; пушки были
короткоствольные; ехали на тягачах солдаты с засученными, как у мясников,
рукавами, белозубые, белоглазые - темные, пыльные провалы в надбровьях, -
будто вампиры, и Штирлиц не мог смотреть на них, он не мог заставить себя
спокойно на них смотреть, потому что представлял, до холодного ужаса
представлял, как острая сталь, несущая смерть, обрушится на его сограждан,
которые сохраняют спокойствие, и которые не ударяют первыми (Может быть,
не могут? Тогда еще страшней, господи!), и которые сейчас слушают оперетту
по радио, и возвращаются с танцев из клуба, и любуются младенцем,
разметавшимся в маленькой кроватке, и сидят над книгой, и шепчут первые
слова любви - неумелые, нежные, тихие...
полной выкладке - с автоматами на груди, увешанные длинными
у д о б н ы м и гранатами, с кинжалами в тяжелых металлических чехлах,
сохранявших форму тесака - резкую, острую, кровавую, - на поясах.
Заместитель Бандеры - Ярослав Стецко стоял в центре каре, в окружении
Оберлендера, Херцнера, Шухевича, Лебедя и капеллана Гриньоха. Стецко был
бледен, это заметно было даже в ночи, и его тонкие ноздри подрагивали,
словно он надышался кокаина.
Стецко. - На рассвете вы ступите на землю родной Украины! Вы идете, чтоб
уничтожить проклятых большевиков! Великий вождь немецкой нации и новой
Европы Адольф Гитлер показал на деле, что, прежде чем нести свободу
другим, надо выкорчевать зло у себя дома. Пример великого фюрера должен
быть для вас священным. Пусть не дрогнет ваша рука! Пусть не закрадется в
ваше сердце сомнение! Вперед, к победе! Хайль Гитлер!
Контровский Владимир
Шломо Вульф
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Березин Федор